Основные этапы становления и развития российского уголовно-процессуального законодательства, их своеобразие. Исторические аспекты развития института уголовного судопроизводства в отношении несовершеннолетних в россии

Современный уголовный процесс сам по себе не может быть правильно осмыслен вне связи с прежними этапами его развития. Без глубоко исследования исторических аспектов невозможно понять и объяснить современное состояние уголовно-процессуальной политики и уголовно-процессуального законодательства. Объективное и тщательное изучение истории позволит дать оценку современного уголовного процесса, правильно определить направления его реформирования.

В ранний период русской истории уголовный процесс был частно-исковым: потерпевшие или их родственники должны были сами осуществлять уголовное преследование, отыскивать преступника путем «гонения следа», «свода», «заклича на торгу», собирать доказательства обвинения и поддерживать его перед судом. Обвиняемый, в свою очередь, представлял суду доказательства своей невиновности. Судебное производство было направлено на разрешение спора, возникшего между частным обвинителем и обвиняемым, причем оба они именовались истцами и пользовались равными правами. Доказательства носили характер формальных подтверждений обоснованности предъявленных суду требований.

С постепенным формированием московского государства такой состязательный порядок начинает соединяться с розыскным. Это было вызвано, прежде всего, соображениями государственного характера: пришло осознание того, что преступления причиняют ущерб не только жизни, здоровью или имуществу конкретных людей, но и государству в целом. Соответственно и задачи преследования преступников были возложены на представителей государства. По этому поводу А.В. Смирновым правильно замечено: «Розыскной элемент не следует воспринимать упрощенно, как некий вредный "вирус", некогда поразивший по-детски наивно-жестокий, но в общем-то "демократичный" обвинительный процесс в угоду "реакционным феодалам" и полезный теперь лишь диктаторам и бюрократам. Все обстоит намного сложнее. Розыск во всяком уголовном процессе так или иначе выполняет свою необходимую "черную" работу, без которой – при соблюдении известного условия разумности и действительности – было бы невозможно ни поступательное историческое развитие правосудия в целом, ни его повседневное эффективное функционирование. Требовать полного искоренения розыскного начала из судопроизводства – значит не видеть действительных исторических оснований публичности» 2 .

В эпоху Ивана Грозного оба порядка уголовного процесса, и состязательный и розыскной, существовали совместно. В чисто уголовных делах состязательный порядок - суд - предполагал производство по менее тяжким деяниям (убийство в драке, "татьба" без поличного); разбирательство шло по правилам гражданского производства, допускалось примирение. Если истец (обвинитель) являлся, а ответчика (обвиняемого) на суде не было, то истец получал бессудную грамоту, удовлетворявшую его требования. Неявка истца влекла освобождение ответчика от суда. В случае явки обеих сторон дело разбиралось в состязательном порядке, т.е. каждая сторона излагала свои требования и подтверждала их доказательствами. Вслед за этим объявлялся приговор. Розыскной порядок - сыск - направлялся на расследование тяжких преступных деяний: убийство, разбой, "татьба" с поличным, поджог и т.д., обычно караемых смертной казнью. Сыск не был связан законными сроками и всегда соединялся с пыткой. Здесь обвиняемый становился не субъектом процесса, а, скорее, объектом исследования.

Со временем розыскной порядок находил все большее применение, вытесняя из области уголовного правосудия остатки состязательного процесса. Особенно ярко эта тенденция проявилась в эпоху царствования Петра I. Кроме того, в это время коллегиальная система организации суда заменяет приказную, вводится ревизионный порядок производства. Уголовному процессу того периода была присуща ориентация на теорию формальных доказательств, согласно которой ценность каждого вида доказательств должна быть заранее определена волей монарха. Самым совершенным доказательством считалось признание обвиняемым своей вины, которое могло быть получено под пыткой. Закон отдавал предпочтение показаниям мужчины перед показаниями женщины, показаниям духовного лица – перед показаниями лица светского, показаниям знатного лица – перед показаниями незнатного 3 .

Период российской истории, начиная с эпохи правления Екатерины I и вплоть до 1861 года, в области уголовного процесса характеризуется поиском оптимальной организации судопроизводства. Упразднялись старые и возникали новые судебные установления. Общей чертой этого времени является соединение судебной и административной власти.

В первой половине XIX века по действовавшему тогда Своду Законов система формальных доказательств находит дальнейшее закрепление и развитие. Подсчет доказательств производил суд. К наказанию подсудимый мог быть приговорен только на основании «точных (совершенных) доказательств или явных улик». Доказательства несовершенные, совокупно взятые, могли образовать совершенное доказательство. Если очевидны были только «некоторые улики», то судя по их важности, подсудимый оставлялся в подозрении или отдавался «под надежное поручительство».

Судебная реформа 1860-х годов, осуществленная в период царствования Александра II, позволила внести коренные изменения в самые основы уголовного процесса. Реформа началась с отделения органов предварительного следствия от полиции (1860 год) и передачи следователей в судебное ведомство, отчего они получили наименование судебные. Это обеспечило большую объективность досудебного производства по делу. В 1864 году были приняты Судебные уставы, призванные «водворить в России суд скорый, правый, милостивый и равный для всех подданных». Судебные уставы включали в себя четыре отдельных кодекса, в том числе Учреждение судебных установлений, существенно унифицировавшее прежнюю запутанную и громоздкую судебную систему, и Устав уголовного судопроизводства, определивший новый порядок производства по уголовным делам, который теперь строился по смешанному типу: предварительное производство было по-прежнему негласным и письменным, тогда как окончательное производство основывалось на принципах гласности, устности, состязательности и равноправия сторон. Безусловным достоинством реформы явилась отмена формальной теории доказательств; отныне доказательства подлежали оценке судом по внутреннему убеждению, сложившемуся после беспристрастного исследования всех обстоятельств дела. Кроме того, в результате Судебной реформы были учреждены суд присяжных, адвокатура, серьезно реорганизована прокуратура 4 .

Революция октября 1917 года привела к уничтожению прежнего государственно-правового механизма. Кардинальным переменам подверглось и уголовное судопроизводство. Декрет СНК РСФСР «О суде» от 24 ноября 1917 года, подписанный В.И. Лениным и получивший в правовой историографии наименование Декрет о суде № 1, упразднил все существовавшие судебные учреждения, а также институты судебных следователей, прокурорского надзора и адвокатуры. Основным звеном судебной системы признавались местные суды, образованные на началах выборности и действующие в составе постоянного судьи и двух очередных народных заседателей. Апелляционный порядок пересмотра приговоров заменялся кассационным. Производство предварительного следствия возлагалось на местных судей единолично, однако постановления судей о личном задержании и о предании суду требовали подтверждения всего состава суда. В качестве обвинителей и защитников, допускаемых не только в судебном разбирательстве, но и в стадии предварительного следствия, могли участвовать «все неопороченные граждане обоего пола, пользующиеся гражданскими правами». Руководствоваться законами свергнутых правительств разрешалось «лишь постольку, поскольку таковые не отменены революцией и не противоречат революционной совести и революционному правосознанию».

Декрет ВЦИК РСФСР от 7 марта 1918 года «О суде» (Декрет о суде № 2), принятый в развитие и дополнение Декрета о суде № 1, закрепил демократические принципы уголовного судопроизводства: гласность, устность, осуществление судопроизводства на местном языке, обеспечение обвиняемому права на защиту и другие. Производство предварительного расследования возлагалось на следственные комиссии из трех выборных лиц. Укреплялись коллегиальные начала судопроизводства, в частности рассмотрение наиболее значимых дел, относящихся к компетенции окружных судов, предусматривалось в составе 12 народных заседателей под председательством одного из постоянных членов суда. Принципиальное значение имело предоставление вышестоящим судам права отменять решения не только по формальным признакам, но и в случаях признания обжалованного решения явно несправедливым. Декрет СНК от 20 июля 1918 года (Декрет о суде № З) еще более расширил компетенцию местных народных судов как основного звена судебной системы, отнеся к подсудности окружных судов лишь дела о посягательстве на человеческую жизнь, изнасиловании, бандитизме и разбое, подделке денежных знаков, взяточничестве и спекуляции.

Дальнейшую регламентацию уголовное судопроизводство получило в ряде актов, посвященных деятельности суда. Так, Положением о народном суде РСФСР, утвержденным 30 ноября 1918 года, к компетенции народного суда были отнесены все уголовные дела о преступлениях и проступках в пределах района. Народному судье предоставлялось право признавать необходимым участие в разрешении дел шести народных заседателей, определялась компетенция суда по признанию необходимым предварительного расследования. Положение о народном суде РСФСР, утвержденное 21 октября 1920 года, систематизировало основные демократические принципы судопроизводства. Одновременно были внесены изменения в порядок предварительного расследования, возлагаемого на следователей.

Условия гражданской войны и иностранной интервенции требовали от власти принятия экстраординарных мер, в том числе – в уголовном процессе. Намеченные в перспективе прямые выборы судей и народных заседателей были временно заменены выборами, производимыми местными Советами рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Для борьбы с контрреволюционными силами (в том числе в сфере экономики) была создана система революционных трибуналов (статья 8 Декрета о суде № 1), в деятельности которых сохранялся коллегиальный принцип расследования и судебного разбирательства, предусматривалась гласность судебных заседаний, но в то же время допускался ряд упрощений. В частности, трибунал мог не вызывать в судебное заседание свидетелей и экспертов, мог прекратить их допрос или не проводить прения сторон, если считал обстоятельства дела достаточно выясненными.

Этими же причинами объяснялись создание и деятельность Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности, органы которой осуществляли, по выражению В.И. Ленина, «непосредственно диктатуру пролетариата». При наличии вооруженных выступлений (контрреволюционных, бандитских и т. д.) органам ВЧК предоставлялось право непосредственной расправы для пресечения преступлений, совершаемых в местностях, объявленных на военном положении 5 .

Завершение гражданской войны, отражение иностранной интервенции, переход к работе по восстановлению народного хозяйства требовали отказа от временных, чрезвычайных мер в уголовном судопроизводстве. Однако добиться этого удалось лишь отчасти.

Декретом ВЦИК от 6 февраля 1922 года была упразднена ВЧК. Возникла необходимость в кодификации законодательства по основным направлениям, результатом чего явилось создание уголовного, гражданского и земельного кодексов. 25 мая 1922 года был принят первый советский Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР, введенный в действие с 1 августа 1922 года и содержавший развернутую систему процессуальных норм, подробно регламентирующих порядок уголовного судопроизводства. В связи с принятием 31 октября 1922 года Положения о судоустройстве РСФСР, учредившего единую судебную систему (народный суд, губернский суд, Верховный Суд РСФСР) и упразднившего революционные трибуналы, возникла необходимость в новой редакции УПК, которая была принята 15 февраля 1923 года, с установлением единого порядка процессуальной деятельности. Основные положения УПК РСФСР были положены в основу УПК других союзных республик. УПК РСФСР 1923 года действовал до 1961 года. 26-28 мая 1922 года было принято Положение о прокурорском надзоре в РСФСР, знаменовавшее собой создание советской прокуратуры как органа высшего надзора за соблюдением законности.

Вслед за образованием Союза ССР и принятием первой Конституции СССР были созданы Основы судоустройства Союза ССР и союзных республик (29 октября 1924 года) и Основы уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик (31 октября 1924 года). Следующая Конституция СССР – 1936 года – возвела в ранг конституционных основные принципы уже сложившегося уголовного процесса. На ее основе был принят новый Закон о судоустройстве Союза ССР, союзных и автономных республик от 16 августа 1938 года.

Временные изъятия из сложившейся системы уголовно-процессуальной деятельности были вызваны Великой Отечественной войной 1941-1945 годов, когда значительная часть территории СССР была объявлена на военном положении, в связи с чем ряд уголовных дел был отнесен к компетенции военных трибуналов с установлением особого порядка расследования и судебного разбирательства (рассмотрение дел членами трибуналов без участия народных заседателей, сокращенные сроки и т. д.). К подсудности военных трибуналов помимо дел о преступлениях военнослужащих были отнесены все дела о преступлениях против обороны, общественного порядка и государственной безопасности. Приговоры военного трибунала не подлежали кассационному обжалованию и могли быть отменены только в порядке надзора. Все указанные изъятия из общих правил судопроизводства были устранены после окончания Великой Отечественной войны.

Путь, по которому шло развитие уголовно-процессуального законодательства, не всегда был ровным. В конце 20-х годов проявилась тенденция к необоснованному упрощению ряда процессуальных институтов и норм (передача вопроса о предании суду в компетенцию прокуроров, принятие в некоторых республиках сокращенных УПК под предлогом исключения «технических правил» и т. д.). В середине 30-х годов под влиянием господствовавшей тогда теории об усилении классовой борьбы по мере развития социалистического общества были допущены отступления от демократических правил, чем причинен серьезный ущерб делу соблюдения законности. В сфере уголовно-процессуального законодательства это проявилось в допущении внесудебной репрессии по делам о так называемых «политических преступлениях», в ограничении ряда судебных процессуальных гарантий по этим делам. Под эти ограничения А.Я. Вышинским, в то время – Генеральным прокурором СССР, была подведена «теоретическая база», согласно которой по делам о государственных преступлениях главным и решающим доказательством является признание самого обвиняемого.

Так, 1 декабря 1934 года было принято постановление ЦИК СССР «О внесении изменений в действующие уголовно-процессуальные кодексы союзных республик», которым предусматривалось, что по делам о террористических организациях и террористических актах против работников советской власти расследование должно заканчиваться в срок не более 10 дней, а обвинительное заключение – вручаться обвиняемым за одни сутки до рассмотрения дела в суде. Слушание таких дел в суде должно было проводиться без участия сторон. Не допускалось кассационное обжалование приговоров или заявление ходатайств о помиловании, и приговор о высшей мере наказания, называвшейся в то время высшей мерой социальной защиты, должен был приводиться в исполнение немедленно.

Схожий характер носило и постановление ЦИК СССР от 14 сентября 1937 года, которым были серьезно ущемлены права обвиняемых при рассмотрении судом дел о контрреволюционном вредительстве и диверсиях. По этим делам обвинительное заключение также вручалось обвиняемым за одни сутки до рассмотрения дела судом, не допускалось кассационного обжалования приговоров, а приговоры о высшей мере наказания приводились в исполнение немедленно по отклонению ходатайств осужденных о помиловании.

В 50-х годах правительство провело ряд важных мероприятий по укреплению законности в стране, в частности, по укреплению и развитию демократических основ судопроизводства. Был устранен порядок внесудебного рассмотрения уголовных дел, ликвидировано особое совещание, проделана большая работа по пересмотру дел, рассмотренных с нарушением законности. Эта работа сопровождалась совершенствованием и развитием уголовно-процессуального законодательства.

Большое значение для развития уголовно-процессуального законодательства имели принятые 25 декабря 1958 года Основы уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик, а также принятые в 1959-61 годах новые уголовно-процессуальные кодексы всех союзных республик. УПК РСФСР был принят 27 октября 1960 года и введен в действие с 1 января 1961 года. За его сорокалетнюю историю в УПК РСФСР 1960 года неоднократно вносились изменения и дополнения, вызванные требованиями жизни.

Положительное влияние на гуманизацию уголовно-процессуального законодательства нашей страны оказала принятая 22 ноября 1991 года Декларация прав и свобод человека и гражданина.

