Медведев Григорий Устинович. Чернобыльская тетрадь

Родился 16 августа 1960 года в с. Николаевка Буринского района Сумской области в семье военнослужащего. Постоянно семья жила в то время в г.Ленинске Кызыл-Ординской области рядом с Байконуром.

В г.Ленинске прошло его детство, там же он пошел в школу. Рос любознательным, послушным мальчиком. Рано научился читать. Знал наизусть много стихов. В школу пошел с большой охотой. В г.Ленинске закончил 5 классов, а с 6 по 10 классы учился в Таллинне, любил математику, физику.

У Лени было много друзей, с ними он поддерживал связь до последних своих дней.

После окончания 10-ти классов решил поступить в Московский инженерно-физический институт. Учился в Обнинском филиале МИФИ г. Обнинск Калужской области – институт атомных электростанций.

В 1983 году успешно окончил институт.
На преддипломную практику был направлен на Чернобыльскую АЭС. На ЧАЭС стал инженером пульта управления, а позже старшим инженером управления реактором. В этой должности и встретил он несчастье случившееся 26 апреля 1986 года, Леня был на смене. Во время аварии вел себя мужественно, находясь в самых опасных местах, выполнял работы по локализации аварии, в частности, участвовал в мероприятиях по подаче воды для охлаждения аварийной реакторной установки. Будучи профессионалом, Леонид Топтунов несомненно осознавал опасность, которую несет его здоровью пребывание в помещениях, подвергшихся высокоплотному радиоактивному загрязнению. Однако, несмотря на заметно ухудшающееся самочувствие и нарастающие симптомы острой лучевой болезни, он продолжал выполнять порученные ему задания и не покинул блок до окончания смены.

С симптомами острой лучевой болезни был отправлен в больницу г. Припять, затем в числе самых тяжелых больных был переправлен в 6 клиническую больницу г.Москвы.

В Москве возле Лени Топтунова дежурил его отец. Он же отдал сыну для пересадки свой костный мозг. (Из материалов документальной повести Б.Щербака «Чернобыль» донором костного мозга была мать Леонида ). Но это не помогло. День и ночь проводил у кровати сына, переворачивал его. Леня был весь загорелый до черноты. Только спина светлая. Видимо, на нее попало меньше радиации.

Работая на ЧАЭС, Леня везде был с Сашей Акимовым, был его тенью. И сгорели они одинаково, и почти в одно время. Акимов умер 11-го мая, а Топтунов - 14-го. Они погибли первыми из операторов...

Похоронен Леонид Топтунов на Митинском кладбище недалеко от Москвы.

Из близких у Леонида остались отец Федор Данилович и мать Вера Сергеевна.

Отрывок из повести Бориса Щербака «Чернобыль»

Письмо первое:

"В 6 и 7 номерах журнала "Юность" напечатана Ваша документальная повесть "Чернобыль". Мы очень внимательно прочли ее, пытаясь найти ответ на вопрос: за что погиб наш единственный сын, работавший на ЧАЭС старшим инженером управления реактором - Топтунов Леонид Федорович.

Во время аварии в ту трагическую ночь 26 апреля он находился на смене в пультовом управлении реактором 4-го энергоблока.

Мы увидели его 30 апреля в 6-й клинической больнице Москвы, когда он был еще не в таком тяжелом состоянии. Мать была донором костного мозга для сына, но и это не помогло.

Мы были рядом с ним последние 14 дней его жизни. Матери он сказал, что ни в чем не виноват, что строго выполнял должностные инструкции.

После смерти сына из слов его товарищей по работе, которых нам довелось встретить, мы кое-что узнали о его работе в ту трагическую ночь. Нам рассказали, что наш сын был не согласен с решением технического руководителя о поднятии мощности. Однако дали команду на поднятие мощности вторично. А повторные команды выполняются беспрекословно. Нам кое-что известно и о том, что он принимал самое активное участие в локализации аварии и в проведении спасательных работ.

Ребята в первоначальный момент не знали о разгерметизации блока и об уровнях радиации. Если бы они были информированы о радиационной обстановке, наверно, было бы намного меньше жертв. Мы задали вопрос парткому ЧАЭС о действиях нашего сына и о возможной его вине, однако партком отделался отпиской, да и то после напоминания.

Приводим дословный ответ:

"Уважаемые Вера Сергеевна и Федор Данилович! Прежде всего, разрешите выразить вам свое глубокое соболезнование в связи с постигшим вас горем. Трагические события на Чернобыльской АЭС оборвали жизнь вашего сына и нашего товарища…"

(Это через год и два месяца после того, как сына не стало).

"…Ваш сын достойно вел себя в сложнейшей радиационной обстановке после аварии на станции, проявил твердость духа и мужество, выполняя свой долг по локализации аварии на Чернобыльской АЭС.

Что касается поставленного вами вопроса, довожу до сведения, что в предаварийный период Леонидом Федоровичем Топтуновым был допущен ряд нарушений инструкций при управлении реактором блока № 4, что не позволило представить его к правительственной награде.

С уважением - секретарь парткома Е. Бородавко
(осенью 1988 г. на партсобрании коллектива ЧАЭС Е. Бородавко был исключен из партии как двурушник).

23.07.87 г.".

Вот такие противоречия между тем, что говорили нам товарищи по работе, оставшиеся в живых, и что ответил нам тов. Бородавко.

Мы почему-то уверены, что тов. Бородавко кривит душой, зная, что покойники защищаться не могут… Наш сын рос и воспитывался в семье военнослужащего. Детство его прошло в местах, связанных с развитием ракетно-космической техники. Мы долгое время работали на космодроме Байконур. Он был честным и добросовестным сыном. Не мог пойти на какие-либо нарушения. А если и было что - значит, обстоятельства заставили. Нам кажется, что товарищи из парткома ЧАЭС не хотели сказать правды, а отделались отпиской.

Если Вам известны хоть какие-то данные о действиях нашего сына в ту трагическую ночь, в чем его ошибки, просим написать нам правду, какая бы горькая она ни была. Вера Сергеевна и Федор Данилович Топтуновы, г. Таллин"

***

В ночь 26 апреля, когда испытывали новую систему безопасности, разработанную проектными институтами, требовалось проверить, хватит ли энергии останавливающихся турбогенераторов для снабжения электроэнергией насосов охлаждения реактора, если АЭС вдруг останется без электричества. Позже писали, что Леонид Топтунов, который в ту ночь был за пультом, в ходе снижения мощности реактора «провалил» ее с 500 до 30 МВт. Он упустил момент, когда надо было перейти с регуляторов большой мощности на регуляторы малой. Это правда. Но по проекту такой переход должна была осуществлять автоматика, а не человек. И таких недоработок в системе было много. Так, аварийная защита реактора, кнопка-«тормоз», которую нажал Топтунов, когда реактор начал самопроизвольно разгоняться, сработала как запал!

***

Спустя 20 лет после аварии, за проявленное личное мужество и отвагу в первые часы после аварии на четвертом энергоблоке Чернобыльской АЭС, Указом Президента Украины 1156/2008 от 12.12.2008г. Топтунов Леонид Федорович был посмертно награжден орденом «За мужество» III степени.

***

26 апреля 2011г. в 14.00 в новом корпусе ИАТЭ в г.Обнинске пройдет митинг, посвященный открытию мемориальной доски Л.Ф.Топтунову, средства на которую были собраны участниками форума и персоналом ЧАЭС. Будут выступать преподаватели, у которых учился Леонид Федорович, сотрудники и бывшие студенты института, участвовавшие в ликвидации аварии.

Молодой двадцатипятилетний
Инженер, мог представить ли ты,
Эта ночь может стать что последней
До мучительных дней пустоты?..

Как всегда, заступил в ночь на смену,
Но почти сразу встал над тобой
Замначальника самозабвенно,
Нарушая режим трудовой.

Нарушая инструкции явно,
Сквернословя, ругаясь, грозя,
Приказал уменьшать мощность плавно,
Чего делать, вообще-то, нельзя…

Испытанье назначено было,
Да, всё верно, на смену твою,
Чтобы станция не прекратила
Снабжать током и ритм свой не сбила,
Оставаясь надежно в строю.

Но параметры были другие!..
Ты пытался напомнить о том,
Но напрасны попытки пустые
Для того, кто стоит на своем.

Даже письменного распоряженья
Не внес в оперативный журнал,
Пресекая любые сомненья
И не веря в трагичный финал.

И вот миг наступил испытанья,
На часах время «час двадцать три»!
Всё нормально, и вдруг возрастанье,
Рывок мощности где-то внутри.

Звон сирены, глухие удары,
И подпрыгивают кирпичи
Из свинца, столь давление пара
Всё крушит, рвется жар из печи.

И развязка курок уже взводит
И стреляет, гремит мощный взрыв,
И столб огненный к небу восходит,
Радиация всюду летит.

На обломках графитовых стержней,
На пылинках, на каплях воды,
Небывалой какой-то, нездешней
Надвигается тенью беды.