Однако в последние годы его существования в связи с принятием Конституции России 1993 года настойчиво ощущалась необходимость появления нового уголовно-процессуального кодекса нашей страны, построенного с учетом демократических конституционных предписаний. УПК РФ был принят Государственной Думой 22 ноября 2001 года, одобрен Советом Федерации 5 декабря 2001 года, подписан Президентом 18 декабря 2001 года и вступил в действие с 1 июля 2002 года.

Исторические науки

Historical Sciences

ЯКОВЛЕВА Людмила Валериевна, кандидат юридических наук, доцент

ИСТОРИЯ СТАНОВЛЕНИЯ УГОЛОВНОПРОЦЕССУАЛЬНОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА В РОССИИ

В статье освещаются правовые акты, регламентирующие уголовное судопроизводство в России в процессе его становления по мере развития российской государственности. В работе рассматриваются нормативные акты, применяемые для разрешения уголовноправовых конфликтов с древних времен и до начала судебно-правовой реформы 1993 г. Начиная с Русской Правды последовательно освещаются все правовые источники, разработанные в разные исторические периоды в России, для регламентации уголовнопроцессуальной деятельности. Помимо описания содержания отдельных правовых актов, в статье также рассматриваются исторические и политические события, сопровождавшие их принятие, уделяется внимание лицам, находившимся в эти периоды в руководстве страны.

Представленный материал позволяет проследить историю становления уголовно-процессуального законодательства по мере развития российского государства.

Ключевые слова: уголовно-процессуальное законодательство, уголовное судопроизводство, уголовный процесс, правосудие, источник права, судебноправовая реформа, преступление, суд, расследование.

DOI: 10.17748/2075-9908-2015-7-6/1-100-103

YAKOVLEVA Ludmila Valerievna, Candidate in Juridical Sciences, Associate Professor

HISTORY OF THE FORMATION OF THE CRIMINAL PROCEDURAL LAW IN RUSSIA

The article highlights the legal acts regulating the formation of criminal procedure in Russia in the process of the development of Russian statehood. The paper examines the regulations which were applied to resolve criminal law conflicts from ancient times till the start of judicial reform in 1993. Starting from the “Russkaya Pravda” (Russian Truth), the article consistently covers all legal sources, developed in different historical periods in Russia for the regulation of criminal-procedural activities. In addition to description of the content of certain legal acts, the article also highlights the historical and political events that accompanied their adoption and pays attention to the leaders who headed the country in those periods.

The presented material allows to trace the history of the formation of the criminal procedural law with the development of the Russian state.

Key words: criminal procedural law, criminal procedure, justice, source of law, judicial reform, crime, court, investigation.

В науке уголовного процесса принято, что Российское уголовно-процессуальное законодательство берет свое начало с первого письменного источника - Русской Правды, имевшей две редакции (краткая и пространственная) - наиболее древний из которых датирован 1016 г. Она представляет собой светский судебник (называют ее также Правдой Ярослава), который регулировал общественные отношения в Киевской Руси и в Новгороде, но не вторгался в церковную юрисдикцию . Русская правда ограничивала применение кровной мести, ее могли применять только близкие родственники: сын мстил за отца, отец за сына, брат за брата - и только с разрешения суда.

В правовой системе средневековой Руси, особенно в ходе формирования правового порядка, важнейшим органом разрешения конфликтов было «вече». Анализ сохранившихся источников права позволяет сделать вывод, что обычное право и воля князя или другого феодала оставались долгое время единственным источником .

Основной целью правосудия было поддержание социального равновесия, поэтому судебный процесс воспринимался как примирительная процедура, связанная с реституцией, то есть восстановлением нарушенного права . Первоначально решение по судебному процессу было устным, а уже в более позднее время оно стало облекаться в письменную форму. Если суд состоялся, то выдавалась «правая грамота». Если же сторона на являлась, то выдавалась бессудная грамота .

Губные грамоты более подробно определили появившуюся в конце XV в. новую форму процесса - розыск, применявшуюся по тяжким преступлениям, по делам «ведомых лихих людей».

5 ноября 1723 г. был издан именной указ «О форме суда» , в соответствии которым розыск был отменен, а суд стал единственной формой процесса.

26 июня 1765 г. был принят указ Правительствующего Сената «О производстве дел уголовных, учиненных несовершеннолетними, и о различии наказания по степени возраста преступников», согласно которому «мужескому, так и женскому полу совершенный возраст считать в 17 лет». Недостижение указанного возраста смягчало наказание и устраняло применение пыток . Указ от 31 августа 1765 г. «О собирании справок о летах преступников, выдающих себя за малолетних» предписывал всем присутственным местам, осуществлявшим производство по уголовным делам, тщательно устанавливать возраст преступников .

8 апреля 1782 г. Екатериной II был подписан «Устав Благочиния, или Полицейский» . Управу благочиния возглавлял обер-полицмейстер, в иных городах - городничий. В ее состав

входили два пристава (уголовных и гражданских дел) и два ратмана. Управа благочиния в соответствии с «Уставом благочиния» возбуждала уголовные дела, проводила первоначальное устное разбирательство и передавала дело в суд (ст. 70). По мелким уголовным делам Управа самостоятельно принимала меры, а дела ценой более 20 рублей или дела о краже и мошенничестве, совершенных в четвертый раз, передавались в суд (ст. 72). В «Уставе благочиния» достаточно подробно определялись уголовно-процессуальные функции частного пристава, который должен был произвести первоначальные следственные действия и принять соответствующие меры вплоть до заключения обвиняемого под стражу .

Время царствования императора Павла I характеризуется принятием специальных мер по совершенствованию деятельности по расследованию преступлений.

Указом императора Александра II от 8 июня 1860 г., которым утверждено «Учреждение судебных следователей», был образован институт судебных следователей в Российской Империи.

Уголовный процесс в соответствии с преобразованиями, проведенными в ходе Судебной реформы, характеризовался следующими основными положениями: судопроизводство по общеуголовным делам было окончательно разделено на предварительное следствие и судебное разбирательство; обвинение было отделено от суда и передано прокуратуре; значительно расширились права обвиняемых и потерпевших; создана адвокатура; по делам о тяжких преступлениях к их рассмотрению привлекались присяжные заседатели для определения виновности в совершении данных преступлений; отменена система формальных доказательств и введена свободная оценка доказательств по совести и внутреннему убеждению судей; установлены гласность, непосредственность и состязательность в судебном разбирательстве и др. .

Судебные уставы открыли совершенно новую эпоху в истории отечественного судебного права. В области судоустройства провозглашалась самостоятельность судебной власти, упразднялись пытка, теория формальных доказательств, вводилась оценка доказательств на основе внутреннего убеждения судей .

В их основу были положены демократические принципы, которые внесли существенные изменения в правовое положение участников уголовного судопроизводства и их взаимоотношения. Изменения коснулись многих институтов, но в большей мере дознания, предварительного расследования, регламентирующих производство в судах. Несмотря на прогрессивность судебной реформы для рассматриваемого исторического периода, она сохранила серьезные пережитки дореформенного времени. В частности, отделение суда от администрации было непоследовательным. Сенат, высший судебный орган страны, одновременно оставался административным учреждением. Местные суды фактически контролировались губернаторами. Правительство игнорировало принцип несменяемости судей. Мировые и общие суды в основном состояли из дворян. Полиция и жандармерия отрицательно относились к поручениям следователей, что наносило существенный вред раскрытию и расследованию преступлений.

Революционные преобразования новой власти в 1917 г. породили хаос в системе уголовного судопроизводства, отказавшись от ранее устоявшегося порядка, определенного Уставами.

Декрет «О суде» № 1 от 22 ноября 1917 г. стал первым правовым актом, направленным на создание советской судебной системы. Он упразднил дореволюционную судебную систему и установил, что правосудие в стране осуществляют созданные в соответствие с ним судебные органы - местные суды и революционные трибуналы. В частности, местные суды рассматривали основную массу уголовных дел. Они состояли из постоянного судьи и двух сменяющихся народных заседателей.

В последующем порядок уголовного судопроизводства был детализирован другими Декретами и рядом правовых актов, в частности Положением о народном суде РСФСР от 30 ноября 1918 г. , Положением о народном суде от 21 октября 1920 г. , Положением о революционных трибуналах от 20 апреля 1919 г. , Положением о революционных трибуналах от 20 ноября 1919 г. , Положением о революционных трибуналах от 18 марта 1920 г. .

Период с середины 20-х до середины 30-х гг. - наиболее сложный в нашей истории. Вместо суда приоритетным органом становится централизованное и неконтролируемое следствие. В этот период были созданы внесудебные органы (Особые тройки, Особые двойки и Особое совещание при НКВД СССР), деятельность которых противоречила Конституции СССР 1936 года, но вынесенные ими решения имели силу приговора суда.

Время правления Сталина характеризуется принятием ряда правовых актов, регламентирующих упрощенное производство. В условиях военного времени наиболее серьезные изменения произошли в деятельности военно-судебных органов. В период Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. уголовное судопроизводство приняло военизированный характер. 22 июня 1941 г. Президиумом Верховного Совета СССР был издан Указ «О военном поло-

Исторические науки

Historical Sciences

жении» и утверждено Положение о военных трибуналах в местностях, объявленных на военном положении, и в районах военных действий . В соответствии с ними дела о преступлениях против обороны, государственной безопасности и общественного порядка рассматривались военными трибуналами. Приговоры кассационному обжалованию не подлежали, вступали в законную силу и исполнялись немедленно, отменяться могли только в порядке надзора.

В 1958 г. были приняты Основы уголовного судопроизводства Союза СССР и союзных республик, определившие концептуальные положения уголовного процесса: сформулированы задачи и принципы уголовного судопроизводства, основные положения доказательственного права, внесены изменения в порядок судопроизводства на различных стадиях уголовного процесса. В соответствии с основами Уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик 1958 г. были приняты УПК союзных республик.

27 октября 1960 г. был принят Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР, вступивший в законную силу в 1961 г., действовавший на протяжении более чем 40 лет, регулярно подвергаясь изменениям и дополнениям.

Стремление к охране прав личности, совершенствование ее правового статуса в уголовном процессе нашло свое отражение в тех изменениях, которые были внесены в Основы уголовного судопроизводства в августе 1981 г. . В статьях Основ, где закреплены принципы уголовного процесса, значительно расширен объем правомочий участников процесса, введены дополнительные гарантии их практического осуществления.

Изменение в начале 90-х гг. ХХ в. в стране государственного строя обусловило необходимость изменения уголовно-процессуального законодательства. Первоначально это осуществлялось путем внесения изменений и дополнений в Основы уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик и УПК РСФСР. Принятие Конституции Российской Федерации 1993 г. наглядно показало необходимость разработки принципиально нового уголовнопроцессуального закона, соответствующего концепции современного российского общества.

Судебно-правовая реформа, начавшаяся после принятия Конституции 1993 г., коренным образом начала преобразование всей организации государственных органов, ведущих уголовный процесс. Основные изменения коснулись принципов и порядка судопроизводства, положение личности в уголовном процессе. Идеи радикальных изменений уголовного процесса, его принципов, форм в сторону демократизации и гуманизации выражены в концепции судебной реформы в Российской Федерации.

Рассмотрение исторического опыта развития уголовно-процессуального законодательства начиная со времен Русской Правды показывает, что каждый новый нормативный акт, появлявшийся взамен или в дополнение ранее действующего, по сути, ознаменовывал определенные реформаторские изменения в политической жизни и уголовно-процессуальной системе страны.

Исследование современных процессов по осуществлению правовой реформы и одного из ее направлений, реформы уголовного судопроизводства, позволяет констатировать, что уголовно-процессуальное законодательство продолжает развиваться и совершенствоваться на основе норм ранее действовавшего законодательства, основой которому послужили Уставы уголовного судопроизводства. Следовательно, изучение исторического опыта развития уголовно-процессуального законодательства позволит избежать прошлых ошибок и сохранить в уголовном судопроизводстве положительно зарекомендовавшие себя процедуры.

1. Филиппов А.Н. Учебник истории Русского права. - Юрьев, 1907. Ч. 1. - С. 99-123; Российское законодательство

Х-ХХ вв. Т.1. Законодательство Древней Руси. - М., 1984.

2. Чистяков О.И. Труды выдающихся юристов. - М.: Юрид. лит.

3. Алиев Т.Т., Гоомов Н.А., Зейналова Л.М., Лукичев Н.А. Состязательность и равноправие сторон в уголовном судопроизводстве: Уч. пособие. - М., 1989.

4. Момотов В.В. Формирование русского средневекового права в!Х-Х!Увв.: Монография. - М.: Зерцало-М., 2003.

5. Энциклопедический словарь / Под ред. А.В. Крутских. - М.: ИНФРА-М, 2001.

6. Полное собрание законов Российской Империи. Собр. !. Т. XV!!. № 12424.

7. Законодательство Екатерины!!. Т. 1.

8. Курс советского уголовного процесса. Общая часть. - М.: Юрид. лит., 1989.

9. Судебные уставы издания Государственной Канцелярии. - СПб., 1987.

10. СУ РСФСР. 1917. № 4. Ст. 50.

11. СУ РСФСР. 1918. № 85. Ст. 889.

12. СУ РСФСР. 1920. № 83. Ст. 407.

13. СУ РСФСР. 1919. № 13. Ст. 132.

14. СУ РСФСР. 1919. № 58. Ст. 549.

ISSN 2075-9908 Историческая и социально-образовательная мысль. Том 7 №6 часть 1, 2015 Historical and social educational ideas Tom 7 #6 part 1, 2015_________________________

15. СУ РСФСР. 1920. № 22-23. Ст. 115.

16. Ведомости Верховного Совета СССР. 1941. № 29.

17. Ведомости Верховного Совета СССР. 1981. № 33. Ст. 966.

1. Filippov A.N. Textbook the history of Russian law . Yuriev, 1907. Part 1. P. 99-123; Russian legislation X-XX centuries. Vol. 1. The Laws of Ancient Russia. Moscow, 1984.