Ты стоишь у пульта, сам не зная,
Что случилось и действовать как,
На табло бесполезно взирая,
Сквозь повисший теперь полумрак.

Все дозиметры не в состояньи
Точный уровень установить,
И в бессильном немом ожиданьи
Персонал весь стоит: «Как же быть?»

Впрочем, скоро уже прибывают
За пожарным расчетом расчет,
И брансбойты огонь поливают,
А реактор рентгены всё льет.

Из четвертого энергоблока,
Что разрушен теперь уже весь,
Жесточайше тяжелым уроком
Лезет дрянь – так всем вылезли боком
Наплевательство, властность и спесь.

Ты участвуешь в мероприятьях
По расчистке завалов, ища
Уцелевших людей, но проклятье! –
Себе шепчешь уже: «Жизнь, прощай!..»

Ощущаешь уже все симптомы
Облучения выше всех норм,
Всё же до конца смены безмолвно
На рабочем был месте своем.

А затем – областная больница,
И леченье в Москве, но, увы,
Не судьба тебе восстановиться,
Не судьба в мир вернуться живых.

Умирал ты мучительно долго,
Твой отец хотя кожу давал
Свою для пересадки, но толку
Уже не было, ты истлевал.

И истлел, как и многие люди,
Ликвидаторы и персонал…
Так пускай же никто не забудет
Этот мрачный жестокий финал.

Не забудут тебя, молодого
Инженера, на смене что был,
И оставил последнее слово
Тому, кто испытанья творил.

Испытал и разрушил реактор
И на прочность Советский Союз,
Дуболом и экспериментатор,
Навязавший на шею нам груз.

Он и вышестоящие люди
Этот вызвали гибельный рок…
А твоя память пусть светлой будет!
Ты герой, сделал ты всё, что мог!

Февраль 2014

Примечание: Леонид Топтунов - советский инженер. Работал на четвертом энергоблоке Чернобыльской АЭС. В ночь аварии был на смене, вел себя мужественно, находясь в самых опасных местах, выполнял работы по локализации аварии.
Умер в больнице от острой лучевой болезни в возрасте 25 лет.

Рецензии

Здорово, что вы это понимаете! Исходя из того, что мне доводилось читать к Топтунову у многих отношение ужасное и несправедливое!

Я честно скажу - почти ничего не читал раньше о нем, видел лишь документальный фильм, где воссозданы событий той апрельской ночи 1986 года! Но даже по этому фильму смог получить всё самое необходимое представление о Леониде! Он во многом близок мне, и я сам работаю на опасном производственном объекте, хоть и не на таком, как атомная электростанция! Но я думаю, что и сам бы поступил так же в похожей ситуации, как Леонид - я не хвастаюсь, просто так считаю и верю в это...

Дай Бог каждому мужество Леонида в подобной ситуации, да и вообще в жизни!Замечательный человек был, достойный самой доброй памяти... Кстати, приглашаю вас прочитать два моих стихотворения о его сослуживцах, героях-эксплуатационниках ЧАЭС. Не подумайте, что это пиар, просто эти люди тоже достойны, чтобы об них узнали.

Валерий Ходемчук - единственный сотрудник Чернобыльской АЭС, кого смерть настигла непосредственно в 4-м энергоблоке, где он обрёл могилу под ста тридцатью тоннами бетонных завалов. Что это был за человек и как складывалась его судьба? И кто ещё из его друзей стал жертвами страшной аварии в трагический день 26 апреля?

Горе матери

Валерий был заботливым сыном, регулярно навещающим мать, проживающую в селе Крапивное Киевской области, на его малой родине. Весна - время, когда традиционно сельчане сажают картошку, поэтому после смены утром в субботу вся его семья вместе с детьми планировала отправиться на помощь Анне Исааковне в сельскохозяйственных работах.

Субботу 26.04.1986 года мать Валерия Ходемчука провела в беспокойстве, ибо сын никогда не нарушал обещания. С утра в воскресенье тревога усилилась, а к вечеру в селе появились первые автобусы с эвакуированными. В дом к Анне Исааковне зашли невестка с детьми. Ей предстояло узнать страшную правду о случившейся трагедии.

Перед глазами пробежала вся её жизнь: как вернулся с войны весь израненный муж Илья. Был он без ноги, с обожжённой душой и тяжкими физическими недугами. Вскоре скончался от ран, и осталась она, простая колхозная звеньевая, с четырьмя детьми на руках. Валера был самым младшим, было ему полтора года от роду. Рос он тихим и застенчивым, но рано понял на примере родителей, что такое чувство долга. По отношению к матери, близким, Родине.

Припять - город-мечта

В семидесятые годы вместе со строительством на Украине Чернобыльской АЭС рос и развивался город Припять, основанный 04.02.1970, судьбой которому было уготовано стать атомградом. Места на знатные для отдыха. Благословенный уголок, в котором грибов летом, хоть косой коси, рыбу в реке можно без насадок на обычный крючок ловить, а прямо под ногами растут лесные ягоды. Любимое место для отдыха тысяч людей обживалось новосёлами.

В молодом поселении создавались новые семьи, дети рождались чаще, чем в других городах. К 1986 году в Припяти уже проживало около пятидесяти тысяч жителей, в том числе 15 406 детей. Именно сюда прибыл по комсомольской путёвке после службы в рядах Советской армии и Валерий Ходемчук, биография которого тесно переплелась с ЧАЭС.

Трудовой путь, семья

Начиналась его трудовая стезя с профессии шофёра, но очень скоро комсомолец начал работать непосредственно на АЭС, пройдя путь от машиниста котлов до старшего оператора ГЦН РЦ-2. Ходемчук Валерий Ильич, 1951 года рождения, пользовался уважением коллег, его портрет висел на городской Доске почёта. К тридцати годам уже имел две правительственные награды: орден «Знак почёта» и орден «Трудовой Славы» II степени.

Прикипел душой к здешним местам. Любил охоту, а Полесье - рай для любителей такого досуга. Здесь создал семью, познакомившись с темноволосой девушкой с серо-зелёными глазами. Жена Валерия Ходемчука, Наталья Романовна, тоже работала на ЧАЭС, машинистом насосной станции. Волею судьбы 22 апреля супруги отмечали годовщину свадьбы. В семье воспитывалось двое детей: к 1986 году Олег ходил во второй класс, а Лариса - в шестой. Дочь унаследовала от отца курчавые волосы, цвет глаз, разлёт бровей.

Шла своим чередом жизнь, и семья строила новые планы. Казалось, ничто не предвещало беды.

Авария на ЧАЭС

В декабре 1983 года вступил в строй 4-й энергоблок. Сотрудники были убеждены, что современные технологии, многократные блокировки и компьютерная техника оградят их от любых случайностей. Увы, создатели нового реактора не предусмотрели важную для людей защиту, а цепочка нарушений инструкции его эксплуатации трагическим образом завершилась в ночь проведения стандартных испытаний страшным взрывом энергоблока. Радиационная пыль распространилась через Украину, Беларусь, 14 областей России, накрыв страшным облаком территорию Западной Европы.

Чернобыльская авария произошла в ночь на субботний день 26 апреля. От взрывов (их было два) сдвинулись металлоконструкции верха реактора, разрушились трубы, разгрузочная сторона и подпиточный отсек реактора, обвалилась часть здания. Радиоактивные осколки попали на крышу не только реакторного, но и турбинного здания. Произошло частичное обрушение крыши машинного зала (вторая очередь станции), где нёс свою трудовую вахту старший оператор Ходемчук.

Из воспоминаний очевидцев

На станции в ночь трудились 134 человека. Те, кто находился ближе к машинному залу, вспоминают, что восприняли взрывы, как удары, приняв их за сбой лопаток турбин. Включился аварийный сигнал, высветив проблему на 4 энергоблоке. Все побежали туда. Больше всего интересовал машзал, где находились огнеопасные водород и машинное масло. Увидев обрушение кровли, каждый старался сообщить информацию в щитовую 4-го блока, ошибочно полагая, что необходимо лить воду для охлаждения реактора.

В первые минуты никто не понимал масштабы трагедии, ибо старенькие дозиметры не могли измерить реальную мощность уровня радиации. Чернобыльская авария выявила полную неготовность персонала к такому развитию событий. А навстречу пожарные, прибывшие на возгорание через семь минут, уже несли обожжённого Владимира Шашенка, инженера производственного предприятия «Смоленскатомэнергоналадка», приехавшего в командировку для наблюдения за ходом проведения ночных испытаний реактора. До 1984 года он непосредственно работал на АЭС, в порядке перевода уволившись на пусконаладочное предприятие, чтобы работать по специальности после окончания индустриального техникума в Конотопе.

Он умрёт в шесть утра от ожогов, немыслимой доли радиации и перелома позвоночника. Находясь в шоке от боли, будучи в сознании, он постоянно твердил: «Там Валера…». Речь шла о его товарище и одногодке Валерии Ходемчуке.

Гибель старшего оператора ГЦН РЦ -2

До первого взрыва на станции началась тряска, охватившая циркулярные насосы. Валерий Ходемчук, не раздумывая ни секунды, устремился к опасности для выявления причин внештатной ситуации. Он действовал автоматически, как подсказывал долг, не стремясь переложить ответственность на подчинённых. Его накрыло взрывом, похоронив тело под ста тридцатью тоннами бетонных обломков. Между входом в машзал и главными циркулярными насосами возник провал. Инженер-пусконаладчик был первым свидетелем гибели друга, устремившись ему на помощь ценой своей жизни.

Валерий Ходемчук и Владимир Шашенок являются первыми жертвами страшной аварии. Всего же в первый день было госпитализировано 108 человек (ещё 24 - на второй день аварии). Некоторые из них - это те, кто до последнего пытался спасти старшего оператора. В. Перевозченко, начальник смены, прополз по консоли через образованный провал в помещение операторов, но тщетно. Никто не хотел верить в гибель друга. Старший инженер-механик А. Ювченко трижды пытался пробраться в опасное место, задыхаясь от радиоактивной пыли и дыма. Поиски не прекращались до семи утра. Только приказ передать смену и покинуть опасный объект похоронил надежду найти тело старшего оператора.

Другие жертвы ЧАЭС

До сегодняшнего дня не ведётся учёт погибшим в результате катастрофы. ВОЗ считает официальной цифрой 4 тысячи человек. Известно, что в день аварии и в течение ближайшего месяца не стало 31 человека, включая героев-пожарных, предотвративших более страшную катастрофу. Сотрудники ЧАЭС не досчитались двадцати одного специалиста. 19 скончались от получив несовместимую с жизнью дозу радиации, все они приняли смерть достойно.

Полный список погибших сотрудников АЭС:

1. Ходемчук Валерий Ильич, погребён под завалами в результате взрыва, тело не найдено. Старший оператор.
2. Шашенок Владимир Николаевич, скончался от лучевой болезни, ожогов и перелома позвоночника. Инженер.
3. Лелеченко Александр Григорьевич, погиб от лучевой болезни, развившейся в результате четырёхдневных работ по устранению аварии вместе с работниками электрического цеха. Заместитель начальника смены.
4. Шаповалов Анатолий Иванович, участвовал в локализации аварии на электроприборах станции. Электромонтёр.
5. Баранов Анатолий Иванович, не давший перекинуться пожару на другие блоки. Электромонтёр.
6. Лопатюк Виктор Иванович, встал на пути распространения пожара. Электромонтёр.
7. Коновал Юрий Иванович, предотвращал развитие пожара. Электромонтёр.
8. Бражник Вячеслав Степанович, перекрыл маслопровод, предотвратив распространение пожара. Машинист паровой турбины.
9. Вершинин Юрий Анатольевич, участвовал в тушении пожара в машинном зале. Машинист-обходчик.
10. Дегтяренко Виктор Михайлович, помимо тушения пожара, выносил коллег из-под завалов. Дежурный оператор.
11. Иваненко Екатерина Александровна, не оставила свой пост сотрудника вневедомственной охраны до конца.
12. Лузганова Клавдия Ивановна, также сотрудник вневедомственной охраны.
13. Кургуз Анатолий Харлампиевич, спасал людей из-под завалов. Старший оператор.
14. Кудрявцев Александр Геннадиевич, осуществил обследование реактора после аварии. Старший инженер.
15. Новик Александр Васильевич, участвовал в тушении пожара в машинном зале. Машинист-обходчик.
16. Акимов Александр Фёдорович, занимался определением масштабов бедствия и локализацией последствий. Начальник смены.
17. Перевозченко Валерий Иванович, ценой жизни спасал подчинённых. Начальник смены.
18. Перчук Константин Григорьевич, ценой жизни останавливал утечку воды из деаэраторов. Старший машинист.
19. Проскуряков Виктор Васильевич, принял все меры по предотвращению распространения аварии. Старший инженер.
20. Ситников Анатолий Андреевич, лично обследовал аварийный реактор. Заместитель директора ЧАЭС.
21. Топтунов Леонид Фёдорович, принимал все меры на БЩ-4 по локализации аварии. Старший инженер.

Ста тридцати одному человеку поставлен диагноз лучевая болезнь, 80 из них скончались в последующие годы. Предположительно ещё 60 тысяч человек (ликвидаторы) страдают другими заболеваниями из-за высоких доз радиации.

Похороны первых жертв аварии

Шашенок В. Н. нашёл пристанище на деревенском кладбище в Чистогаловке, остальные герои, включая пожарных и сотрудников ЧАЭС, захоронены на Митинском кладбище в Москве, где были соблюдены все требования предосторожности. Это связано с тем, что большинство из них скончались в Московской клинической больнице № 6. Сегодня обидно сознавать, что отечественная медицина не сделала всё от неё зависящее, чтобы спасти людей. Есть мнение об ошибочности метода доктора Гейла, применяемого для лечения лучевой болезни. Это подтверждают успехи киевских врачей, которым, в свою очередь, удалось спасти всех своих пациентов, кроме Александра Лелеченко, получившего более 1500 рентген (смертельная доза - 700).

Завёрнутые в плёнку тела хоронили в деревянных гробах, зашитых в цинковые, чтобы избежать проникающей радиации. Позднее всё место захоронения было залито бетоном. Через 11 лет была восстановлена справедливость и на месте упокоения героев-чернобыльцев на Митинском кладбище установили символическую плиту с бюстом. Это своеобразная могила, в которой в камне словно оживает Валерий Ходемчук. Чернобыль отнял у него возможность быть захороненным по христианским обычаям.

Людская память

Каждый год в годовщину события на Митинское кладбище съезжаются ликвидаторы аварии на ЧАЭС, родственники и просто неравнодушные люди. Здесь создан Мемориал в память о погибших, построена Часовня. Проводятся траурные мероприятия, приехать на которые помогает Союз «Чернобыль» России. Мемориал - замечательный памятник искусства, символизирующий человека, защитившего мир от ядерной угрозы, словно прикрывая каждого жителя планеты Земля от радиационного облака. А слова от Иоанна венчают подвиг каждого, лежащего под бетонными плитами:

«Нет большей той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих».

С той поры, как Валерий Ходемчук увековечен на этом кладбище его вдова Наталья Романовна каждый год приезжала в Москву, словно на встречу с супругом. Её душа не спокойна до сих пор, ведь тело любимого человека так и не было предано земле. Да и последние мгновения жизни остались окутаны одному ему известной тайной, которую вряд ли удастся разгадать. В Сети гуляют фотографии обезображенной мумии, якобы мутировавшего трупа старшего оператора, найденного на территории АЭС. Но нет ни одного официального подтверждения этому факту.

Авария на ЧАЭС произошла тридцать лет назад. На тридцатилетний юбилей трагических событий в Москву Наталья Ходемчук приехать не смогла, что останется на совести тех, кто сделал всё, чтобы поссорить народы Украины и России. Но у родственников есть ещё одно место, куда они всегда пытаются добраться в день рождения дорогого человека (24 марта). Это третий энергоблок, прекративший функционирование только в декабре 2000 года.

Валерий Ходемчук как символ мужества и долга

Первая памятная доска с портретом героического старшего оператора установлена внутри энергоблока ЧАЭС, доступ куда закрыт для всех. Главная же интрига заключается в том, что у неё всегда находятся свежие живые цветы. Это вселяет надежду, что человеческая память жива, и она сильнее страха перед незримой силой радиации. Это делают не только люди, знавшие лично этого кудрявого, доброго, но справедливого человека, но и те, кто считает, что на таких людях держится мир. Чернобыль - это не только трагедия, это величайший человеческий подвиг и предупреждение всем людям Земли, насколько мы связаны единой невидимой нитью. Ядерная трагедия не знает границ.

В 2008 Украина устранила несправедливость в отношении Валерия Ходемчука и его роли в ликвидации аварии, наградив посмертно орденом «За мужество» III степени.