2. Chistyakov O.I. The works of prominent lawyers . Moscow: Legal literature.

А. Ф. Кони

История развития уголовно-процессуального законодательства в России 1

А. Ф. Кони. Избранные труды и речи Тула, "Автограф", 2000 1 Печатается по: Устав уголовного судопроизводства. / Под ред. M. H. Гернета. М., 1914. Законы о судопроизводстве уголовном, помимо своего значения как ряда действующих правил об отправлении уголовного правосудия, имеют значение историческое, политическое и этическое. Историческое -- в смысле показателя путей и степени развития народа к восприятию господствующих форм и обрядов уголовного процесса и усвоению себе связанных с ними учреждений; политическое -- в смысле обеспечения личных прав и свободы и степени ограничения самовластия органов правосудия и произвола в способах отправления последнего; этическое -- в смысле развития правосознания народа и проникновения в процессуальные правила нравственных начал. С этих точек зрения особенного внимания заслуживает та роль, которую играет в выработке приговора внутреннее убеждение носителей судебной власти. Ближайшее знакомство с историческим развитием процесса показывает, что, имея задачею быть живым выразителем правосудия, судья не всегда, однако, принимал одинаковое участие в исследовании истины и роль, которая отводилась его внутреннему убеждению как основанию приговора, не была однородна в разные исторические периоды. Народный суд гелиастов под председательством архонта в Древней Греции, присяжные судьи (judices jurati) под руководством претора в Риме до IV века до Р. X. и франко-германский суд лучших людей, созываемый вождем мархии, являются представителями чисто обвинительного начала и решают судебный спор лишь по тем доказательствам, которые представлены истцом -- обвинителем и ответчиком -- обвиняемым. К доказательствам греческого и римского процессов -- задержанию с поличным, собственному признанию и показаниям свидетелей -- эпоха leges barbarorum {Законы варваров (лат.). } присоединяет свои, выдвигая на первый план очистительную присягу подсудимого и поручителей за него из свободного сословия, с заменою ее ордалией, т. е. испытанием огнем, водою и железом. Феодальная система передает суд в руки сеньора, патримониального владельца, по уполномочию которого его заместитель (во Франции -- бальи) судит обвиняемого при сотрудничестве определенного числа равных последнему по званию людей. Процесс остается тем же, но в числе доказательств преобладает судебный поединок, получающий особенное развитие в XI и XII столетиях и почти совершенно упраздняющий свидетельские показания. Так совершается постепенный переход от свободы внутреннего убеждения -- при ограниченном круге доказательств -- древнего народного суда к внешней задаче суда феодального, которая характеризуется отсутствием или, вернее, ненадобностью внутреннего убеждения в виновности или невиновности подсудимого. Вместо суда человеческого этот вопрос решает суд Божий, выражающийся в наличности или отсутствии несомненных признаков виновности, состоящих в следах ожогов, в победе противника во время поля и т. д. Определяя, на чьей стороне истина, суд не исследует вины и не основывает своего приговора на сопоставлении и взвешивании внутренней силы доказательств: поличное, ордалия, поединок и даже собственное сознание такой работы по тогдашнему взгляду вовсе не требуют. Сплочение государств в одно целое и торжество монархического единства над феодальною раздробленностью объединяют суд, сосредоточивая его в руках специальных судей, назначаемых от короны. Их роль изменяется. Подобно служителям церкви, имевшим свой особый инквизиционный процесс, коронные судьи начинают разыскивать доказательства преступления и доискиваться виновности подсудимого. Под влиянием церкви, которая все более и более сливается с государством, устраняются кровавые доказательства. Исчезают всякие следы ордалий, не назначается более судебных поединков. Но связанное с формальной проповедью мира и человеколюбия влияние церкви на светский суд привело к обратному результату, усвоив этому суду приемы и обстановку своих исследований. Очищенная церковью от воззрений феодального времени, система доказательств сосредоточилась на показаниях -- и прежде и главнее всего, на собственном сознании и оговора. Это сознание надо добыть во что бы то ни стало -- не убеждением, так страхом, не страхом, так мукою. Средством для этого является пытка. Употреблявшаяся в античном мире и в феодальную эпоху очень редко и лишь относительно рабов и несвободных, пытка становится универсальным средством для выяснения истины. Судья допытывается правды и считает за нее то, что слышит из запекшихся от крика и страданий уст обвиняемого, которому жмут тисками голени и пальцы на руках, выворачивают суставы, жгут бока и подошвы, в которого вливают неимоверное количество воды. Этого нельзя делать всенародно -- и суд уходит в подземелье, в застенок. Там заносит он в свои мертвые и бесцветные записи признания, данные с судорожными рыданиями или прерывающимся, умирающим шепотом. Отсюда -- отсутствие очевидно бесполезной защиты, безгласность, письменность и канцелярская тайна. Очевидно, что и тут внутреннему убеждению очень мало места. Если только есть убеждение, что пытка -- спасительное средство для получения истины, а в этом горячо убеждены, в лице выдающихся юристов, все судьи того времени, то решает дело физическая выносливость подсудимого. Это время можно назвать временем предвзятости судейского убеждения. Человечество, однако, движется вперед и к концу своего свыше трехвекового господства пытка сначала регулируется и сокращается и, наконец, исчезает с мрачных процессуальных страниц. Развивавшаяся рядом с нею система формальных, предустановленных доказательств заменяет ее и господствует повсюду, более или менее неограниченно, до введения суда присяжных. Эта система дает в руки суда готовый рецепт, где установлены заранее виды и дозы доказательных средств, необходимых для излечения подсудимого от недуга, называемого преступлением. Задача сводится к механическому сложению и вычитанию доказательств, вес и взаимная сила которых заранее определены, причем даже и для сомнения есть определенные, формальные правила. Хотя при господстве розыскного, следственного процесса судебная власть сама собирает доказательства, но, собрав их, она не дает суду права свободно сопоставлять и сравнивать их, руководясь внутренним убеждением, а указывает ему для этого готовое непреложное мерило. Время господства системы формальных доказательств может быть поэтому названо временем связанности внутреннего убеждения суда. Новое время дает, наконец, надлежащую свободу убеждению судьи, возвращая его в положение античного судьи, но обставляя его личность и деятельность условиями и требованиями, которые обеспечивают, по мере возможности, правильность отправления правосудия. Розыск доказательств, в самом широком смысле слова, производит судья, вооруженный опытом и знанием, и свою работу передает другим судьям, которые ее уже оценивают, присутствуя при совокупной работе сторон по разработке этих доказательств. При этом следственно-обвинительном производстве вывод о виновности является результатом сложной внутренней работы суда, не стесненного в определении силы доказательств ничем, кроме указаний разума и голоса совести. Притом, по важнейшим делам судебная власть зовет к себе в помощь общество, в лице присяжных заседателей, и говорит этому обществу: "Я сделала все, что могла, чтобы выяснить злое дело человека, ставимого мною на твой суд,-- теперь скажи свое слово самообороны или укажи мне, что, ограждая тебя, я ошибалась в его виновности". Наш старый уголовный суд, решительная отмена которого была возвещена Уставом уголовного судопроизводства, являясь выразителем системы связанности внутреннего убеждения, представлял в законодательном своем начертании и в практическом осуществлении безотрадную картину, оправдывавшую негодующие слова Хомякова о том, "что Россия в судах черна неправдой черной". Законной опорой этого суда являлась вторая часть XV тома Свода законов -- бессвязное собрание самых разнородных и разновременных постановлений, механически сливавших воедино статьи Уложения царя Алексея Михайловича, указы Петра и, как выразился в 1835 году Государственный совет, "виды правительства", обнародованные в 1784, 1796--1809 и 1823 годах. Этот суд существовал для немногих и за немногое. Лишь крайние нарушения условий общежития, в которых предписания закона сливались с велениями заповедей, да и то не всех, влекли за собой общий для всех суд. Все остальное для целой массы населения разбиралось специальными сословными и ведомственными судами, границы подсудности которых далеко не всегда были ясны. В особенности широкое применение имел суд чинов полиции и помещиков, при котором понятие о судебном разбирательстве неизбежно переходило в понятие о расправе. Лишь при совершении крепостными важнейших преступных деяний, влекущих лишение всех прав состояния, владелец "душ" был безусловно обязан обращаться к общему суду в лице уездного суда и Уголовной палаты. Во всех же остальных случаях, когда крепостному приписывалась вина против помещика, его семейства и управляющего, его крестьян и дворовых или даже посторонних, обратившихся к заступничеству помещика, существовало право бесконтрольного домашнего суда и взыскания. Если, однако, при этом вина представлялась особо важной или меры взыскания "домашнего" изобретения оказывались мало успешными, то провинившиеся отсылались в смирительные или рабочие дома, а также и в арестантские роты на срок (до 1846 года), самим владельцем определенный. Если же помещику или (до 1854 года) его управляющему это наказание казалось слишком малым, то к их услугам было право отдачи несовершеннолетних крестьян в кантонисты, а более взрослых в рекруты или препровождение их "в распоряжение губернского правления", которое, "не входя ни в какое розыскание о причинах негодования помещика", ссылало представленного в Сибирь в сопровождение жены и детей, не достигших "мальчики -- пяти лет, а девочки--десяти лет". Ближайшую к городскому населению инстанцию суда представлял собою по большей части квартальный надзиратель и его непосредственное начальство. Ими учинялось разбирательство по маловажным делам. Общие суды считались коллегиальными, но сам закон допускал такой состав присутствия (в магистратах и ратушах), в котором все судьи были неграмотные, и возлагал на секретаря изложение решения таких судей. В действительности дела почти никогда не докладывались даже и в уездных судах, где большая часть членов были малограмотные или вовсе неграмотные. В судах второй степени дело тоже обыкновенно решалось без доклада, одним товарищем председателя, единственным членом, назначаемым от правительства,-- все прочие члены, за исключением иногда председателя, только подписывали заготовленное заранее решение участи подсудимого, совершенно им неведомого. А между тем закон предоставлял такому суду право определять наказание по своему усмотрению, не установив ни высшего предела лет каторжной работы, ни числа ударов кнутом или плетьми. Перо художника и юмор бытописателя оставили незабвенные образы типических судей того времени. Гоголь и Иван Аксаков, Салтыков-Щедрин и Горбунов нарисовали картины отправления правосудия, правдоподобность которых подтверждается серьезными исследователями и очевидцами, каковы, например, Ровинский, Стояновский и др. Излишне говорить, что при низком уровне судей и влиятельном положении секретаря, а также при бесконтрольном усмотрении органов местной полицейской власти отсутствие при судебном разбирательстве "корыстных или иных личных видов" составляло скорее исключение, чем общее правило. Недаром один из описателей деятельности квартального надзирателя, которого московские обыватели обыкновенно называли Комиссаром, приводил слова будто бы подлинной, но во всяком случае характерной, рукописи: "Не Бог сотвори Комиссара, но бес начерта его на песце и вложи в него душу злонравную, исполненную всякие скверны, воеже прицеплятися и обирати всякую душу христианскую". И высший суд -- Сенат -- тоже не был богат людьми просвещенными и, в особенности, получившими юридическое образование. При господстве канцелярии знаменитая "практическая опытность" в делах, т. е. рутинная и в то же время изворотливая техника, облеченная в отяготительное многословие, заменяла собою правильные понятия о духе и целях закона. Так, например, в начале сороковых годов в семи петербургских департаментах Правительствующего Сената оказалось всего шесть человек, получивших высшее образование. Главная пружина деятельности общих судов -- секретарь, от которого в огромном большинстве случаев зависел исход дела, отличался нередко от "начертанного бесом" Комиссара лишь большим внешним достоинством манер да навыком в законах и умелою "готовностью подбирать их масть к масти", о чем ему укорительно, но бессильно напоминал указ Петра Великого, вставленный в зерцало. Поэтому в старом суде торжествовало, в руках приказных людей, своеобразное правосудие, среди органов которого подчас власть без образования затопляла собою небольшие островки образования без власти. Вследствие этого слова коронационной эктении "яко суды Его не мздоимны и не лицеприятны сохрани!" являлись не мольбою об устранении возможности, а воплем пред подавляющею действительностью. Канцелярская тайна, бесчисленные отписки и допускаемая самим законом плодовитость в возбуждении частных производств, возвращавших дело почти что к его первоисточнику, были атрибутами уголовного производства и влекли за собою медленность и волокиту, достигавшие иногда поразительных размеров. Достаточно указать хотя бы на дело о краже из московского уездного казначейства медной монеты на 115 тыс. руб., возникшее в 1844 году и оконченное лишь в 1865 году, т. е. через 21 год. Материалом для суда такого устройства и состава служило следствие, производимое полицией. Безотчетный произвол, легкомысленное лишение свободы, напрасное производство обысков, отсутствие ясного сознания о действительном составе преступления, неумелость и нередко желание "покормиться", "выслужиться" или "отличиться" были характерными признаками производства таких следствий, причем ввиду того, что собственное признание обвиняемого считалось законом "за лучшее доказательство всего света", бывали случаи добывания его истязаниями и приемами замаскированной пытки. Следственное производство поступало затем в суд и подлежало рассмотрению и разрешению в строгих и узких рамках правил о формальных доказательствах, в силу которых закон требовал от судьи признания виновности лишь при совершенных доказательствах. По отношению к главному из доказательств вообще -- к показаниям свидетелей -- было принято законом, что они по отношению к установляемому ими обстоятельству не имеют силы совершенных доказательств, если не даны под присягой и притом двумя свидетелями, буде только один из последних не мать или отец, показывающие против своих детей. Когда судья встречался с искренним и правдивым показанием, закон говорил ему, что оно не идет в счет, если свидетель признан по суду "явным прелюбодеем" или "портившим тайно межевые знаки" или оказывается иностранцем, "поведение которого неизвестно" и вследствие этих своих "качеств" не может быть допущен до присяги. Но и по отношению к показаниям, данным под присягою, закон предписывал давать предпочтение показанию знатного пред незнатным, духовного пред светским, мужчины пред женщиной, ученого пред неумным. Если, наконец, судья находил, что, несмотря на отсутствие совершенных доказательств, есть ряд улик, которые приводят к несомненному убеждению в виновности подсудимого, совершившего мрачное дело и ловко спрятавшего особенно выдающиеся концы в воду, то секретарь имел право представить ему "с должной благопристойностью" о том, что его рассуждения не согласны с законами и что подсудимого необходимо оставить только в подозрении или дать ему для очищения подозрения возможность принести присягу. Эта система, связывая убеждение судьи и внося в его работу элемент бездушного механизма, создавала уголовный суд, бессильный в ряде случаев покарать действительно виновного, но достаточно могущественный, чтобы разбить личную жизнь человека слиянием бесконтрольного возбуждения преследования воедино с преданием суду и оставлением невиновного в подозрении, что заставляло его болезненно переживать стыд, который ни разъяснить, ни сбросить с себя нельзя. Под ее покровом вершились иногда уголовные дела, содержание которых и теперь, по прошествии многих лет, волнует при знакомстве с ними и оскорбляет чувство справедливости. Она предоставляла судье лишь одну возможность, при отсутствии собственного признания подсудимого и двух присяжных свидетелей, оставлять виновного в сильном подозрении в тех случаях, когда подсовываемый секретарем приговор об освобождении обвиняемого от суда и следствия смущал совесть, связанную формальностями. Пересмотр состоявших приговоров, значительная часть которых подлежала утверждению начальника губернии, совершался в двойном порядке: апелляционном -- для дел меньшей важности, но подсудных общим судам, и ревизионном -- для дел, связанных с лишением всех прав состояния или с потерею всех особенных прав и преимуществ. В апелляционном порядке дело могло и даже должно было тянуться многие годы, так как, докатившись, Наконец, до Сената, оно из департамента, за разногласием, переходило в общее Сената собрание, откуда, при отсутствии двух третей голосов в пользу того или другого решения, шло в консультацию министерства юстиции и снова возвращалось в общее собрание, откуда обыкновенно поступало в Государственный совет со всею сложной старой организацией последнего. В порядке ревизионном дела о подсудимых, не изъятых от телесных наказаний, поступали, в силу закона, независимо от жалоб, на окончательное решение Уголовной палаты, а о лицах высших сословий, приговоренных уголовными палатами,-- в Сенат, где следовали общеустановленным ходом производства. Для ограждения "прочности правосудия" существовала ст. 116 второй части XV тома Свода законов, разъясненная в 1835 году Государственным советом в том смысле, что уголовный арестант на приговор, по коему он понес наказание и отправлен в ссылку, может приносить жалобу установленным в законах порядком не прежде, как по достижении места каторжной работы или поселения, которое по окончательному распоряжению для него