26 апреля 1986 г. в один час двадцать три минуты сорок секунд начальник смены блока № 4 ЧАЭС Александр Акимов приказал заглушить реактор по окончании работ, проводимых перед остановом энергоблока на запланированный ремонт. Команда отдана в спокойной рабочей обстановке, система централизованного контроля не фиксирует ни одного аварийного или предупредительного сигнала об отклонении параметров реактора или обслуживающих систем. Оператор реактора Леонид Топтунов снял с кнопки АЗ колпачок, предохраняющий от случайного ошибочного нажатия, и нажал кнопку. По этому сигналу 187 стержней СУЗ реактора начали движение вниз, в активную зону. На мнемо табло загорелись лампочки подсветки, и пришли в движение стрелки указателей положения стержней. Александр Акимов , стоя вполоборота к пульту управления реактором, наблюдал это, увидел также, что "зайчики" индикаторов разбаланса АР "метнулись влево" (его выражение), как это и должно быть, что означало снижение мощности реактора, повернулся к панели безопасности, за которой наблюдал по проводимому эксперименту. Но дальше произошло то, чего не могла предсказать и самая безудержная фантазия. После небольшого снижения мощность реактора вдруг стала увеличиваться со все возрастающей скоростью, появились аварийные сигналы. Леонид Федорович Топтунов крикнул об аварийном увеличении мощности. Но сделать что-либо было не в его силах Все, что он мог, сделал - удерживал кнопку АЗ , стержни СУЗ шли в активную зону. Никаких других средств в его распоряжении нет. Да и у всех других тоже. А. Акимов резко крикнул: "Глуши реактор!". Подскочил к пульту и обесточил электромагнитные муфты приводов стержней СУЗ . Действие верное, но бесполезное. Ведь логика СУЗ , то есть все ее элементы логических схем, сработала правильно, стержни шли в зону. Теперь ясно - после нажатия кнопки АЗ верных действий не было, средств спасения не было. Другая логика отказала! С коротким промежутком последовало два мощных взрыва . Стержни АЗ прекратили движение, не пройдя и половины пути. Идти им было больше некуда. В один час двадцать три минуты сорок семь секунд реактор разрушился разгоном мощности на мгновенных нейтронах. Это крах, предельная катастрофа , которая может быть на энергетическом реакторе. Ее не осмысливали, к ней не готовились, никаких технических мероприятий по локализации на блоке и станции не предусмотрено. Нет и организационных мер. Растерянность, недоумение и полное непонимание, что и как это случилось, недолго владели нами. Навалились совершенно неотложные дела, выполнение которых вытеснило из головы все другие мысли. Оглядываясь в прошлое, не знаю как и сказать - давнее (прошло больше пяти лет) или недавнее: все и до сих пор стоит перед глазами - с полным основанием констатирую, что тогда мы сделали все возможное в той экстремальной обстановке. Больше сделать полезного ничего было нельзя. Никакой паники, никакого психоза я не наблюдал. Ни один человек самовольно не покинул блок, уходили только по распоряжению. Все мы вышли из этого испытания с тяжкими повреждениями здоровья, для многих роковыми. Надо особо отметить. Это были профессиональные работники, ясно осознающие опасность работы в той обстановке. Не дрогнули. Отдавая должное профессиональной, мужественной, на грани самопожертвования работе персонала после аварии , об этом нельзя не сказать. Я не ставлю задачи проследить истоки такого поведения, исследовать тонкости психологического состояния людей в крайних, совершенно неприемлемых условиях. Это тема для хорошего писателя. Моя задача проще: показать, почему люди оказались в таких обстоятельствах, что вынуждены были выявить все свои душевные качества. Было ли это неизбежно из-за использования атомной энергетики или причины другие. Говорить, практически, буду только о прошлом, строго придерживаясь фактов. Все приводимые факты могу подтвердить документально или указать, где находятся документы. Слишком все серьезно. Вопрос касается огромного количества людей в нескольких поколениях. Хватит измышлений. Не вижу у себя писательского дара и никогда бы не взялся за перо. Однако прошло уже пять лет, а достоверного описания событий и вызвавших их причин так и нет. Надо выполнить долг перед погибшими (правильнее сказать - убитыми) коллегами Из постановления прокуратуры: "Уголовное преследование прекращено в отношении Акимова А.Ф., Топтунова Л.Ф. и Перевозченко В.И. на основании статьи 6 п.8 Уголовно- процессуального кодекса УССР 28 ноября 1986г." Их бы тоже судили и посадили бы, без сомнения, да вот умерли. Они в свою защиту уже ничего не скажут. Их родственникам мало утраты, так прокуратура напоминает им: ваш сын, отец, муж - преступник, помните! Поистине мертвая хватка. Правда , вцепились не в тех. Нет, я не молчал все эти 5 прошедших лет. Не признавая ни себя, ни персонал виновными во взрыве реактора, писал подробные технические обоснования этого. Куда? Да проще сказать, куда не писал. Все бесполезно. Только Р.П. Сергиенко в своем фильме да украинская газета "Комсомольское знамя" дали возможность немного высказаться. Естественно, в силу ограниченности времени в фильме и места в газете подробного объяснения такой сложной проблемы дать нельзя. Пишу и думаю, удастся ли напечатать? Интересно получается в нашей благословенной стране! Как одни получают доступ в газеты, журналы, так другим уже дорога закрыта. Не знаю, может так и надо? Зачем разные взгляды на одну и ту же проблему? Истина-то одна. Был в Германии - там нашли возможным организовать почти получасовую передачу по телевидению, напечатали очерк в газете. И это без какой-либо инициативы с моей стороны. В октябре 1990г. прочитал доклад группы специалистов МАГАТЭ , выпущенный в 1986 г. после информации советских специалистов в Вене о причинах Чернобыльской катастрофы . Поскольку советские информаторы во главе с академиком В.А. Легасовым к истине не стремились, в клевете на персонал прибегли ко лжи, умолчали об известных фактах, то и доклад специалистов МАГАТЭ содержал явные неточности. Замечания по докладу я направил директору МАГАТЭ г-ну X. Бликсу . А теперь речь вот о чем. Мои замечания каким-то образом попались на глаза редактору журнала Nuclear Energy , и он в письме ко мне предложил написать для журнала статью, которая и напечатана в ноябре 1991 г. Как люди нормальные, они хотят учиться на чужих ошибках. А мы и на своих не хотим, пусть каждый набьет себе шишек. Прочитал я в Огоньке партизанское (в смысле стойкости, неизменности позиции в обвинении персонала) интервью академика А.П. Александрова , написал статью и принес в редакцию. На слово верить не просил - указал, где можно проверить написанное. Согласен был на любое изменение статьи, естественно, с сохранением смысла сказанного. Не напечатали. Им надо, а нам - нет. Понимаю, места в "Огоньке " мало, но ведь после этого нашли же место клеветническим измышлениям на персонал для Кевролева и Асмолова. Утверждаю: клеветническим. И это в 1991 году ! Нельзя, конечно, говорить, что ничего не меняется. Вопреки могучему синклиту докторов и академиков силами энтузиастов-одиночек В.П. Волкова, А.А. Ядрихинского, Б.Г. Дубовского, теперь уже и коллективов, медленно, а при таком сопротивлении по-другому и быть не может, выявляются подлинные причины катастрофы . Нет, неправ я - не выясняются. Они ясны давно, а создателям реактора - ясны немедленно после аварии . Письменно называются причины, чего раньше делать никак не дозволялось. Да и теперь еще доступно только узкому кругу. Требуется преодолевать преграды. Странные в этом деле подобрались доктора и академики: годами в упор не видят очевидного. И все же верю - будет Правда обнародована, и даже верю - не через 50 лет, а раньше! Официальная версия причин катастрофы 26.04.86 г., до сих пор остающаяся неизменной, однозначно возложила вину на оперативный персонал. Прояснение взгляда стало наступать позднее. Почему так произошло - трудно однозначно сказать, изложу, как это мне видится. Думал об этом много, есть вопросы ясные, есть и непонятные. Выводы официальных органов о причинах катастрофы . Здесь все просто. Как мне представляется, в то время никаких других выводов и быть не могло, потому что расследование с самого начала противоестественно было отдано в руки создателей реактора, то есть потенциальных виновников. Ни в одной комиссии не было лица, заинтересованного назвать причинами аварии реактор, его свойства. И наоборот, прямо, косвенно, в крайнем случае корпоративно, всех устраивало возложение вины на персонал. И, главное, все просто и понятно. Привычно идет по накатанной для Советского Союза дорожке. Нет у нас других причин возникновения аварий, кроме разгильдяйства и неграмотности обслуживающих людей Даже если бы комиссии сделали заключение, соответствующее действительности (ведь можем мы это предположить), то его бы зарыли из "политических" соображений и обнародовали то, что и было объявлено. Нет, другого быть и не могло. Пресса. Почему же наши проницательные дотошные корреспонденты так безоглядно и безоговорочно поверили всему? Почему их не насторожил односторонний тенденциозный подбор комиссий? Ну, конечно, комиссии тяжеловесные, авторитетные, сомнений не вызывают. Но ведь были и сомневающиеся и с мнением, прямо противоположным официальному. Их оставили без внимания. Пресса занималась одним: охаиванием персонала. С разных сторон, с разным ожесточением. Кроме двух статей в "Литературной газете" с объяснением, что есть РБМК и околореакторных дел, ничего, кажется, с другим направлением мыслей не было. У корреспондента М. Одинца осуждению подлежит даже то, что А. Дятлов в суде защищался. В нашем советском, безусловно праведном, суде даже и защищаться не посмей. Но, с другой стороны, уж лучше такое явное злопыхательство, чем обвинение с позиций вроде бы сочувствия. Так в беседе с корреспондентом "Аргументов и фактов" поступает шеф Чернобыльской прессы Коваленко. Человек решил, что если был поставлен для связи с прессой, то уже и в реакторах стал разбираться. С уверенностью говорит: "Во всех учебниках и инструкциях указано, что реактор не может взорваться ни при каких условиях". И еще: "Это сегодня так кажется. Они жили по законам и понятиям своего времени. А тогда были уверены: что ни делай с реактором - взрыв невозможен". Не встречал я ни в учебниках, ни в инструкциях, что взрыв реактора невозможен ни при каких условиях. Более того, в 1986 году знал, по крайней мере, о пяти случаях, фактически о взрывах, в нашей стране. Оператор реактора, и уж во всяком случае РБМК , четко знает, что с реактором нельзя делать, что хочешь. взрыв не взрыв , а авария в этом случае - точно будет, и тяжелая. За дурачков нас выставляли, дескать, что с них возьмешь. Правда , доктор О. Казачковский, наоборот, "профессионалами" назвал - прямо бальзам на душу пролил, с дегтем. Да, много их поупражнялось на наш счет. И непредсказуемые, и маловероятные нарушения допускал персонал. На то они и ученые, ум у них изобретательный. А пресса все эти измышления исправно доносила до общества. Фактически к широким техническим кругам и общественности пошло заключение о причинах аварии , принятое на МВТС под председательством президента Академии наук СССР А.П. Александрова . Но как-то мимо внимания прессы прошло, что президент является изобретателем и научным руководителем темы РБМК . Как это вяжется, ну, скажем, с этикой? О законе уж что и говорить. Первыми заподозрили неладное с официальной версией причин аварии эксплуатационники атомных электростанций с реакторами РБМК . Это понятно: стоило только посмотреть и осмыслить технические мероприятия, выполняемые на оставшихся реакторах, как для них стало проясняться техническое состояние реакторов на апрель 1986 г. Они поняли, на чем их держали все годы. Но это узкая и наиболее информированная (поневоле) категория людей. Властям казалось, что преступников обнаружили, объявили, посадили - все в порядке! Общество отреагировало своеобразно и, согласно здравому смыслу, в прямо противоположном направлении. катастрофа привела к тяжелейшим последствиям с изъятием из пользования большой территории на большой срок. Произошла она в результате ошибки персонала. Можно ли на дальнейшее исключить ошибки? Конечно, нет. Ни один нормальный человек не рискнет ответить утвердительно. Каких бы хороших ни подобрали операторов - гарантий безошибочной работы нет и быть не может. Операторов тысячи. А раз так, то неприемлемо вообще использование атомной энергетики. Во что это обернулось, мы знаем. Чем это отрыгнется - еще предстоит узнать. Можно ли предвидеть такой ход событий? Конечно, это самая нормальная реакция людей. Да, предвидение социальных последствий принимаемых решений никогда не было сильной стороной советской и партийной властей. Не развивалась она, эта сторона, ввиду ненужности. Запускалась в ход пропагандистская машина, и черное уже белое, а при необходимости и карательный отряд наготове. Думать незачем. Советский инженерный корпус, несомненно мощный и компетентный, составить свое мнение возможности не имел ввиду полного информационного голода. Хотя, казалось бы, что скрывать, если все доложили в МАГАТЭ ? Позиция, занятая специалистами МАГАТЭ , заслуживает особого разговора. Согласно новой советской политике, группа специалистов подготовила доклад для международной общественности о Чернобыльской катастрофе , состоящий из двух частей: небольшая книжка о причинах аварии и большая - с освещением радиационных и медицинских проблем. Второй части мы касаться не будем Как информировали международную общественность по первой части - подробнее расскажу дальше. Здесь же рассмотрим вопрос, не вдаваясь в детали. Реактор взорвался в обычных рядовых условиях: - не было никаких природных катаклизмов: наводнения, землетрясения, тунгусского или другого метеорита; - не было диверсии; - не было терроризма. При всех недостатках информации все-таки экспертам МАГАТЭ были доложены в основном фактические обстоятельства аварии и графики параметров. И вот в этих условиях эксперты МАГАТЭ фактически согласились с советскими информаторами и также во взрыве обвинили персонал. В связи с этим возникает вопрос: допускают ли эксперты возможность взрыва (ядерного взрыва) реактора, исполненного согласно нормативным документам, вследствие ошибки оператора? Если допускают, то их пропаганда по развитию ядерной энергетики безнравственна. И на Западе операторы ошибаются. После аварии я проанализировал много раз принятые в Советском Союзе нормативные документы на проектирование атомных реакторов и не нашел ситуации, при которой взрывался бы реактор, спроектированный согласно ПБЯ и ОПБ . Природные аномалии и диверсии не рассматривал. Безусловно, претендовать на всеобъемлющую полноту анализа не смею, одному человеку это не под силу. Но не видят таких ситуаций и коллективы составителей документов, иначе были бы предусмотрены противодействующие меры. Учитывая квалификацию экспертов МАГАТЭ , им не составляло труда на основе имеющихся у них материалов обнаружить многочисленные несоответствия проекта реактора нормативным документам и сделать заключение о его негодности к эксплуатации. Не составляло труда им сделать заключение и о том, что приписанные нам нарушения инструкций (на самом деле их не было) ни в коем случае не взрывали реактор, отвечающий нормам проектирования. Видимо, ошарашенные свалившейся им на голову информацией , обычно из Советского Союза другими способами получаемой, эксперты поспешили выпустить доклад, буквально следуя за советскими информаторами. Иначе ничем нельзя объяснить, к примеру, такую выдержку из доклада: "Эта распечатка показывает, что из активной зоны реактора было извлечено слишком много регулирующих стержней и что он не располагал достаточным запасом реактивности для выполнения требований при остановке. В это время оператору следовало остановить реактор". В чем она неверна и почему недопустима для таких компетентных людей: 1. Распечатки не было, она получена после аварии . Это отнесем на совесть информаторов 2. Распечатка положения стержней на момент времени 1 ч 22 мин 30 с. Кнопка АЗ нажата в 1 ч 23 мин 40 с. Это как раз время для анализа распечатки - надо просмотреть 211 стержней. Еще успеешь ли. Советским информаторам понятно, что надо - опорочить персонал. Но почему эксперты не хотят даже маленько подумать? Но это так, другое здесь серьезнее. 3. Неужто не видят эксперты противоречия: "...что он не располагал достаточным запасом реактивности для выполнения требований при остановке. В это время оператору следовало остановить реактор...". Получается - казнить нельзя помиловать - вообще без знаков препинания. Предположим, увидели мы по распечатке малый запас, согласно Регламенту при отклонении параметра сбрасываем защиту - получаем взрыв . Так это и было 26.04.86 г., только кнопку защиты мы нажали по окончании работы. 4. И главное. Как понимать, что реактор "...не располагал достаточным запасом реактивности для выполнения требований при остановке..."? В книгах по реакторам записано, что реактор должен иметь реактивность не больше дозволяемой органами воздействия на реактивность. Это понятно и в полном согласии с физикой реакторов. И нет в книгах даже намеков о каком-то необходимом для безопасной остановки минимуме (?!) запаса реактивности. Что АЗ становится разгонным устройством (универсальная защита) - нет и в документах на РБМК : в проектных, Регламенте, инструкциях. Что это так, стало известно после аварии , когда провели расчеты. Конструкторы стержней СУЗ родили уродов, советские информаторы в МАГАТЭ такого же рода. И разошелся он на весь белый свет, елеем пролившись на головы советских информаторов. Возвратившись к рассмотрению доклада в 1991 г., найдут ли в себе решимости эксперты МАГАТЭ написать доклад, соответствующий действительности и достойный этой организации, покажет ближайшее будущее. Конечно, ученых разных стран Чернобыльская катастрофа продолжает интересовать, и на веру они ничего принимать не склонны. Но в основном исследования касаются отдельных аспектов, а доклад экспертов комплексный, и потому продолжает выполнять негативную роль. Трудно человеку противостоять обрушившейся на него информации . Добро бы информации . Доклад Правительственной комиссии, заключения различных комиссий, газеты, журналы, писатели... И все ветры в одну сторону, все в одну дудку. Как тут не поверить? Ну, спрашивается, зачем заместителю Председателя Совета Министров.Б.Е. Щербине говорить не то? Зачем ему, отцу-батюшке (все под его рукой), виновных позабыть, невиновных обвинять? Значит, так и есть. Зачем другому заместителю Председателя Совета Министров Г. просто так говорить (прямо скажем - врать), что вывели в Чернобыле "все четыре ступени защиты от дурака"? Ему это не надо. Значит, вывели. Немецкий журнал "Шпигель" №29 за 1987г. (Приложение 1) под фотографией подсудимых: директора Брюханова, заместителя главного инженера Дятлова , главного инженера Фомина пишет: "Беспорядок, халатность, небрежность". Правда , непонятно, как это могло повлиять на физические характеристики реактора. Обиделся ли он, что ли? Гнет официального обвинения давил и продолжает давить на сознание людей. Нет, так просто не могла произойти авария . Ведь работали же реакторы. Что это отнюдь не довод, как-то и не думают. Не видят лежащее на поверхности. 1. Почему материалы об аварии засекретили? Недоступны до сих пор. А реактор-то несекретный. 2. Не надо быть специалистом, чтобы сделать вывод: были или не были ошибки персонала, но реактор взорвался в рядовых условиях. И, значит, такой реактор негоден. 3. Почему в Советском Союзе ни одной аварии не произошло из-за плохого оборудования? Ну, понятно, советское оборудование - лучшее в мире, но все же не идеальное. Может, я ошибаюсь? Вот и попытаюсь ответить на эти и другие вопросы.