предназначено. Понесение наказания, на которое предоставлялось приносить жалобу лишь с места назначения, доходило, независимо от лишения прав состояния и обращения в каторжные работы, до ста ударов плетьми через палачей с наложением клейм, которых, конечно, никакое дальнейшее признание невиновности осужденного вытравить уже было не в состоянии. Таковы были условия отправления уголовного правосудия, обрекавшие население на судебную волокиту по множеству инстанций и представлявшие полное смешение административной и судебной властей. Произвольно и случайно, без законного повода начатое следствие обыкновенно влекло за собою по отношению к лицам непривилегированным лишение свободы в помещениях, чуждых элементарным условиям правильного тюремного устройства. А затем над привлеченным начинал громоздиться ворох неведомых ему протоколов следствия, и до конца суда, производимого в канцелярской тайне, без непосредственного знакомства не только со свидетелями по делу, но и с самим подсудимым, он не знал об ожидавшей его участи. Эта участь решалась приговором связанных в своем суждении судей, не имевших ни права, ни возможности доискиваться в деле не приказной, a доступной вообще человеческому пониманию правды. Вопиющие недостатки такого порядка вещей долгое время не привлекали к себе внимание законодателя и мало интересовали науку, которая, брезгливо отворачиваясь от действительности, уходила в глубь веков, изощряясь в исследованиях о кунах и вирах по "Русской Правде" или раболепно пела дифирамбы нашему судопроизводству. Так, до работ комиссии под председательством графа Блудова в половине пятидесятых годов, было лишь две попытки улучшения уголовного процесса -- в 1826 году в записке статс-секретаря Балугьянского и в 1836 году -- в записке Дашкова, причем обе записки по надлежащем рассмотрении были одобрены и... сданы в архив. В автобиографической записке к столетию Московского университета профессор, читавший уголовное судопроизводство, заявлял, что главною задачею своего преподавания с 1838 по 1855 год он полагал утверждение в своих слушателях глубокого уважения к отечественным постановлениям по преподаваемому им предмету. Не существовало и руководств для производства следственных действий, кроме изданного в 1833 году приставом уголовных дел при Московской уголовной палате Орловым "Опыта краткого руководства для произведения следствий". Эпиграф этой книги: "В чем застану -- в том и сужду" и вступление: "Уголовные законы наши, определяя преступление и присуждая к наказанию за оное в духе человеколюбия, соединенного с истинною справедливостью, предписывают лишь некоторые различия относительно лица и состояния преступника" -- достаточно характеризуют содержание ее и степень критического анализа существующих постановлений. Когда же Н. И. Стояновский в 1850 году приготовил к печати "Практическое руководство к русскому уголовному судопроизводству", то он встретил неожиданные затруднения: цензор нашел эту книгу излишнею, объяснив автору, что если в его руководстве приведено то, что изложено в Своде законов, то к чему оно? -- а если в нем содержится то, чего нет в Своде, то оно бесполезно, а следовательно, и не нужно... Вторая половина пятидесятых годов, совпавшая с новым царствованием, ознаменовалась особым пробуждением и подъемом общественных надежд и государственного творчества. То, что в течение долгих лет считалось злом неизбежным, стало чувствоваться как зло невыносимое. Явилась потребность от платонических сожалений и юмористических изображений перейти к уничтожению фактических оснований для этого в действительности и к созданию нового порядка вещей, соответствующего требованиям настоящего правосудия. Удовлетворения этой потребности в одинаковой мере жаждал ум мыслящих людей, отвращавшийся от архаической картины судебного устройства, жаждало и сердце, не могшее мириться с систематическим забвением о правде, отданной на жертву бездушным хитросплетениям, связанным с этим устройством. Великое дело освобождения крестьян от крепостной зависимости неизбежно должно было повлечь за собою реформу суда, городского и земского устройства и общую воинскую повинность. Ближайшим к нему звеном в этой цепи великих реформ стояло преобразование суда. Оно должно было свершиться всецело, без полумер и компромиссов, предлагаемых осторожными и боязливыми искателями золотой середины. К таким принадлежал, в свое время, занимавший высокое официальное положение и приобретший почти непререкаемый авторитет в делах законодательства граф Блудов, составивший в начале пятидесятых годов проект, своеобразно выражавший его взгляды на условия и границы судебной реформы, в чем она могла касаться уголовного процесса. Исходя из мысли, что внезапное введение нового судебного устройства без предварительного к тому приготовления легко может повести к весьма нежелательным результатам, граф Блудов заявлял себя поборником следственного начала и, относясь скептически к началу обвинительному, предлагал улучшить существующее судопроизводство введением одиннадцати правил, "имеющих целью как ограждение подсудимых от напрасных притеснений, так и доставление им действительных и надежных средств законной защиты". Правила эти сводились, главным образом, к улучшению учреждения "депутатов" при следствии; к установлению права отвода свидетелей; к сообщению обвиняемому материала, собранного против него по следствию, с окончательным допросом его в присутствии родственников, знакомых, друзей или одного из состоящих при суде присяжных поверенных; к допущению подсудимого не только присутствовать при докладе дела, совершаемого с некоторою публичностью, но и, защищаясь письменно через присяжных поверенных, лично выслушивать объявления приговора с правом подавать против него отзывы и дополнительные объяснения. Дух времени, могущественно расширявший в первые годы царствования императора Александра II законодательные и правовые горизонты, повлиял, однако, и на престарелого главу второго отделения собственной Его Величества канцелярии, и в течение 1860 и 1861 годов в Государственный совет был внесен составленный в этом отделении, при деятельном участии С. И. Зарудного и под его влиянием, проект Устава уголовного судопроизводства, сопровождаемый весьма ценной объяснительной запиской графа Блудова. Намеченный в ней решительный разрыв со старым был сочувственно встречен Государственным советом, и 29 сентября 1859 г. были обнародованы Основные положения новых начал уголовного судопроизводства. В них было твердо проведено отделение власти судебной от административной, отвергнуто оставление в подозрении, провозглашена публичность судебных заседаний, ограничено число инстанций двумя, разграничена деятельность полиции по дознанию и судебного следователя по производству следствия, введена определенная градация мер пресечения, установлен обряд предания суду, найдены необходимыми судебные прения, причем прокурору придано значение представителей особой обвинительной власти, отделенной от судебной, намечен кассационный порядок обжалования взамен ревизионного и, наконец, найдено допустимым, желательным и целесообразным введение у нас присяжных. Соображения, приведшие к Основным положениям, были результатом долгих словесных прений и особой законодательной полемики, развившейся под влиянием ряда записок, поступавших от судебных деятелей, "совлекших с себя ветхого Адама" и стремившихся содействовать своим опытом и практическими соображениями судебному обновлению России. Некоторые из этих записок представляли целые трактаты, не утратившие своего значения и до настоящего времени. Были между ними и своего рода курьезы, вроде, например, предположений обязать присяжных заседателей составлять письменное мотивированное решение или предложения установить особую плату на билеты в публичные заседания суда в пользу богоугодных заведений. Но в общем записки эти свидетельствовали о пробуждении правового чувства и юридической мысли. Составители Основных положений, как и вообще "отцы Судебных уставов", распадались на четыре главные группы. Первую составляли чистые теоретики, вносившие в свои предложения строго логические выводы, построенные на отвлеченных политико-юридических принципах; ко второй принадлежали подражатели, стремившиеся, без серьезной критики, перенести на нашу почву целиком западноевропейские порядки, предлагая преимущественно французские образцы с большею или меньшею примесью английских судебных обычаев. Представителями третьей группы были люди, не решавшиеся сразу оторваться от существующих уже учреждений и приемов судопроизводства и желавшие медленного, осторожного и постепенного перехода от старого к новому. Наконец, четвертая группа заключала в себе практических судебных деятелей, желавших полного обновления старого судебного строя, для разрыва с которым они черпали основания не из теоретических соображений или слепой подражательности, но из знания русской жизни в ее судебно-бытовых проявлениях и из доверия к умственным и нравственным силам народа, способного к восприятию новых начал судопроизводства. Надо, впрочем, заметить, что главнейшие принципиальные вопросы не возбуждали резких разногласий. Освобождение суда от вмешательства администрации, введение судебного состязания, расширение и улучшение уже действовавшего с 1860 года Наказа судебным следователям, устранение медленности путем сокращения судебных инстанций -- объединяли во взглядах большинство деятелей, привлеченных к судебной реформе. Разногласия касались подробностей и разности надежд на практический успех того или другого преобразования. Но был вопрос, резко разделивший созидателей Судебных уставов на два лагеря в период составления Основных положений. Это был суд присяжных. Главным противником его был граф Блудов и вместе с ним некоторые из представителей бюрократической России, для которых самая идея о суде присяжных, намеков на который нельзя было найти ни в Своде, ни даже в Полном собрании законов и введение которого в Западной Европе совпадало с периодами больших политических потрясений, должна была представляться беспочвенным и опасным новшеством. Граф Блудов сознавал неизбежную альтернативу между судом по предустановленным доказательствам и судом присяжных, но и обвинительное начало, и эта форма суда казались ему преждевременными. "Надлежит ли,-- спрашивал граф Блудов,-- для отвращения недостатков действующего суда прямо перейти к принятой в западных государствах системе обвинительной или, по крайней мере, следственно-обвинительной? Сколь ни желательно было бы воспользоваться вдруг всеми усовершенствованиями, до которых другие народы дошли путем долговременных постепенных преобразований, однако ж прежде, нежели решиться на какое-либо коренное изменение, должно тщательно обозреть и взвесить имеющиеся к тому средства, дабы, предприняв слишком много, не повредить делу. Несмотря на все преимущества обвинительной системы, она до такой степени различествует от существующего ныне порядка, что внезапное введение оной, без предварительного к нему приготовления, и в народе, и в самых правительственных установлениях легко может, вместо усовершенствований сей части, повести к столкновениям, запутанности и удалить нас от желанной цели". Из этих слов выясняется взгляд Блудова на суд присяжных. "В настоящее время,-- писал он в своей записке,-- едва ли полезно установлять у нас суд через присяжных. Легко себе представить действие такого суда, когда большая часть нашего народа не имеет еще не только юридического, но даже самого первоначального образования, когда понятия о праве, обязанностях и законе до того не развиты и нелепы, что нарушение чужих прав, особливо посягательство на чужую собственность, признается многими самым обыкновенным делом, иные преступления удальством, а преступники -- только н есчаст ным и. Допущение таких людей к решению важного, иногда чрезвычайно трудного вопроса о вине или невинности подсудимого угрожает не одними неудобствами, но едва ли и не прямым беззаконием. Конечно, могут сказать, что для получения убеждения о вине или невинности подсудимого не нужно особое образование и достаточно одного здравого смысла. Действительно, здравый смысл иногда вернее учености; но здравый смысл обыкновенного человека ограничивается тесным кругом его общественной жизни и ежедневного положения: он редко и с трудом достигает предметов, выходящих из его круга. Нетрудно заключить о вине или невинности подсудимого, когда для него есть в виду положительные, так сказать, осязаемые доказательства и данные; но в большей части случаев к сему заключению может довести только внимательное соображение многих обстоятельств и высшая способность к тонкому анализу и логическим выводам: для него уже одного здравого смысла далеко недостаточно". Это мнение Блудова встретило поддержку в некоторых ученых работах, проникнутых пессимизмом по отношению к правовому чувству русского народа, между прочим, в публичных лекциях Спасовича и во мнении авторитетнейших представителей старой судебной практики. Таким был, между другими, известный сенатор Карниолин-Пинский, впоследствии первый председатель нашего уголовного кассационного суда. "Присяжных, присяжных и присяжных! -- писал он.-- Вот крики, с некоторого времени летящие со всех сторон нашего дорогого отечества. Во всех этих криках мало смысла, хоть много увлечения и еще более подражания. Закричал один, как не зареветь другому?! Рассудительные люди не кричат: они уверены, что все доброе и полезное нас не минует, а блестящего, но сомнительного хотя бы и не бывало..." Наконец, высказывалось мнение, стоящее на совсем другой почве и с наименьшею силою направленное против призвания к делу суда представителей общественной совести. Суд присяжных--говорили представители этого мнения--есть учреждение политическое и по своему происхождению и по своему характеру. Он--одно из звеньев в целой цепи государственных учреждений западного образца, не имеющих ничего общего с самодержавным строем России. Такой взгляд, по-видимому, опиравшийся на историю, мог стать могущественным средством в руках противников суда присяжных, ибо указывал на будущую опасность от введения этого суда не только для правильного отправления правосудия, но и для целесообразного устройства и действия всего государственного организма, построенного на абсолютно монархических началах. Против всех этих возражений выступили в своих трудах и подготовительных работах Зарудный ("Общие соображения о составе суда уголовного" и "О специальных присяжных в Англии, Франции и Италии"), Ровинский ("Записка об устройстве уголовного суда") и Буцковский ("Особая записка о суде присяжных"). Зарудный, указывая, что правосудие в широком смысле требует не только твердости и непреклонности решений, но и глубокого знания всех мелочей обыденной жизни, доказывал, что в такой постановке суда нет ничего противного началам монархического правления. Проследив развитие суда присяжных в Западной Европе и изменение взглядов на него в науке и в среде самих правительств, Зарудный настаивал, что эта форма суда не только представляет лучший судебный метод , но и является прекрасным средством в руках каждого правительства, независимо от формы правления, для ограждения себя от нравственной ответственности за ошибки зависимых от него по службе прямо или косвенно судей, впадающих в рутину и равнодушие. Опровергая Блудова, Ровинский горячо и образно, на основании своих личных наблюдений, разъяснял истинный смысл отношения народа к преступнику как к несчастному, вызываемый отсутствием доверия к добросовестности полиции, производящей следствие, к правосудию судей, связанных предустановленными доказательствами, и глубоким состраданием к человеку, искупающему свою вину годами предварительного заключения, плетьми, каторгой и ссылкой. "За это сострадание,-- писал он,-- следовало бы скорее признать за народом глубокое нравственное достоинство, нежели обвинять его в недостатке юридического развития". Он не отрицал указываемого Блудовым отсутствия или полного неразвития в народе чувства законности, но признавал, что это печальное явление коренится в том, что общественное мнение у нас еще совсем не сложилось и самая попытка его проявления в предшествующее время преследовалась наравне со скопом и заговором. Необходимо предоставить обществу разбирать и осуждать поступки своих членов: посредством такого суда правительство сольет свои интересы с нуждами общества. "Говорят,-- писал он,-- что введение присяжных у нас преждевременно, что народу и обществу предстоит прежде всего юридическое развитие и выработка способности к тонкому анализу и логическим выводам. Я же, напротив, убежден, что такой суд -- гласный и уважаемый -- должен предшествовать всякому юридическому развитию и общества, и самих судей и что только в нем народ научится правде и перестанет считать преступление против собственности за самое обыкновенное дело". Наконец, и Ровинский и Буцковский указывали, что само правительство вынуждено устроить рядом со своим формальным коронным судом суд общественный, предоставив мещанским обществам и другим податным сословиям разнообразные права по суду над своими порочными членами и установив в уставе о рекрутской повинности призыв двенадцати человек из общества, к которому принадлежит членовредитель, для разрешения вопроса о намерении последнего избежать рекрутства. Вместе с тем Ровинский указывал на господство общественного элемента в только что учреждаемом для временно обязанных крестьян волостном суде. Со своей стороны Буцковский, считая, что цель правосудия достигается разделением между независимыми друг от друга судьями задач определения виновности подсудимого и назначения ему наказания, утверждал, что эта цель лучше всего может быть достигнута учреждением суда присяжных. Отделение вопросов факта и права, не налагая тяжких испытаний на чувство судей существа дела, дает им возможность руководствоваться исключительно голосом правды и очевидностью, а судьям, налагающим наказание, даст возможность спокойно применять законную кару к установленной виновности, следуя лишь своему долгу и побуждению справедливого человеколюбия. "Если главная цель уголовного суда есть применение кары к основанной на здравом суждении оценке действий и побуждений подсудимого,-- писал он,-- то надо признать, что наглядная непосредственность суждения во многих случаях вернее ученых и тонких анализов- А это суждение составляет принадлежность выборных по жребию из всех слоев общества судей, которые в качестве присяжных являются лучшими примирителями требований правды с действительною жизнью". Историк судебной реформы с глубоким уважением должен вспомнить эту борьбу мнений, в основе которой лежала сознательная и твердая вера в то, что только вышедший из рабства русский человек, призванный в качестве присяжного заседателя, поймет и свою роль, и великодушно возлагаемые на него надежды. Имена Буцковского, Зарудного и Ровинского не могут, не должны быть забыты наравне с именами главных деятелей по выработке Положения 19 февраля 1861 г.