В таком состоянии в 01:23:04 был включен осциллограф для снятия характеристик выбегающей турбины и испытания, по сути, начались.

В 01:23:10 была нажата кнопка «Максимальная проектная авария» (МПА). Собственно с этого момента циркуляционные насосы работают на «выбеге» турбины. В соответствии с программой испытаний и заложенным проектным режимом, насосы должны проработать 30 секунд. После этого включаются дизель-генераторы. Разумеется, в соответствии программой испытаний дизель-генераторы при испытании не включались. Проверялась возможность работы в течение 30 секунд на «выбегающей» турбине. После этого эксперимент заканчивался. Никаких аварийных сигналов не регистрируется.

В 01:23:40 нажата кнопка самоуничтожения АЗ-5 (сброс аварийной защиты). Никаких иных аварийных сигналов не регистрируется .

Впоследствии, обвинение всеми правдами и неправдами пыталось из оперативного персонала вытянуть признание — как они, не имея никаких оснований (все зарегистрированные показатели на момент нажатия кнопки АЗ-5 в норме... не в норме только ОЗР, но об этом никто не знает, в том числе и ЭВМ, которая этот показатель медленно и со скрипом рассчитывает в данный момент), поняли, что имеет место аварийная ситуация и сбросили аварийную защиту?

Г. Медведев на этот счет даже пофантазировал: «Старший инженер управления реактором Топтунов Леонид первым забил тревогу. «Надо бросать аварийную защиту, Александр Федорович, разгоняемся», - сказал он Акимову. Акимов быстро посмотрел на распечатку вычислительной машины. Процесс развивался медленно, да, медленно... Акимов колебался» .

При этом и Топтунов и Акимов в объяснительных записках написали, что причиной нажатия кнопки АЗ-5 стало окончание эксперимента по выбегу турбины. Дятлов — единственный из троих, доживший до суда, хотя и получивший смертельную дозу и перенесший острую лучевую болезнь, повторил это в суде и в своей книге. Т.е. по окончании эксперимента, когда все необходимые параметры были зафиксированы, реактор тупо глушили, чтобы долго не заморачиваться с его выводом, благо энергоблок был не в сети.

В соответствии с материалами уголовного дела, команду Акимова Топтунову «глуши реактор!» слышали присутствовавшие на щите управления люди перед первым взрывом и после реплики Топтунова о росте мощности реактора. Они же подтверждают, что Акимов что-то сказал Топтунову за несколько секунд до этого. Сказал тихим и спокойным голосом, поэтому никто на это внимания не обратил и что именно сказал Акимов — никто не слышал. Дятлов настаивает на том, что он отдал команду сброса АЗ, выполнение которой зафиксировала система ДРЕГ в 1:23:40.

Я напомню, что в соответствии с проектом, насосы должны были проработать на «выбегающей» турбине 30 секунд. Кнопка МПА была нажата в 1:23:10. Кнопка АЗ-5 - в 1:23:40.

Доклады Комиссии Госпроматомнадзора и INSAG-7 никак не комментируют причину нажатия кнопки АЗ-5.
Смотрите сами, какая версия нажатия кнопки АЗ-5 — Медведева или Дятлова (а также многих других) вам больше по душе.

Наконец, в 1:23:43 , через 3 секунды после нажатия кнопки АЗ-5, система ДРЕГ фиксирует аварийные сигналы защит по периоду разгона и превышению мощности. Начинается неконтролируемый разгон реактора. В 1:23:47 , через 7 секунд после нажатия кнопки АЗ-5 и через 5 секунд после зафиксированного разгона реактора, ДРЕГ фиксирует сигнал «неисправность измерительной части» обоих регуляторов основного диапазона мощности. Сие, предположительно означает, что мощность реактора достигла значений, контроль которых не предусмотрен. В 1:23:49 , ДРЕГ фиксирует последние аварийные сигналы - «повышение давления в реакторном пространстве (разрыв канала)» - по сути — фиксация разрушения реактора, «неисправность исполнительной части» - фиксация того, что управлять больше нечем.

Третий сигнал, зафиксированный в то же время - «нет напряжения = 48 в» (снято питание с приводов стержней), вкупе с записью в оперативном журнале «выведен ключ питания муфт», означает, что Топтунов пытается выполнить вторую команду Акимова глушить реактор. Ту самую, которую все слышали.

Стержни вводятся в активную зону при помощи сервоприводов. Это происходит относительно медленно. При отключении питания приводов, вкупе с нажатой кнопкой АЗ-5, защита именно падает. Со скоростью свободного падения. Отключив питание привода, Топтунов надеялся, что стержни рухнут в активную зону и остановят-таки реакцию. Только к этому моменту падать стержням уже было некуда.

Это как раз тот случай, когда пушистый зверёк подкрался незаметно.

И получается очень уж интересно. Операторы АЭС, что молодой, каким был Топтунов (25 лет), что опытный, как Дятлов (55 лет), четко знали действовавшие в тот момент «Правила ядерной безопасности атомных реакторов» (ПБЯ-04-74). В частности статьи 3.3.5 и 3.3.21. Я не буду их цитировать. Обе они процитированы в INSAG-7. Они написаны достаточно сложным для понимания неспециалистом языком. Поэтому я передам их смысл своими словами.

«При проектировании атомного реактора должна быть разработана система аварийной защиты. Аварийная защита должна быть спроектирована таким образом, чтобы обеспечивать надежное и быстрое прекращение цепной реакции при любых регламентных и аварийных состояниях атомного реактора».

На деле же оказалось нечто обратное…

В журнале «Огонек» № 35 за 1990 год было напечатано интервью академика Анатолия Петровича Александрова. Напомню, что он руководил Институтом Атомной Энергетики. И в соответствии с докладом Комиссии Госпроматомнадзора (п. 1-3.8, я цитировал его ранее), институт этот знал о наличии «концевого эффекта», но «технические меры […] реализованы не были» . Опять же напомню (см. ранее), что в адрес академика Александрова, В.П. Волков и В.Л. Иванов направляли предложения по минимизации парового эффекта реактивности, которые не были реализованы. Так вот. Академик Александров в интервью журналу «Огонек» говорит:

«Поймите, недостатки у реактора есть. Он создавался академиком Доллежалем давно, с учетом знаний того времени. Сейчас недостатки эти уменьшены, компенсированы. Дело не в конструкции. Ведете вы машину, поворачиваете руль не в ту сторону — авария! Мотор виноват? Или конструктор машины? Каждый ответит: «Виноват неквалифицированный водитель»

На самом деле, очень хорошее сравнение с автомобилем. Автомобиль в наше время понятен всем. Я попытаюсь сейчас пояснить, как авария (в соответствии с докладом Комиссии Госпроматомнадзора и INSAG-7) выглядит на примере автомобиля. Я надеюсь, что я не напрасно написал весь ранее изложенные текст и вам понятна последовательность действий операторов и, приблизительно - процессы, происходившие в реакторе на момент нажатия кнопки АЗ-5. Для сравнения с автомобилем, допустим даже, что «нарушения», которые я разобрал выше, все-таки были нарушениями (а не допускались действующим регламентом, как это было на самом деле).

Водитель садится в машину, чтобы испытать, способна ли она проехать километр по инерции… На нейтралке. Конструкцией машины не предусмотрен тахометр (у меня, например на ВАЗ-21053 тахометра не было), и при этом машина обладает очень высокой степенью звукоизоляции.

Он не включает габаритные огни - нарушение п. 19.5 ПДД (ну, пусть, в случае с аварией на ЧАЭС это будут отключенные защиты турбины и барабан-сепараторов, отключение которых по выводам Комиссий никак не могло привести к аварии), не пристегивается - нарушение п.п. 2.1.2 и 5.1 ПДД (отключает СОАР).
Водитель разгоняется до нужной скорости, переходит на нейтралку… Проезжает этот километр по инерции и нажимает на педаль тормоза…..

Ну, вы поняли, да? В первые три секунды после нажатия на тормоз, машина ВНЕЗАПНО набирает обороты, разгоняется до 200 км/ч и на этой скорости влетает в дерево. Потом выясняется, что у машины была хитрая конструкция педали тормоза - при пониженных оборотах (а тахометра нет, ага), при нажатии на педаль тормоза сначала, в первые несколько секунд, в двигатель в огромном количестве впрыскивается топливо, и только потом машина начнет тормозить. Забавная такая конструкция, о которой водителю рассказать забыли. И даже забыли объяснить, что ему надо внимательнее следить за оборотами двигателя.

Собственно, вот что произошло 26 апреля на Чернобыльской АЭС. Персонал станции действительно совершил ряд ошибок. Допустил падение мощности реактора до минимально контролируемого уровня. После этого, принял решение поднять мощность до уровня, достаточного для проведения эксперимента. Не увидел падения ОЗР ниже регламентного уровня (не имея при этом адекватных средств контроля этого показателя). Отключил ряд защит (что, впрочем, ровным счетом никак не повлияло ни на развитие, ни на последствия аварии).