-- великого князя Константина Николаевича, Николая Милютина, князя Черкасского и Самарина и их вдохновительницы великой княгини Елены Павловны. Государственный совет принял почти все предложения, коренным образом изменявшие наш уголовный процесс, и умел разделить точку зрения сторонников суда присяжных. Основные положения были переданы для разработки в особую редакционную комиссию под председательством государственного секретаря Буткова, двинувшего дело быстро, настойчиво и энергично. Поставленная вне зависимости от какого-либо ведомства, комиссия состояла из наиболее выдающихся судебных деятелей и ученых-юристов того времени. Уголовное отделение ее собиралось под председательством Н. А. Буцковского, а одним из деятельных ее членов был будущий обер-прокурор уголовного кассационного департамента M. Е. Ковалевский. Оба они были призваны по введении Судебных уставов, а действие положить -- первый в своих решениях и сочинениях, а второй в своих заключениях -- практические основы кассационной деятельности, столь новой тогда и столь необходимой при том значении, которое приобретали формы и обряды уголовного процесса и правильное толкование закона при введении суда по внутреннему убеждению вообще, суда присяжных в особенности. Инженер по месту воспитания, учитель математики и бухгалтерии Бундовский, перейдя на службу в министерство юстиции, пытливым умом и с жаждою знаний погрузился в изучение иностранной юридической литературы и судебных учреждений и тут с особой ясностью увидел и понял все недостатки нашего уголовного процесса. Назначенный в начале пятидесятых годов на пост обер-прокурора одного из московских департаментов Сената, доставшийся ему по праву необыкновенного трудолюбия и выдающихся способностей, он на себе испытал косность и отсталость нашего процесса и трудность влития в его мертвящие формальные берега струи действительного правосудия. Его трудам обязан Устав уголовного судопроизводства точною, сжатою редакциею своих статей, почти всецело усвоенною Государственным советом. Принимая оживленное участие в спорах по выработке тех или других положений нового процессуального порядка, Буцковский взял на себя роль беспристрастного историка всех прений и изложил окончательные результаты их в блестяще составленной объяснительной записке к проекту Устава уголовного судопроизводства. Эта записка не только представляет замечательный историко-юридический труд, но и до сих пор не утратила значения и как превосходное изложение различных точек зрения на сущность процессуальных приемов и их внутренний смысл. Она служит также показателем светлого настроения, исполненного доверия к живой восприимчивости и способностям русского народа, настроения, которым были проникнуты, даже расходясь в частностях, те, кому выпала счастливая доля работать над судебным законодательством с верою, что указания на его улучшения действительно войдут в жизнь, а не прозвучат лишь как vox clamantis in deserto {Глас вопиющего в пустыне (лат.). }.- Работам комиссии в особенности содействовал своими записками и мнениями энергический и подвижный московский губернский прокурор Д. А. Ровинский, глубокий знаток народной жизни, свойств и вкусов русского человека, перестрадавший на опыте и в близком соприкосновении все темные стороны нашего суда, тюремного дела, полицейской "распорядительности" и генерал-губернаторского "усмотрения". Он внес в свои работы по судебному преобразованию не только богатый фактический материал, не только вдумчивость своего ума и чуткость своего сердца, но и настойчивое стремление коренным образом обновить и облагородить наш судебный строй, связав его со всем лучшим, что дало народному быту упразднение крепостного права. Уголовное отделение в течение пяти с половиною месяцев имело 89 заседаний и 30 июня 1863 г. окончило свои занятия. В занятиях этих оно шло шаг за шагом за статьями Основного положения, разрабатывая и развивая каждую из них в ряде новых постановлений, проникнутых почерпнутою из нее руководящей идеей. Но был, впрочем, вопрос, который смущал членов уголовного отделения, несмотря на широту их взглядов. Они приветствовали упразднение системы предустановленных доказательств и замену ее внутренним убеждением судей. Однако крутой переход от заранее измеренных и взвешенных, по раз навсегда данному обязательному рецепту, доказательств к полному отсутствию каких-либо правил о последних казался им невозможным. Их смущал этот "прыжок в неизвестность", могущий, казалось им, подорвать уверенность в правосудном, в меру человеческого разумения, решении дел судьями и в особенности присяжными заседателями. В этом выражался не окончательно пережитый старый взгляд на силу доказательств, отразившийся в свое время и на ст. 8 Основных положений, говорившей "о правилах, служащих руководством при определении вины или невинности подсудимых по внутреннему убеждению судей, основанному на совокупности обстоятельств, обнаруженных при производстве следствия". В комиссии возникли обширные прения и разногласия по вопросу о необходимости установления таких правил для оценки и определения силы доказательств. В конце концов все сошлись на том, что вводить эти правила в Устав уголовного судопроизводства не представляется оснований, но что, однако, необходимо составить обдуманный свод их, изложенный в особом Наставлении, которое не стесняло бы совесть судей и присяжных в оправдании или обвинении подсудимого по внутреннему их убеждению, но служило бы лишь облегчением для соображения ими обстоятельств дела. Поэтому, после довольно обостренных прений, уголовным отделением было выработано такое Наставление, которое должно было быть приложено к Уставу уголовного судопроизводства и содержать в себе правила о судебных доказательствах вообще и в частности о доказательствах посредством осмотра и удостоверения сведущих людей, о доказательствах посредством свидетелей и посредством улик, о письменных доказательствах и, наконец, о доказательствах, основанных на признании подсудимого. Государственный совет отверг, однако, эти правила, признав, что часть их относительно источника доказательства должна найти себе место в постановлениях, определяющих условия и порядок производства дел, оценка же силы и значения доказательств в виде советов, преподаваемых присяжным, должна составить обязанность председательствующего судьи. Вследствие этого 71 статья Основных положений, говорящая о том, что председатель суда по окончании прений излагает вкратце существо дела и представленные в пользу и против обвиняемого доказательства, вылилась в 801 статью Устава уголовного судопроизводства, на основании которой председатель объясняет присяжным не только существенные обстоятельства дела и законы, относящиеся к определению свойства рассматриваемого преступного деяния, но и общие юридические основания к суждению о силе доказательств, приведенных против и в защиту подсудимого. Из вопросов, возникавших в уголовном отделении и вызывавших характерные по содержанию и по принятому окончательному выводу разномыслия, наибольшего внимания заслуживают те, которые не были разъяснены в определенном смысле Основными положениями. Таков был вопрос об ограждении правильности содержания под стражей, нашедший себе окончательное разрешение в принятых Государственным советом статьях: 9, 10 и 11 Устава уголовного судопроизводства. Меньшинство членов находило, что ни судьям, ни прокурорам не может быть предоставлено ни в каком случае право освобождать арестантов независимо от производства дел о них. Но большинство было иного взгляда. Оно находило, что всякое произвольное задержание кого-либо неподлежащею властью, равно и задержание в частном доме, сарае, подвале и вообще в ином месте, кроме тех, которые определены для этого по закону, составляет преступное насилие против личности граждан, почему обязанность пресекать подобное насилие должна лежать безразлично на каждом судье или лице прокурорского надзора, имеющем к тому возможность. На возражение, что нет надобности особо упоминать о пресечении преступного лишения свободы, так как обязанность такого пресечения лежит не только на всех должностных, но и на частных лицах, члены большинства отвечали, что "хотя по смыслу действующих законов на каждом частном лице действительно лежит обязанность пресекать преступления, но под влиянием различных условий обязанность эта почти никогда не осуществляется на практике. Всем известно равнодушие и даже отчуждение нашего общества в деле суда и полиции; всем известно, как трудно бывает приискать свидетелей преступления, так как всякий старается избежать неприятности быть привлеченным к суду и следствию. Если подобное уклонение проявляется в случаях важных и, так сказать, осязательных преступлений, то его следует опасаться тем более в случаях неправильного задержания, жестокого по своему существу, но не столь ужасного по своим внешним признакам. Притом нельзя не заметить, что под влиянием вековых злоупотреблений задержание частных лиц вне законного порядка сделалось у нас обыденным явлением, не возбуждающим ни особенного ропота, ни особенного негодования. До сей поры правом задержания пользовались не только всякая власть и всякое начальство, но и частные лица, занимавшие выгодное положение в обществе. Судебная реформа должна положить предел подобному произволу". Таков был затем вопрос о допущении защиты обвиняемых на предварительном следствии и о допущении гласности при производстве последнего. Комиссия нашла, что такая гласность представляется самым действительным средством в смысле ограждения лица, подвершегося преследованию, от злоупотреблений и увлечений следователя, для явки нередко таких свидетелей, которые следователю и неизвестны, и, наконец, для устранения несправедливых нареканий на добросовестных следователей и для предупреждения возможности голословного отказа подсудимых от сделанного ими признания преступления. Впрочем, сама комиссия сознавала практические затруднения и процессуальные неудобства, вызываемые этим предположением, ибо ею же проектировалось право следователя устранять гласность, когда это окажется необходимым, лишь отметив о побудительных к тому причинах в протоколе. Ввиду этого Государственному совету не представлялось затруднений совершенно устранить гласность при производстве предварительного следствия, и последующие карательные статьи нашего Уложения о наказаниях пошли еще дальше, воспретив до судебного разбирательства оглашение данных, добытых предварительным следствием. Допущение защиты обвиняемого в принципе было признано в комиссии необходимым, как одинаково полезное не только для привлеченного, но и для самого следователя. Но в условиях допущения защитника мнения разделились. Одни находили, что допущение неограниченного выбора защитников может вредить успеху следствия, допустив вторжение в него злоупотреблений со стороны мелких ходатаев, не брезгающих никакими способами для сокрытия истины ради собственной выгоды. Поэтому защитниками могли бы быть лишь присяжные поверенные и мировые судьи. Другие предлагали уполномочить следователей на устранение тех защитников, которые будут ими признаны недостаточно благонадежными или навлекут на себя подозрение в противодействии к открытию истины, о чем должно быть объяснено в особом протоколе. Большинство находило, что никаких ограничений в выборе защитника и в установлении права следователя по личному усмотрению, трудно подлежащему проверке, устранять такового не должно быть и что поэтому обвиняемый, которому при самом начатии следствия объявляется о его праве иметь защитника, может выбрать каждое лицо, которому не воспрещено ходатайство по чужим делам. В подкрепление этого мнения приводилось оригинальное соображение о том, что в России менее, чем в какой-либо другой стране, можно опасаться вреда от защиты при следствии, так как и при старом порядке судопроизводства уже существовали зачатки защиты в виде депутатов от ведомств или сословий. Депутаты эти могли бы быть столь же опасны, как и предлагаемые на будущее время защитники, ибо они, как известно, назначаются далеко не всегда из самых благонадежных людей, однако практика не видела от них никакого вреда, а для одного из самых отдаленных краев России, населенного людьми, прошедшими, так сказать, через огонь и воду, Сибирским комитетом было постановлено, что выбор депутата в Амурской области представляется тому лицу, интересы которого он должен защищать. Государственным советом, однако, не было разделено ни одно из этих трех мнений. В связи с гласностью при производстве предварительного следствия находится и вопрос о гласности, т. е. собственно о публичности судебных заседаний. Признавая эту публичность, согласно с указаниями ст. 7 Основных положений, за коренное начало нового судопроизводства, комиссия остановила свое внимание на случаях рассмотрения судом дел "о распространении вредных учений" и пришла к выводу, что и по делам этого рода никакое изъятие из коренного начала допускаемо быть не может. "Если бы суд,-- рассуждала она,-- служил первоначальным и вместе с тем единственным местом оглашения вредных учений, то гласное обсуждение преступлений этого рода действительно могло бы произвести некоторый соблазн в среде присутствующих лиц. Но вредные учения подвергаются рассмотрению суда уже в то время, когда они успели более или менее проникнуть в общество двумя только возможными к тому путями--словесною пропагандою или чрез печатное слово. Распространители их являются перед судом не для своего торжества, но для обличения проповеданной ими лжи. Самым действительным оружием против вредных учений будет всегда не тщательное сокрытие их в тайне, а обличение здравою критикою. С этой точки зрения, приговор суда есть та же критика, но еще более влиятельная, так как она исходит от имени законной и всеми уважаемой власти, которая, порицая самое учение, вместе с тем определяет и ответственность лиц, его распространявших. Тайный суд способен только дать вредному учению большее, против действительности, значение. Он может совершенно неправильно навести на мысль, что общество страшится вредного учения и признает себя бессильным для гласного его обсуждения. Любопытство и стремление признать преследуемые теории являются только при келейном разборе этих преступлений. Поэтому надо отнять у них столь привлекательные и заманчивые атрибуты таинственности". Государственный совет в четырех пунктах ст. 620 и в ст. 1056 Устава уголовного судопроизводства разделил этот взгляд, подвергшийся впоследствии резкой критике и устранению практического его осуществления. Не малое разногласие в комиссии возбуждал и порядок предания суду. Одни находили, что по делам, подлежащим суду присяжных заседателей, обвинительные акты прокурорского надзора могут быть обжалованы обвиняемым пред судебною палатою в случаях неточного изложения обстоятельств дела, неполноты следствия и непринятия во внимание законных причин к прекращению или приостановлению производства. Большинство считало возможным допустить предание суду через палату "лишь в тех сомнительных случаях, когда против обвиняемого нет положительных и явных улик, свидетельских показаний, письменных доказательств и собственного признания". Против этого мнения, отзывавшегося устарелым взглядом на доказательства и чрезмерно вводившим субъективный элемент в обсуждение необходимости предания суду, высказалось 14 членов комиссии, предлагавших ту редакцию, которая и была принята в виде 518 статьи Устава уголовного судопроизводства Государственным советом. В смысле понятной неприемлемости мнений, высказанных в редакционной комиссии, можно отметить, например, предложение установить для совещания присяжных заседателей правило о склонении ими своих мнений к единогласному решению с тем, что в случае разногласия они остаются в комнате, назначенной для сове щ аний, не менее двух часов, и если затем разномыслие не устранится, то вопросы, предложенные им, разрешаются по большинству голосов,-- но нельзя не остановиться с сожалением на том, что Государственный совет отверг соображения комиссии об отмене публичного исполнения приговора над подсудимыми, присужденными к уголовным наказаниям, основанные на замечаниях, сделанных Буцковским. Обряд всенародного поезда осужденного на площадь для выслушивания приговора у позорного столба представлялся ему бесплодною и бесцельною жестокостью, утрачивающею всякое значение с введением публичности и торжественности обрядов производства суда. "Составляя только окончание той драмы, которая происходила на суде публично,-- говорил он,-- обряд позорной казни представит народу одно праздное зрелище, без всякого поучительного значения. Мало того, после потери своего устрашающего характера, обряд этот может подействовать даже вредно на массу народонаселения, представляя ей позор как бы единственным наказанием за тяжкие злодеяния. Конечно, чем менее подавлено в осужденном нравственное чувство, чем менее он преступник по ремеслу, тем положение его при исполнении обряда казни будет мучительнее. Но для тех осужденных, которые при совершении своих преступлений или руководились одними животными побуждениями, или успели убить в себе всякое нравственное чувство, позорный обряд не имеет никакого значения. Таким образом, этот обряд отягощает участь только тех осужденных, которых нравственные силы будут и без того глубоко потрясены публичным исследованием на суде их вины и для которых, таким образом, вопреки справедливости наказание окажется более чувствительным". Доводы эти не могли, однако, убедить Государственный совет, и обряд публичной казни для лишенных всех прав состояния продолжал существовать до восьмидесятых годов, когда, наконец, была вполне признана его тягостная ненужность и карательная бесцельность. Проект Устава уголовного судопроизводства в том виде, в каком он вышел из редакционной комиссии, был проникнут тремя началами, проходившими красною нитью чрез все его постановления и рассуждения, положенные в