Но ключевой момент заключается в том, что, во-первых, ни одно из этих действий не было запрещено (а некоторые даже предписывались, как, например, отключение защиты по останову турбин при работе на низкой мощности), а во-вторых - на момент окончания испытаний абсолютно все регистрируемые (не расчетные, типа ОЗР, а именно регистрируемые, т.е. те, о которых персонал знал) параметры были в норме.

Собственно, вот такая история. Существует куча версий аварии на АЭС. Я слышал и про землетрясение, и про влетевшую в реактор шаровую молнию, и про диверсию, и даже про испытание американцами каких-то неведомых орудий космического базирования (Помните кино со Стивеном Сигалом «В осаде - 2»? про спутник, захваченный террористами на поезде? По слухам, сценарий этого фильма и вырос из одной из этой альтернативной версии аварии на ЧАЭС). И кучу еще всего. Изложенная мной версия лично мне кажется наиболее правдоподобной. Хотя бы потому, что она изложена в официальных документах Госпроматомнадзора и МАГАТЭ. И, хотя, вывод, который делается в этих документах все тот же - «виноват персонал», как говорится, «имеющий уши да услышит». Выводы этих документов, на мой сугубо личный взгляд, противоречат тому, что в них изложено. Я настоятельно рекомендую почитать их самостоятельно, чтобы не верить мне на слово.

Как бы то ни было, официальной версией и по сей день остается та, которую признал советский суд. Самый гуманный суд в мире. Который признал Анатолия Степановича Дятлова виновным и приговорил к 10 годам колонии общего режима по ст. 220 ч. 2 УК СССР. Несмотря на то, что у Дятлова в этот момент была не до конца излеченная лучевая болезнь (доза, полученная им при аварии, составила 550 бэр… считается, что при дозе 300-500 бэр, смерть наступает в течение 30-60 суток из-за повреждения костного мозга), что в соответствии с УПК СССР освобождало заключенного от отбывания наказания, он был этапирован из зала суда в Лукьяновскую тюрьму Киева и далее в посёлок Крюково Полтавской области. Привет Магнитскому.

Спустя 4 года, после многочисленных просьб и обращений различных людей, в том числе академика Сахарова, Дятлов был досрочно освобожден в связи с заболеванием. Остаток жизни он провел в попытках обелить имена тех, кто в ту ночь управлял 4-м энергоблоком ЧАЭС, поскольку кроме него в живых на тот момент не осталось никого.

Непосредственно во время взрыва погиб оператор ГЦН Валерий Ходемчук. Его тело так и не нашли. Я позволю себе процитировать статью Бориса Ивановича Огородникова, проведшего почти все лето 1986-года над развалом реактора, отбирая пробы поднимавшихся в атмосферу аэрозолей, написанную в 2001-м году:

«В III блоке ЧАЭС на отметке +12 м, где некогда через блок В был проход к главным циркуляционным насосам IV блока, а ныне - разделительная бетонная стена, находится мемориальный комплекс В. Ходемчука. […]
На розово-коричневом мраморе мемориальной доски, укрепленной на стене, - барельеф и стихи:

Не залишили пости,
Мужньо стояли у герц
Памятник им вознести
Треба у кажному серци.

Ниже выбито:

Ходемчук Валерий Ильич
24.03.1951 г. - 26.04.1986 г.
Ст. оператор Чернобыльской АЭС

На двух мраморных ступенях комплекса - красная лента и цветы.
Место для мемориала было выбрано удачно не только потому, что за бетонной стеной действительно расположен склеп 35-летнего оператора ЧАЭС и мимо этого места часто проходят люди, но и потому, что от работающих ГЦНов III блока сюда доносился их легкий монотонный шум».

К утру от полученных во время аварии ожогов умер инженер-наладчик Владимир Шашенок.

Все восторгаются подвигом пожарных. Во всех источниках написано, что именно они приняли на себя первый удар аварии. Подвиг пожарных я оспаривать не собираюсь. Но оперативный персонал станции, те самые, которым на многочисленных интернет-форумах на основе официальной версии аварии желают «гореть в аду» и тому подобное, подвиг совершили не меньший.

В ночь с 25 на 26 апреля 1986 в разрушенный реакторный зал 4-го энергоблока с разными задачами входили все, кто находился в ту ночь на энергоблоке. Входили, работали, выполняли стоявшие перед ними задачи, выходили, возвращались. В общем, все делали свою работу. Я не буду перечислять всех тех действий (как правильных, так и ошибочных - никто в тот момент не представлял причин случившегося, поэтому не все действия были необходимыми).

В принципе в свободном доступе есть много воспоминаний тех, кто остался жив после той ночи, а не только художественные изыски других, на которые опирается общественное мнение (это я про Г. Медведева и его «Чернобыльскую тетрадь»). Мнения о правильности действий персонала в первые часы после аварии в них разные. Иногда - прямо противоположные. Но факт в том, что практически весь персонал энергоблока выполнял свои обязанности. Многие, даже после того, как на их место пришли другие. Несмотря на тошноту, слабость и другие симптомы острой лучевой болезни. Не только пожарные.

Возможно, если Александр Акимов и Леонид Топтунов, те два человека, которые имели наибольшее представление о том, что происходило с реактором в последние минуты и секунды его работы, не остались бы на станции после окончания своей смены и в результате остались бы в живых, то и официальная версия причин аварии была бы иной…

Начальник «аварийной» смены Александр Акимов умер от острой лучевой болезни 11 мая 1986 года. Акимов, кстати, по воспоминаниям людей общавшихся с ним в эти 18 дней, считал виноватым в случившемся себя. В том числе и на этом его мнении, которое он высказывал также и работникам следствия, базировалась официальная версия. То, что он не мог объяснить, что же конкретно он сделал неправильно, списали на его состояние вследствие острой лучевой болезни.

Старший инженер управления реактором, непосредственно управлявшим реактором в момент аварии, Леонид Топтунов умер от острой лучевой болезни в 6-й Московской клинической больнице 14 мая 1986 года.

Их семьям пришло уведомление из прокуратуры СССР: «Уголовное преследование прекращено на основании статьи 6 п. 8 Уголовно-процессуального кодекса УССР 28 ноября 1986 г.» (т.е. в связи со смертью).

Анатолий Дятлов, заместитель главного инженера станции по эксплуатации и считавшийся одним из ведущих инженеров-ядерщиков СССР на момент аварии, человек руководивший испытаниями по выбегу турбин, был выписан из 6-й Московской клинической больницы 4 ноября 1986 года на амбулаторное лечение. Напомню, что Дятлов получил дозу, превышающую дозу, считающуюся смертельной. 4 декабря 1986 года арестован и помещен в следственный изолятор. В июле 1987-го, признан виновным в нарушении правил эксплуатации реактора (про «нарушения» - см. выше, см. INSAG-7, см. Доклад Комиссии Госпроматомнадзора ) и приговорен к 10 годам лишения свободы.

Освобожден досрочно 27 сентября 1990 года в связи с заболеванием, после обращения академика Сахарова в адрес Михаила Горбачёва. Наверное, ему повезло, что его успели освободить еще во время существования СССР. У меня есть определенные сомнения, что он получил бы свободу после получения Украиной независимости (учитывая, как впоследствии эксплуатировалась, да и эксплуатируется по сей день, авария на ЧАЭС в политической жизни Украины).
К этому моменту, уже восемь месяцев работала комиссия Госпроматомнадзора СССР. Ее доклад, опубликованный в начале 1991 года, на который я неоднократно ссылался по ходу этого текста, стал первым официальным документом, поставившим под сомнение официальную версию о безоговорочной вине операционного персонала.

Спустя два года вышел INSAG-7, основанный на указанном докладе, а также на докладе рабочей группы экспертов под председательством академика Велихова (в этом докладе речь в основном идет о физике происходивших в реакторе процессов, мерах по недопущению подобных процессов в дальнейшем, а вопрос о виновности тех или иных лице даже не поднимается).

Я вновь рекомендую почитать эти доклады самостоятельно. Все три доклада в одном файле (на русском языке), любой желающий может скачать с сайта МАГАТЭ по этой ссылке .

Общий вывод этих докладов: персонал не совершал нарушений (советский суд, напомню, признал вину в нарушении правил эксплуатации), не был осведомлен о «конструктивных особенностях» реактора, однако виноват все равно персонал, обладавший «низкой культурой безопасности».

Ну, в общем-то, без комментариев. Я не так давно писал пост , неожиданно получивший широкий фидбэк - как раз про низкую культуру безопасности. Там достаточно подробно я излагаю, что мне представляется низкой культурой безопасности, таки да. Тоже почитайте и сравните с тем, что написано в докладах. Персонал не совершил ни одного нарушения действовавших в тот момент нормативно-регламентирующих документов.