их основание. Одно из них -- отвращение к старому порядку суда, подлежащему отмене, и боязнь даже в каких-нибудь подробностях вернуться к нему или напомнить о нем. Другое-- как уже было указано--доверие к умственной и нравственной восприимчивости русского народа, гарантировавшей в глазах созидателей Судебных уставов практическую осуществимость многих новшеств, за которыми не было предшествующего жизненного опыта и которые не только стояли в несоответствии с общим направлением и методами деятельности других органов управления, но и шли с ними вразрез, и, наконец, третье -- желание как можно прочнее обеспечить личность обвиняемого и подсудимого от произвола и единоличного усмотрения. Как пример последней особенности можно привести сделанное в комиссии предложение не давать мировому судье права постановления окончательного приговора в случаях присуждения к аресту. "Предоставление мировому судье,-- говорилось в этом предложении,-- назначать арест окончательными приговорами предает всех без различия обвиняемых из жителей его участка безграничному произволу и сделает самого судью предметом всеобщей ненависти и негодования, вместо того уважения, которое он без сомнения приобретает, если деятельность его будет поставлена в законные и приличные ей пределы. Но главная причина, почему арест не может быть налагаем безотчетными и бесконтрольными окончательными приговорами одноличного судьи, заключается в действительной сущности ареста. Арест есть лишение свободы -- величайшего блага каждого гражданина, распоряжение которым нельзя предоставить одноличному мировому судье, способному, как всякий человек, увлекаться и страстями, и пристрастиями. В случае несправедливости этого наказания уже невозможно вознаградить сделанное им зло. Арест есть вычет из жизни, пополнить который не в состоянии никакая сила человеческая. Представлять такое безвозвратное неисправимое наказание произволу одного судьи -- нет никакой возможности. Распоряжение им может быть представлено только суду коллегиальному, но никак не одному судье. Гражданская свобода -- такое великое право, которое должно быть ограждено самыми действительными гарантиями". Восторженная уверенность работников редакционной комиссии в бесповоротном наступлении лучших времен и вызываемая ею разносторонность и успешность их труда имели очень мало общего с обычными приемами многих последующих ведомственных комиссий и совещаний, ленивая и безучастливая работа которых, чуткая лишь к вожделениям начальств, если и оживлялась иногда, то не сознанием необходимости осуществления того, что должно быть выработано, а столкновением личных самолюбий. К Государственному совету могло быть и по бюрократическому его навыку и по возрасту его членов применено изречение Пушкина о старости, которая "ходит осторожно и подозрительно глядит". От него, конечно, нельзя было ожидать того приподнятого настроения, которое царило в комиссии. Вследствие этого предположения проекта подверглись некоторым существенным изменениям. Если редакционная комиссия, заключая свои работы, имела пред собою одну лишь картину будущего суда в России, то Государственный совет видел картину современного ему политического и административного строя, далеко еще не обновленного во всех своих частях, между которыми, например, отсутствовали еще только намеченные земское и городское положения. Отсюда проистекла, между прочим, окончательная редакция примечания к ст. 1 Устава уголовного судопроизводства, принятая Государственным советом "для избежания недоразумений". Отсюда же явился и особый порядок судебных преследований против должностных лиц, обвиняемых в преступлениях по службе, а вместо намеченного общего порядка их ответственности, а также ограничение подсудности суду присяжных, изъявшее из его ведения дела о государственных преступлениях. Выработка Судебных уставов и основанная на них судебная реформа были встречены обществом и печатью без различия направлений с живым интересом и безусловным сочувствием. Казалось, что после всех вопиющих недостатков старого суда лишь подьячие и прочий приказный люд, кормившийся от этих недостатков, могут быть недовольны упразднением прежних судебных порядков и заменою их новыми. Вскоре, однако, обнаружилось, что признаваемые теоретически безупречными Судебные уставы в их практическом применении вызывают против себя ряд нареканий, сначала единичных и несмелых, а с течением времени настойчивых и громогласных. Образовалась постепенно группа лиц, "потерпевших от нового суда". Одних из них возмущала гласность судебного производства, столь интересная по отношению к другим и столь нежелательная и тягостная по отношению к себе; другие не могли примириться с равноправностью пред судом в ее действительном осуществлении; третьи не в состоянии были усвоить себе идею кассации и понять, как можно отменять приговор или решение, не входя в рассмотрение существа дела; затем были и такие, которых по разным причинам раздражало то, что недавних невидных чиновников, услужливо допускавших брезгливо-фамильярное с собою обращение, заменили люди высшего образования с чувством не только собственного достоинства, но и достоинства носимого ими звания и присвоенной им власти. Наконец, и в разных ведомствах завистливым недовольством смотрели на права и преимущества лиц судебного ведомства. Одновременно с этим в правящих кругах с трудом осваивались с гарантиями личности по Уставу уголовного судопроизводства и со свободою внутреннего убеждения представителей общественной совести, диктовавшей им решения, иногда шедшие вразрез с твердо намеченною в обвинительном акте виновностью под влиянием непосредственно вынесенных ими из судебного разбирательства впечатлений и убеждений. Несменяемость судей, безответственность присяжных за свои решения и последовательно проведенное в Судебных уставах отделение судебной власти от административной -- все это, при наличности старого бюрократического устройства, порядков и приемов местного управления, создавало из Судебных уставов нечто чуждое привычному и обычному ходу вещей. В этом смысле Судебные уставы являлись похожими на то, что у римлян называлось "insula, in fluminae nata" {Остров, возникший в реке (лат.). }... Устав гражданского судопроизводства по самому существу своему возбуждал меньше нареканий; Учреждение судебных установлений уже гораздо чаще вызывало указание на несоответствие его с условиями и основами освященного временем государственного устройства. Но особо тернистый путь предстоял Уставу уголовного судопроизводства. Ему, во главе недовольных новым судом, старался наносить удары, обобщая единичные случаи в органическое явление, влиятельный московский публицист, из недавнего теоретического друга Судебных уставов ставший их страстным практическим противником. Ему принадлежали выражения: "судебная республика", "суд улицы", "антиправительствующий Сенат", которыми он пытался заклеймить совокупность судебных деятелей, суд присяжных заседателей и уголовный кассационный департамент Правительствующего Сената. Таким образом сложилась по отношению к уголовному суду по Судебным уставам та своеобразная бухгалтерия, на основании которой в пассив уголовного суда преувеличенно крупным шрифтом стали вписываться промахи и неизбежные во всяком деле рук человеческих ошибки и недостатки, а в актив ровно ничего не писалось, несмотря на блестящие и невозможные при прежнем судебном строе примеры истинного и нелицемерного правосудия. Ко вновь созданным учреждениям и к их представителям были предъявлены самые чрезмерные требования непогрешимости не только по существу, но и по форме, не только в ходе дел, но и в обиходе взаимоотношений. Отсутствие опыта стало признаваться грубою ошибкою или сознательным нарушением, неизбежное разногласие -- тенденциозностью, действительные, хотя и естественные в новом деле, промахи -- преступлением. Судебные уставы были выработаны не для пустого пространства: они были созданы требованием самой жизни, к ее потребностям они и должны были применяться. В основу многого в них, как уже было замечено выше, были вложены широкие и твердые упования, но не предшествующий опыт, за невозможностью его получения и проверки. Поэтому обнаружение некоторых частичных недостатков в этих Уставах было не только возможно, но и неизбежно. Считать их какою-то окаменелостью, застывшею в своей неподвижности, считать каждую статью в них за нечто непогрешимое и незыблемое, хотя бы оно шло и вразрез с указаниями жизни -- невозможно. Добросовестная критика частностей могла только содействовать внедрению в общественный и государственный уклад тех общих начал, которые были заложены в фундаменте Уставов. Но результаты такой критики могли быть благотворны лишь при соблюдении уважения и внимания к трудам и заветам составителей Судебных уставов, с безусловным сохранением во всем новом и изменяемом начал истинного правосудия и возвышающей последние человечности. К сожалению, это далеко не всегда было соблюдаемо при тех законодательных мерах, которыми вносились поправки и дополнения в Учреждение судебных установлений и главным образом в Устав уголовного судопроизводства. Эти меры, а также и некоторые проекты таковых, бывшие близкими к осуществлению, распадаются на улучшения, на изменения и на искажения того, что было торжественно провозглашено 20 ноября 1864 г. К первой категории, т. е. к исправлению, можно в виде примера отнести, во-первых, закон 2 июня 1897 г. об ответственности несовершеннолетних, направленный к тому, чтобы производство суда относительно недостигших полной умственной и физической зрелости происходило в условиях и обстановке, соответствующих особенностям возраста обвиняемых и не могущих оказать на них неблагоприятного влияния; во-вторых, изложение 523 статьи Устава уголовного судопроизводства в смысле предложения прокурором всех заключений о приостановлении или прекращении следствий в окружной суд с правом обжалования по статьям 528 1 , 528 2 , 528 3 постановлений суда о прекращении дела потерпевшими от преступления и с предоставлением судебной палате, согласно ст. 529 1 , права требовать к своему рассмотрению дело, по которому последовало прекращение или приостановление следствия, независимо от жалобы потерпевшего лица, чем устранена перегрузка обвинительной камеры и медленность производства по прекращению следствий в обширных судебных округах без ущерба для правосудия; в-третьих, уничтожение заявления неудовольствия на приговоры мировых судей, представлявшего излишнюю и нецелесообразную обрядность при обжаловании приговоров; в-четвертых, установление произнесения обер-прокурором уголовного кассационного департамента своего заключения по кассационным жалобам и протестам после объяснений участвующих в деле, а не до таковых, как было постановлено в 991 статье Устава уголовного судопроизводства, чем точно разграничена деятельность прокурора-обвинителя от его роли юрисконсульта и толкователя закона в мировом съезде и в кассационном суде и исправлен неправильный взгляд составителей Судебных уставов на положение и задачи обер-прокурора уголовного кассационного департамента; в-пятых, ограничение права отвода присяжных заседателей как обвинителем, так и подсудимым тремя с каждой стороны, чем устранялось искусственное образование состава присяжных заседателей по делу беспричинным отводом нередко полезных для истинного правосудия сил; в-шестых, устранение из числа присяжных заседателей, согласно ст. 82 Учреждения судебных установлений лиц, впавших в крайнюю бедность или находящихся в услужении в качестве домашней прислуги; в-седьмых, ряд улучшений как в составе комиссий по составлению списков присяжных заседателей, так и в порядке действий таковых; в-восьмых, введение привода присяжных заседателей к присяге и объяснения им их прав и обязанностей лишь единожды пред открытием каждого периода заседаний с их участием вместо исполнения этих обрядов по каждому делу, лишавшего присягу ее торжественной значительности и обращавшего объяснения председателя в бесплодное повторение одного и того же и т. д. Как на примеры изменений, существенно влиявших на конструкцию, соотношение и устойчивость отдельных частей Устава уголовного судопроизводства, можно указать прежде всего на ряд последовательных сокращений подсудности присяжным заседателям дел по преступлениям должности, против порядка управления, против лесной стражи, против пользования телеграфом, дел о злоупотреблениях должностных лиц общественных и частных банков, о двоебрачии, об убийстве и покушении на убийство, а также насильственных действиях против должностных лиц при исполнении или по поводу исполнения ими служебных обязанностей и, наконец, дел о выделке и хранении взрывчатых веществ -- и на передачу этих дел суду судебной палаты с участием сословных представителей, причем последовательно было признано, что предварительное следствие и обряд предания суду не представляются безусловно обязательными. Затем существенным изменением постановлений о публичности заседаний явились дополнения к ст. 620, расширившей случаи закрытия дверей заседаний, с предоставлением суду и министру юстиции делать распоряжения об устранении публичности в ряде случаев, не предусмотренных составителями Судебных уставов, причем, как показала практика, в признание таких случаев в отдельных делах нередко и чрезмерно вносился субъективный взгляд под влиянием "злобы дня" или внесудебных соображений. Нельзя отнести к улучшениям Устава уголовного судопроизводства и разделения в 1877 году уголовного кассационного департамента на отделения. Это разделение, вместе с установлением залога, хотя несколько и разгрузило Сенат, обремененный делами, но создало на практике возможность обхода принципиальных вопросов и нередкие случаи несогласованности в разъяснениях различных отделений, колебавшие начало единства кассационной деятельности. Едва ли нужно затем говорить о серьезном значении таких изменений в Уставе уголовного судопроизводства и в Учреждении судебных установлений, каковы: постановления о суде по государственным преступлениям, коренным образом изменившие порядок производства дел по этим преступлениям и предварительного исследования последних, начиная с закона 19 мая 1871 г., придавшего дознанию чинов жандармской полиции значение следственных актов; отмена права Правительствующего Сената на окончательное возбуждение уголовного преследования против губернаторов и подчинение его по этому предмету определений рассмотрению Комитета министров (ныне Совета министров); постепенное изменение статей 575 и 576 Устава уголовного судопроизводства, поставившее вызов свидетелей со стороны обвиняемого в полную зависимость от усмотрения и личных, могущих быть предвзятыми, взглядов суда и т. п. Сюда же надо отнести те изменения Судебных уставов, которые последовали при применении их к окраинам, к Сибири и нашим среднеазиатским владениям. Подробный разбор этих изменений покажет в своем месте, насколько таковые вызывались действительными бытовыми особенностями края и насколько основанием для них послужили временные соображения политического характера. Переходя к области искажений Судебных уставов, приходится отметить прежде всего то, что не могло не повлиять на независимость и самостоятельность деятельности судебного следователя, которые составители Судебных уставов старались обеспечить, представив ему наравне с судьями несменяемость. В первые же годы введения в действие Судебных уставов эта несменяемость следователей была фактически отменена тем, что министерство юстиции, вместо соблюдения установленного порядка в назначении на должность следователей, стало командировать к исполнению таковой причисленных к нему чиновников. Если эта мера отчасти может быть объяснена недостатком на первое время в опытных людях и опасением сознательных и бессознательных упущений и нарушений с их стороны, то со времени введения судебной реформы во всех округах Европейской России, создавшего прочную школу для судебных деятелей, и с изданием закона 1885 года, создавшего Верховный дисциплинарный суд, для такого упразднения созданного Судебными уставами положения судебных следователей нет уже никакого основания. Учреждение земских начальников в 1889 году нанесло сильнейший удар тому началу отделения судебной власти от административной, о котором так настойчиво заботились составители Судебных уставов, признавая необходимость строго разграничивать административные взгляды, политические соображения и начальственные распоряжения от стремления к правосудию и от работы судейской совести, которая предписывает сообразоваться не с тем, что надо предупреждать вообще, а с тем, что надо обсудить по конкретным, наличным обстоятельствам. Почти совершенное упразднение мирового института, вызванное учреждением земских начальников, повело и к упрощению порядка судебно-мирового разбирательства, начертанного Уставом уголовного судопроизводства, а знаменитая ст. 61 Положения о земских начальниках ввела в судебную практику последних приемы, ничего общего с судебным разбирательством не имеющие. Это Положение, создавшее в лице губернских присутствий ряд весьма пестрых по составу кассационных инстанций, глубоко нарушило начало единства кассационной практики, открыв широкое поле для своеобразных местных толкований карательных и процессуальных законов. Через несколько лет после введения земских начальников, призванных осуществлять собою близкую к народу юстицию, находясь в то же время в полной зависимости от органов администрации, была, по докладу министра юстиции Н. В. Муравьева, образована комиссия о пересмотре законоположений по судебной части. Открытая и закрытая широковещательными речами своего председателя и организованная в весьма широком масштабе, комиссия эта, внося в Судебные уставы некоторые мелочные изменения, по отношению к Учреждению судебных установлений и в особенности к Уставу уголовного судопроизводства вступила на путь искажения Судебных уставов. Во всеподданнейшем докладе об учреждении комиссии было высказано, что отделение суда от администрации и неудачно формулированное начало судейской несменяемости имели своим последствием ошибочный взгляд на незыблемость правительственного направления суда и судебного ведомства и на намерение законодателя поставить представителей судебной власти в особое исключительное положение в ряду прочих правительственных органов. В развитие этих взглядов Муравьева судебная власть земского начальника была всецело сохранена в обширном проекте упорядочения суда, составленном