Впоследствии внесли изменения, сделав многие из тех ошибочных действий прямыми запретами. Действия эти действительно были ошибочными, называть их правильными, имея сейчас представление о механизмах и процессах, приведших к аварии - глупо. Но говорить, что персонал нарушил правила, которых на тот момент не существовало. Ну, наверное, все-таки неправильно.

Вот если взять, допустим, также часто упоминавшуюся мной книгу Г. Медведева «Чернобыльская тетрадь». Там написано, что минимально допустимый ОЗР составлял 30 стержней. И тогда получалось, что персонал знал о нарушении регламента (последнее известное персоналу значение ОЗР - 26 стержней) и продолжал нарушать сознательно. Это требование было внесено в регламент эксплуатации РБМК после аварии, по сути - по ее результатам. Но кто ж, из тех, кто читал книгу Медведева, об этом знал и задумывался?

Помимо Дятлова были признаны виновными и приговорены к 10 годам главный инженер станции Николай Фомин и директор Виктор Брюханов. По сути, суд назначил «главных виновников». Помимо Дятлова, Фомина и Брюханова в качестве обвиняемых проходили начальник смены Борис Рогожкин, начальник реакторного цеха Александр Коваленко, инспектор Госатомэнергонадзора СССР Юрий Лаушкин. Разумеется, виновными были признаны все. Но максимальный срок получили трое.

С Дятловым все более или менее понятно.

Бориса Рогожкина судили за то, что ему «посчастливилось» в ту ночь быть начальником смены всей станции, хотя никакого отношения ни к испытаниям по выбегу турбины, ни к отключениям защитных систем (даже если считать это нарушением) на 4-м энергоблоке, он не имел (собственно, в соответсвии с обвинительной частью приговора, за это его и судили, цитирую: «Начальник смены станции (НСС) Рогожкин контроля за проведением испытаний не осуществлял» ). Приговор — 5 лет.

Александра Коваленко - за то, что он был на станции «главным по реакторам», а взорвался реактор (официально — за то, что он подписал программу испытаний). 3 года.

Юрия Лаушкина - за то, что, цитирую: «не осуществлял должный контроль за выполнением установленных норм и правил безопасной эксплуатации потенциально взрывоопасных ядерных энергетических установок. Проверки проводил поверхностно, на рабочих местах бывал редко, многие допускаемые персоналом нарушения не вскрывал; терпимо относился к низкой технологической дисциплине, пренебрежительному отношению со стороны персонала и руководства станции к соблюдению норм и правил ядерной безопасности» (переводя на русский язык: « коль уж мы сажаем персонал станции за нарушения, то паровозом надо прицепить и человека, который должен был эти нарушения вылавливать и за них наказывать»). 2 года.

Исходя из того, что я прочитал (в том числе, воспоминания Дятлова, см. главу «После взрыва»), пожалуй, только Фомина можно в чем-то обвинить.

Он проигнорировал доклад Дятлова о том, что реактор полностью разрушен. Непосредственно после аварии Дятлов дал указание подавать в реактор воду, но поняв, что реактор разрушен, это указание отменил. По причине бесполезности и опасности. В реактор вода все равно не попадала, но при этом растекалась по территории станции, разнося с собой грязь (радиоактивную). Фомин, после того, как Дятлова увезли на скорой, распорядился возобновить подачу воды.

Фомин же, направил человека осмотреть блок, в том числе и залезть на крышу. Эта операция стоила жизни Анатолию Ситникову. И, несмотря на это, Фомин вроде как передал в Москву, что реактор цел. Если это так, то его действия действительно вызывают вопросы.

Собственно, информации о том, что Фомин докладывал о разрушении реактора нигде нет. Все источники в один голос говорят, что доклады были о том, что реактор цел. Но как-то это больно подозрительно выглядит. Руководителю, как минимум, два человека сообщают, что реактор разрушен (предположительно, о том же сообщил Фомину и Александр Акимов), но он все равно сообщает наверх, что реактор цел? Не знаю. Как-то слишком неправдоподобно. Хотя, повторюсь, никаких подтверждений того, что Фомин доложил о разрушении реактора нет.

Наконец Брюханову в вину вменялось (ну, помимо того, что все эти «нарушения» персоналом требований произошли под его чутким руководством), что именно он воспрепятствовал вступлению в силу плана гражданской обороны и эвакуации населения, скрыв информацию о реальной дозиметрической обстановке.

Сам Брюханов в своих немногочисленных интервью после выхода на свободу рассказывал, что запрет на эвакуацию населения поступил из Москвы. Точнее не запрет, а указание: «Создана правительственная комиссия. До ее прибытия на место никаких мер не предпринимать». Я не знаю, кому верить. Могло быть так, могло быть так. Но, учитывая отечественную страсть к назначению козлов отпущения и, главное - обвинение в адрес властей о несвоевременном начале эвакуации, я скорее склонюсь к версии Брюханова, чем к версии обвинения. Кстати, в этом году незадолго до годовщины аварии в Московском Каннибальце (я привык так называть Московский Комсомолец с середины 90-х, когда они с упоением печатели репортажи о расчлененках и прочих кошерных вещах в рубрике "срочно в номер"), появилась интересная о судьбе Брюханова. Тоже рекомендую почитать, кому интересно.

Брюханова освободили досрочно через год после Дятлова — в сентябре 1991. Когда уже был опубликован доклад Комиссии Госпроматомнадзора, в котором, хотя вина с персонала не была снята, было чётко указано, что нарушений, за которые суд признал их виновными, не было. Фомин был освобожден еще раньше — в 1988. В связи с потерей рассудка.
Я не знаю, у кого как. Но мне официальная версия представляется классическим назначением козлов отпущения и не более того. А вам, если вы прочитали все это до конца, как кажется?

И да, приговор был окончательным, обжалованию не подлежал. Вынесла его коллегия Верховного суда СССР. Страны, которая больше не существует. В связи с этим, несмотря ни на что, решение суда остается окончательным, утвердившим официальную версию о вине персонала. И несмотря на все эти доклады и отчеты, на которые я ссылался, вопрос о реабилитации признанных виновными людей, насколько мне известно, даже не поднимался. Ни в России, ни в Украине.

И еще о суде. Точнее не о суде, а о том, что, якобы специалисты, работавшие на атомных электростанциях знали все эти «особенности» (на чем, в частности, настаивает Г. Медведев). Вот цитата из обвинительного заключения:
«Так, свидетели Крят и Карпан показали, что за время их работы на реакторах РБМК-1000 Чернобыльской АЭС они, как специалисты по ядерной безопасности, ни разу не наблюдали каких-либо отклонений в работе реакторов и защиты АЗ-5.»

А вот, что пишет Николай Карпан (в момент аварии - заместитель главного инженера по ядерной безопасности), чьи показания на суде в 1987 г. были признаны опровергающими мнение Дятлова об ошибках в проекте реактора.ж Пишет в 2001-м году (не подумайте что я, приводя эти цитаты, пытаюсь обвинить Николая Карпана в непоследовательности — как раз наоборот — на момент суда он был уверен в безопасности РБМК, как и персонал, управлявший реактором в ночь на 26 апреля):

«26.04.86 г. персоналом блока № 4 ЧАЭС было допущено кратковременное нерегламентное снижение всего лишь одного параметра - оперативного запаса реактивности (ОЗР). Причем до аварии Институт ядерной энергии не считал этот параметр ядерноопасным, поэтому Главный конструктор не предусмотрел для него в проекте реактора непрерывного штатного контроля, как того требовали Правила ядерной безопасности. Но при нажатии персоналом кнопки аварийной защиты АЗ-5, с целью тривиального останова реактора в состоянии с малым ОЗР, вдруг случилась глобальная авария. [...] Поэтому создателей реактора, с учетом морального ущерба их репутации, не осудили, а наградили. Наградили за участие в ликвидации последствий ими же запроектированной аварии, которая обязательно должна была случиться.

Другое дело - судьба персонала АЭС. После чего прогремел взрыв? - После нажатия кнопки АЗ-5.

Кто ее нажал? - Эксплуатационный персонал, по собственной воле.

Так суд и постановил »
( обеих цитат см. в самом конце, хотя опять-же рекомендую почитать книгу Карпана "Месть мирного атома" полностью).

Собственно, наверное, на этом я закончу первую часть повествования. Добавить к истории о виновности персонала к словам Карпана мне нечего. Появится ли вторая и третья части (про радиоактивное загрязнение территорий и т.д.) зависит от фидбэка на этот материал.

PS. Про фидбэк я серьезно. Написание этого поста в двух частях заняло у меня две недели. Если начинать писать про загрязнение территорий, ликвидацию и т.д., мне надо понимать, что это будет интересно кому-то более пяти человек... У меня работа, семья... На написание серьезных вдумчивых и больших по объему постов - не так много времени... Поэтому, чтобы решить - надо оно мне иле нет - приниматься за написание таких постов, мне хотелось бы более-менее четко понимать, надо ли это кому-нибудь, кроме меня. Поэтому я и прошу фидбэка... Коммента "прочитал", в принципе, будет достаточно...