комиссией под его председательством, несмотря на согласие министра внутренних дел на освобождение земских начальников от судебных функций; кассационный суд предполагалось окончательно лишить единства, передав пересмотр решений не обладающих несменяемостью участковых судей, которыми должны были быть заменены городские и немногие из уцелевших мировых судей, в судебные палаты; предварительное следствие было решено передать в руки полиции, шагнув таким образом далеко назад не только за Судебные уставы, но и за Наказ судебным следователям 1860 года; предположена отмена апелляционного производства и, наконец, были всемерно намечены такие ограничения в правах и преимуществах лиц судебного ведомства, которые сводили их во многих отношениях к служебному уровню заурядных чиновников. Вместе с тем, без всякого реального повода, был "взят под сомнение" суд присяжных, несмотря на то, что в состоявшемся в 1895 году совещании старших председателей и прокуроров судебных палат огромным большинством этот суд был признан "судом жизненным, имеющим облагораживающее влияние на народную нравственность, служащим проводником народного правосознания и долженствующим не отойти в область преданий, а укрепиться в нашей жизни". Суд присяжных был всегда предметом периодических нападений со стороны некоторой части печати и тех общественных кругов, поспешность осуждений которыми этого суда не оправдывалась ни знанием процесса вообще, ни знакомством с действительными обстоятельствами судебного разбирательства по делу, приводившему их подчас в совершенно невежественное негодование. Отрывочные газетные отчеты, сокращенные и искаженные речи сторон, собственные измышления досужих репортеров с напускным и лицемерным негодованием создавали в негодующих взгляд на необходимость такого приговора, который шел бы вразрез с тем, что изучили, перечувствовали, а иногда и перестрадали присяжные, когда перед ними прошла живая летопись дела в лице свидетелей и самих подсудимых. Между тем судить о правильности ответа присяжных может лишь тот, кто непрерывно присутствовал в заседании и кто знает, что в ответе на вопрос о виновности содержится не одно признание события преступления, но и признание нравственной ответственности подсудимого, нередко поставленного в тяжкие житейские условия и так или иначе уже искупившего свою вину. Поэтому если бывают решения присяжных, с которым присутствовавший на суде опытный судебный деятель и не сможет согласиться, то im Grossen und Ganzen {В общем и целом (нем.). } нет таких решений, кажущихся неправильными, которых нельзя бы было понять и объяснить рядом доступных пониманию причин. Поэтому не об отмене суда присяжных, а об усовершенствовании условий, в которые он поставлен, следует позаботиться тем, кому дорого жизненное, а не формальное отправление правосудия. Несомненно, что суд присяжных, как и всякий суд, отражает на себе недостатки общества, среди которого он действует и из недр которого он исходит, но недостатки эти в значительной мере искупаются безусловной независимостью этого суда, чуждого служебным расчетам и честолюбию, могущею давать простор чувству христианского милосердия, которое вполне искупает то, во всяком случае, небольшое число оправдательных приговоров, которые подсказаны этим чувством, но идут вразрез с формальными требованиями закона. Притом состав присяжных заседателей на практике, благодаря небрежному, а иногда и слишком любезному составлению списков, являет собою почти постоянно не то фактическое единение представителей разных слоев общества, которое наметили составители Судебных уставов, а собрание людей, которым не удалось по их служебному положению или по каким-либо другим причинам избежать внесения их в списки. В то время, когда крестьяне безропотно несут обязанности присяжного заседателя и по-своему стараются свято исполнить свой долг, лица привилегированных сословий и в особенности чиновники спешат представлять в суд фиктивные свидетельства о болезни и не менее фиктивные заявления начальства о служебных командировках. В этом отношении характерно, например, то, что 16 июля настоящего года 14 присяжных из 33, явившихся в Петербургский окружной суд к началу новой сессии, ходатайствовали об освобождении их, представив 13 свидетельств начальства о неотложных служебных занятиях и командировках и 1 свидетельство о болезни. В общие списки присяжных комиссиями в усиленном составе, согласно 99 статье Учреждения судебных установлений, нередко одни и те же лица из несостоятельных крестьян вносятся по несколько лет сряду и в то же время вовсе не попадают лица дворянского или купеческого сословия, удовлетворяющие всем условиям избрания. Бывают случаи, что в эти списки вносятся лишенные прав состояния или далеко перешедшие за установленный законом 70-летний возраст. При этом отсутствие всякого материального вознаграждения тяжело отзывается на оторванных от обычных занятий и не имеющих обеспеченных средств. На это в конце шестидесятых годов обратили внимание многие земства и стали выдавать крестьянам-присяжным небольшое пособие на время пребывания их в городе. Но скрытые недоброжелатели суда присяжных начали вопить о том, что исполнение судейских обязанностей обывателями не есть повинность, а дорогое право, вознаграждение за пользование которым извратило бы его существо. Этот взгляд бездушного формализма был, к сожалению, разделен первым департаментом Сената, который нашел необходимым воспретить земствам такие выдачи, ибо они могут заботиться исключительно "о хозяйственных нуждах и пользах", причем было позабыто, что на земстве лежат расходы на народное образование и народное здравие, а также выдача содержания мировым судьям. От присяжных, как от людей практической, а не кабинетной жизни, нельзя требовать, чтобы они замкнулись в оценку подлежащего их рассмотрению события без всякого заглядывания вперед и оглядки назад. Сам закон, давая им право признавать подсудимого заслуживающим снисхождения по обстоятельствам дела, тем самым заставляет их вглядеться и вдуматься в главное обстоятельство дела -- в самого подсудимого, т. е. в то преступное состояние, которое заменило у современных криминалистов отжившее понятие о злой воле. Не винить их следует за то, что они, быть может иногда и бессознательно, возбуждают в своей совести вопросы уголовной политики и не стоят на почве, характеризуемой словами "fiat justitia!" {Да свершится правосудие! (лат.) } и "dura lex sed lex" {Суров закон, но это -- закон (лат.). }. К их решениям законодатель должен приглядываться и прислушиваться, почерпая полезные для себя указания на то, как иные карательные узаконения идут вразрез с народным или общественным правосознанием. Иногда законодатель это делал и у нас: такова была, например, коррекционализация некоторых паспортных преступлений, вызванная тем, что "потерпевшая от преступления паспортная система" не находила себе достаточной защиты у присяжных, сознававших ее недостатки и нередко видевших в подсудимом ее житейскую жертву. К сожалению, по этому пути законодатель идет редко, предпочитая ограничение области действия присяжных прислушиванию к их голосу и принятию соответственных мер. Притом, присяжных заседателей до последнего времени держали в искусственном неведении о карательных результатах их решений, отдавая их тем самым на жертву ложных и иногда недобросовестных толкований закона и ошибочных собственных представлений о строгости грозящего подсудимому наказания, чему в значительной степени способствовало сохранение сословной подсудности за кражи и мошенничества. Вместе с тем длительное производство предварительных следствий с неизбежным заключением под стражу большинства обвиняемых, отсиживавших до суда многие месяцы предварительного ареста в качестве меры пресечения, приводило присяжных к мысли, что подсудимый уже понес достаточное наказание, а дальнейшее пребывание его в общих камерах большинства наших тюрем -- в этой школе взаимного обучения праздности, пороку, разврату и преступлению -- представлялось им лишенным всякой цели в нравственном и исправительном отношении. Неоднократные и многочисленные заявления присяжных суду о необходимости ускорить следствие, сократить случаи предварительного ареста и заменить тюрьмы работными домами с принудительным трудом или земледельческими карательными колониями служат лучшим доказательством живого и сознательного отношения их к своему делу и того, где лежит "корень зла" их оправдательных приговоров иногда при собственном признании обвиняемого. Улучшение форм процесса, связанное с господствующим в нем началом внутреннего убеждения, в противуположность теории формальных доказательств неминуемо выдвигает, как уже сказано, пред представителями общественной совести наряду с событием нарушения закона и личность самого нарушителя. В благородном стремлении оградить права этой личности и избежать осуждения больного или недоразвитого человека под видом преступного представители положительной науки и главным образом психиатрии и невропатологии доходят до крайних пределов, против которых протестуют не только логика жизни, но подчас и требования нравственности. Из понятия о болезни воли создалось новейшее учение о неврастении, которое, захватывая множество случаев проявления слабости воли, доведено некоторыми до установления совершенно немыслимых проявлений невменяемости, вроде folie du doute, belanofobia {Навязчивая идея (фр.). } (боязнь булавок), антививисекционизма и болезненной наклонности к опрятности. Болезнь характера вызвала сначала учение английских врачей о moral insanity {Нравственное вырождение (англ.). }, a потом явилась психопатия, которая разлилась такою безбрежной рекой, что сами психиатры силятся теперь направить ее в русло определенных душевных болезней и, так сказать, урегулировать ее разлив. Наследственность, несомненно существующая, но в большинстве случаев лишь как почва для дурных влияний среды и неблагоприятных обстоятельств, лишь как эвентуальный фактор преступления, рассматриваемая с предвзятой односторонностью и с чрезвычайными обобщениями, привела к мысли об атавизме, в силу которой современное человечество будто бы заключает в себе огромное количество людей (до 40 процентов всех обвиняемых) с морелевскими ушами и гутчинсоновскими зубами, седлообразным нёбом, нечувствительностью к внешним страданиям, татуировкою, оригинальным почерком, странным способом выражений и т. д., представляющих собою запоздалое одичание. Установив таким образом произвольный, по совокупности далеко не точно исследованных признаков, тип человекозверя, в действительности и физически и нравственно отличающегося от дикаря, возвращение к которому в нем иногда хотят видеть некоторые эксперты, вызываемые в суд по делам, возбуждающим особое общественное внимание, поселяют в присяжных заседателях тягостные для их совести сомнения, недостаточно умело рассеиваемые представителями обвинения, почти всегда более чем слабо подготовленными по части судебной медицины и учения о душевных болезнях. Наконец, при оценке решений присяжных заседателей, порицаемых за их неправильность, не следует упускать из виду, во-первых, слабое развитие у нас председательских руководящих напутствий присяжным и частую бесцветность их содержания, нередко одностороннего и чуждого главной цели напутствия -- оценки силы доказательств; и во-вторых, целого ряда кассационных решений, которыми, в громких процессах, установлены: бездеятельность председательствующих по устранению страстных и противоречащих задачам судебных прений выходок сторон, влияющих на душевное равновесие присяжных, переполнение судебного следствия данными и обстоятельствами, не имеющими отношения к делу и нарушающими, отвлекая внимание присяжных в сторону, правильную уголовную перспективу, и, наконец, неправильная постановка вопросов, не соответствующая существу предъявленного обвинения. Поэтому надлежит признать, что окончательный вывод совещания таких сведущих лиц, как старшие председатели и прокуроры судебных палат, указавших, притом совершенно определенно, на необходимые меры к устранению условий, неблагоприятно влияющих на деятельность присяжных, должен был в глазах комиссии Муравьева, окончательно решив вопрос о дальнейшем существовании этой формы суда, лишь определить дальнейшую задачу работ комиссии для устранения указанных условий- Однако вопреки этому вопрос об удержании суда присяжных в нашем судоустройстве был в 1896 году вновь поднят председателем комиссии, причем этому предшествовала ожесточенная травля этой формы суда в статьях разных авторов, помещенных в официальном органе министерства юстиции и вызвавших строгую и заслуженную отповедь в брошюре Джаншиева "Суд над судом присяжных" и в специально посвященном этому вопросу заседании Юридического общества при Петербургском университете. В окончательном выводе своем комиссия, после того, как в ее заседании автор наиболее запальчивой статьи против суда присяжных И. П. Закревский, бывший в прежние годы его горячим сторонником, заявил, что нападения его были лишь теоретического свойства, признала необходимым удержать суд присяжных и даже ввести таковых "особого состава" по некоторым делам взамен сословных представителей. Работы комиссии, служившие показателем разрушительной тенденции по отношению к Уставу уголовного судопроизводства, вызвавшие сильные возражения со стороны Министерства внутренних дел и финансов, не получили, к счастью, окончательной законодательной санкции, так как при введении обновленного строя были возвращены из Государственного совета старого устройства в министерство юстиции и ныне в существенных своих частях requiescant in расе {Покоятся в мире (лат . ). }. За время существования наших законодательных палат министерство юстиции вновь вступило в известной степени на путь улучшения Устава уголовного судопроизводства, внеся в Государственную думу и проведя через нее и Государственный совет проект закона о разрешении объяснять присяжным заседателям угрожающее подсудимому наказание, чем, наконец, устранена вредная для правосудия "игра в прятки" с судьями, решающими вопрос о виновности. Еще большее значение имеет закон о местном суде и о введении его в действие, восстановивший звание выборного мирового судьи и отменивший судебные функции земских начальников. Если вследствие взаимных уступок и компромиссов между противуположными взглядами и направлениями закон этот и не представляет желательной цельности, то, во всяком случае, он составляет отрадный шаг вперед по отношению к нашему уголовному суду, возвращающий его в то русло, которое было намечено и углублено составителями Судебных уставов. Третий законопроект -- об изменении порядка производства дел о преступных деяниях по службе и о вознаграждении за вред и убытки, причиненные неправильными действиями должностных лиц, встреченный весьма сочувственно Государственной думой, подвергся в Государственном совете значительным изменениям, умаляющим его практическое значение. Но тем не менее, введение большой самодеятельности прокуратуры и условий, значительно ускоряющих производство дел и облегчающих разрешение пререканий, является значительным улучшением того отдела Устава уголовного судопроизводства, в котором при составлении Судебных уставов были сделаны наибольшие уступки бюрократическому строю административных управлений. Прения в Государственном совете по поводу предположения о передаче дел о преступлениях по должности от сословных представителей к присяжным заседателям, всесторонне развитого министром юстиции, но не нашедшего поддержки у большинства, выяснили еще раз неосновательность упреков присяжным заседателям за чрезмерное количество постановляемых ими оправдательных приговоров, указанную еще совещанием старших председателей и прокуроров палат в 1894 году, когда было отмечено, что с 1883 года в течение десяти лет замечалось постепенное, но неуклонное увеличение обвинительных приговоров, постановляемых присяжными, и уменьшение таковых, постановляемых окружным судом без участия присяжных заседателей, причем среднему числу 68 процентов обвинительных приговоров, постановляемых судебными палатами с участием сословных представителей, соответствовали 65 процентов обвинительных приговоров в суде присяжных. Это соотношение сохранилось и до настоящего времени, причем разницею в 3 процента не искупается громоздкость суда с сословными представителями, крайне неудобная для сторон и свидетелей и очень дорого стоящая, так как бывали случаи, когда судебные издержки, принятые на счет казны, по одному делу доходили до 1 тыс. 600, а по другому даже до 6 тыс. руб. В сущности, этот суд по своему составу, по равнодушному отношению к делу сословных представителей, стремящихся к замещению себя в порядке обратной постепенности совершенно неподходящими лицами и подавляемых большинством коронного элемента, представляет из себя не что иное, как обыкновенный суд без присяжных заседателей, которому, однако, подсудны дела первостепенной важности, изъятые от присяжных заседателей. Из этой же области улучшения Устава уголовного судопроизводства намечен, но еще не получил окончательного законодательного разрешения вопрос о вознаграждении присяжных заседателей за исполнение ими их обязанностей, благодаря чему -- надо надеяться -- прекратится злорадное "покивание глав" на крайне редкие и исключительные случаи так называемого подкупа присяжных заседателей, вызываемого их тягостным материальным положением, причем, например, за 15-летний период с 1880 по 1895 год, оказывалось признанных виновными около тридцати человек из более чем миллиона состоявших в комплектах присяжных. На скромном торжестве в Петербурге, которым тесный кружок юристов отпраздновал 20 ноября 1889 г. 25-летие издания Судебных уставов, один из участников в их составлении, много положивший ума и таланта в их приложении в жизни, В. Д. Спасович, вспоминая прошлое, сравнил эти Уставы в их девственной неприкосновенности с Афродитой, вышедшей из пены морской. Скоро минет 50 лет с 20 ноября 1864 года... Гармонически черты богини изменились, чело ее покрыли морщины -- плод горьких утрат и тяжелых испытаний, но для тех, кто ее узнал полвека назад, кто с любовью и тревогой следил за ее жизненным путем, ее внутреняя красота осталась неизменной, и в душе их живет вера, что все наносное, временное, случайное, вызванное "злобой дня" и служащее последней, при дальнейшем развитии русской правовой жизни "спадет ветхой чешуей", открыв неувядающие черты первоначального образа.

Первоначально уголовный процесс как система последовательных действий по рассмотрению уголовных дел возникает в Древней Греции, а затем в Древнем Риме.

Государство устанавливает процедуру рассмотрения уголовно-правовых коллизий с учётом определённых правил и оценки позиций сторон. Процесс того периода (и в Шумере, и в Древней Индии был процесс, но он носил только фрагментарный характер, но именно в Греции возникла процедура судебного рассмотрения).

Процесс того периода по своей форме являлся обвинительным. Для такого процесса характерно объединение функции судебного рассмотрения и обвинения в лице одного представителя государства. Виновность презюмировалась (то есть предполагалась) и необходимо было опровергнуть такую презумпцию.

Вспомнить Понтия Пилата – прокуратора Иудеи. Обвинение и суд были в одном лице, а защита – в лице архонтов (Греция) и народных трибунов (Рим), один из наиболее ярких примеров – Цицерон.

Защита осуществлялась непрофессионально, но допускалась в уголовном процессе.

Поэтому была ситуация, когда человек должен был защищаться даже не будучи виновным.

В период раннего Средневековья уголовный процесс развивается в нескольких направлениях.

Первое направление – создаётся многоступенчатая система судов. Основных судов было три звена: централизованный (королевский) суд, суд феодала (сеньорский суд) и церковный суд.

Сеньорский суд носил характер полного произвола, но вот церковные и королевские…

В централизованных (королевских) судах появляются профессиональные юристы и постепенно судебная власть отделяется от обвинительной власти.

В период позднего Средневековья мы видим, что власть судебная отделяется частично от обвинительной и появляются элементы профессиональной защиты. Античные школы готовили риторов – ораторов. А вот Сорбонский университет и ряд других стали выпускать именно профессиональных юристов.

Церковные суды впервые породили протоколы.

В более поздний период (в период Позднего Средневековья или в Период Возрождения) судебная деятельность усложняется, а процесс превращается в процедуру, состоящую из нескольких стадий. При этом, конечно, активизируется роль защиты.

1380-1382 год, Жак Керк лишён своих полномочий и постов (а он был казначей во Франции), это был политический процесс, но всё же его не казнили, а отправили в ссылку – защита поработала хорошо.

В конце XVI века в Англии появляются суды присяжных.

В Новое время процесс модифицируется. Если ранее (в Средние века) процесс носил инквизиционный характер (его ещё иногда в литературе называют «розыскным»), где главным было признание собственной вины подсудимым (был даже термин – «царица доказательств»), но в новое время появляются элементы состязательного процесса. Такой процесс характеризуется активностью сторон, их независимостью от суда и наделением только суда правом принимать окончательное решение. Стоит отметить, что до такого идеального процесса нам далеко и сейчас – и не только российский процесс, но и зарубежных развитых стран тоже. Но вот в это время стали проявляться элементы состязательности.

История делала и шаги назад – революционные трибуналы во Франции 1889 год. Фуке де Нил. Прокурор, которого казнили по бланку, подписанному им самим.

Российский уголовный процесс как форма определённой деятельности начинает зарождаться в XVII веке. Естественно, были и ранее какие-то элементы, но вот Судебник появляется только в этот период времени. Судебник – первый процессуальный документ.

Затем происходит формирование специального следственно-розыскного аппарата (сначала розыскной приказ, потом Преображенский приказ, канцелярия тайных розыскных дел или, проще говоря, Тайная канцелярия).

В России в 1711 году была создана полиция.

В XVII веке создаётся полиция, волостные и губернские суди и Сенат как высший судебный орган.

У нас появляется «ходатаи по делам», профессиональной защиты, адвокатуры не были, но определённые элементы защиты были, так как они могли участвовать в процессе и отстаивать чьи-то интересы.

В 1864 году была проведена в России судебная реформа. Главным её проявлением стала открытость правосудия, создания суда присяжных и создание адвокатуры. Начались процессы, которые были почти театрализованные, контрамарки на заседания продавались. Здесь Плевако, дело Веры Засулич, чайника за 30 копеек…

Для российского процесса того времени характерно особое внимание к доказательствам и их юридической силе.

В 1917 году вся система судебная предыдущая была отменена.

В 1918 году издаётся декрет от суде №1. Фактически, декрет, который ввёл судебную систему, он несколько раз корректировался и в итоге мы вернулись к системе, установленной в 1864 года.

В 1918 году также издаётся закон о милиции, милиция – это досудебный орган, занимающийся розыском и расследованием. Чуть позже появляется прокуратура. Прокуратура существовала при суде (это был явный регресс – шаг назад).

В конечном итоге принимается в 1923 году уголовно-процессуальный кодекс РСФСР. Была попытка чуть пораньше принять – в 1922 году, но она не увенчалась успехом.

Его специфика: этот кодекс 1923 года (просуществовал долго) содержал лишь самый общий характер и носил бланкетный характер (то есть он отсылал к закону о милиции…).

Политические преступления рассматривались в нарушение процессуальных требований (хотя не все, некоторые из них формально облегались в уголовно-процессуальную форму, вначале было, но уже по делу Тухачевского такового не было). По общеуголовным делам происходит совершенствование уголовно-процессуальных норм. Вот здесь мы видим и права защитника, и интересные оправдательные договоры именно по оценке прямых и косвенных доказательств, здесь проявляется самостоятельность суда…

Но в то же время процесс того периода носил преимущественно обвинительный характер. Ну а по-другому и не могло быть в государстве, провозгласившее себя диктатурой. Пусть и диктатурой пролетариата, но это – тоталитаризм.

В 1960 году принимается новый УПК РСФСР. Он действовал 41 год. Это был действительно настоящий процессуальный документ. В нём была детально расписана процедура следствия и дознания, процедура судебного производства, полномочия участников процесса. Конечно, этот УПК был далёк от совершенства, но на тот период времени это был рывок – поэтапное рассмотрение, расследование, обжалование, реализация прав и обязанностей…

Основной чертой этого кодекса была единообразная процессуальная форма. То есть производство по делам вне зависимости от их категории, вне зависимости от участников.

В 1993 году была принята концепция судебной реформы Российской Федерации, которая действует и до сих пор, то есть до настоящего времени положения этой концепции развиваются. Постановлены были несколько знаковых, интересных задач.

В концепции поставлены несколько задач:

Совершенствование и дифференциация судебной деятельности.

Развитие системы судов присяжных и мировых судей.

Отделение следственной деятельности от деятельности прокуратуры.

Развитие состязательности в уголовном процессе.

Расширение системы гарантий интересов и прав участников процесса.

В этой связи началась очень активная работа над созданием нового процессуального кодекса. Это была непростая и во много политизированная работа. Крен был взят на англо-американскую систему права. Было три проекта УПК. В 2001 году принимается ныне действующий УПК.

В 2001 году был принят ныне действующий УПК. Вот в этом УПК нашло отражение целый ряд позиций этой концепции 1993 года. Не всё воспринималось хорошо. Вот, к примеру, в 1993 года постепенно вводится институт присяжных заседателей. Процедура согласия с обвинением (8 минут в Англии и 15 минут в России судебные заседания, что-то вроде торгов).

В этом УПК чётко закрепляются начала равноправия сторон и начала состязательности.

Судебные процедуры стали дифференцированными, то есть зависят от категории дела и волеизъявления участников процесса.

Существенно расширены права защиты. Если раньше защитник был фигурой более декоративной был, который появлялась только на судебном заседании, то сейчас с самых первых моментов, с задержания.

Следствие в значительной степени отделено от государственного обвинения. Ведь следователь, когда он закреплён с обвинителем, он только и на обвинение и ищет доказательства, а так более активно ищутся все, вообще все доказательства.

Введён ряд норм, обеспечивающих безопасность участников процесса.

Детализированы стадии уголовного процесса.

Конечно, это только часть тех новелл, которые ввёл УПК 2001 года.

В УПК внесли уже более пятисот изменений.

Нынешний уголовный процесс имеет основные признаки состязательного процесса. Всего три формы: обвинительный, инквизиционный и состязательный.

Уголовный процесс представляет собой систему действий уполномоченных государством субъектов по раскрытию преступлений, их расследованию и судебному разбирательству.

В то же время процесс – это система правоотношений как между субъектами процессуальной деятельности, так и между лицами, вовлечёнными в уголовный процесс (свидетели, эксперты, специалисты, потерпевшие, понятые…). Это правоотношения, существуют между субъектами права и обязанности, взаимокорреспондирующиеся.

Деятельность и отношения между субъектами процесса происходят в определённой процессуальной форме. То есть в определённом порядке и в определённых условиях, установленных законом.

Значение процессуальной формы состоит в двух аспектах:

Первое – процессуальная форма создаёт единообразие уголовного процесса. Уж если сказано, как вести протокол заседания, если сказан определённый порядок обыска, то так и надо, нельзя отклоняться, если отклонились – всё, недопустимые доказательства.

Второе – создание гарантий законных интересов участников процесса. В протоколе должны быть зафиксированы, есть ли у подсудимого адвокат и если нет, то почему (надо назначить…).

Уголовно-процессуальные функции.

Уголовно-процессуальные функции – это основные направления, по которым развивается уголовный процесс.

Основных функций три: функция обвинения, функция защиты и функция разрешения дела по существу.

Функция обвинения – это выдвижение обвинительного тезиса и его обоснование.

Функция защиты – это выдвижение защитительного тезиса и его обоснование. Причём защитительный тезис не всегда оправдательный, может быть, направлено на изменение статьи, на смягчении.

Функция разрешения – это принятие решения по существу. Термин «по существу» предполагает широкий спектр решений – оправдательный или обвинительный приговор, или принудительные меры медицинского характера…

Уголовно-процессуальные гарантии – это система норм, обеспечивающих права и интересы участников процесса.

Группы гарантий:

Принципы уголовного процесса, то есть основополагающие начала процесса. Они содержатся в Конституции и в УПК РФ.

Отдельные институты (совокупность норм, регулирующие сходные общественные отношения), закреплённые в УПК. Например, институт защиты от обвинения. Не отдельные нормы, а институт в целом даёт гарантии.

Это частные нормы, то есть нормы, регулирующие конкретные правовые ситуации (например, допрос свидетеля в закрытом судебном заседании или под псевдонимом; обязательное участие защитника).

Уголовно-процессуальные стадии или стадии уголовного процесса – это этапы, по которым движется уголовный процесс.

Стадии уголовного процесса делятся на обязательные по каждому делу и альтернативные.

Стадия возбуждения уголовного дела.

Стадия предварительного расследования (в форме дознания или предварительного следствия).

Стадия назначения судебного заседания (досудебное производство – её так по-другому называют, эту стадию).

Стадия судебного разбирательства.

Кассация и апелляция. Или более правильно – кассационное и апелляционное производство.

Стадия исполнения приговора.

Две альтернативные стадии:

Стадия надзорного производства.

Стадия производства по новым и вновь открывшимся обстоятельствам.

Для каждой стадии характерны: 1) определённые субъекты (то есть те, кто ведёт работу на этой стадии), 2) определённые сроки; 3) определённые процессуальные решения.

Стадия возбуждения дела призвана определить наличие поводов и оснований к возбуждению дела.

Вторая стадия – стадия предварительного расследования. На этой стадии происходит процесс собирания, проверки и оценки доказательств. Он осуществляется (этот процесс) путём производства следственных и иных процессуальных действий (обысков, допросов, очных ставок и прочее).

Стадия назначения судебного разбирательства. На этой стадии судья анализирует поступившее дело с точки зрения возможностей будущего судебного разбирательства. Если возникают спорные вопросы судья назначает особую процедуру предварительного слушания, приглашает стороны и они эти спорные вопросы обсуждают (например, если заявлено ходатайство об исключении недопустимых доказательств. Если препятствий нет, судья назначает судебное заседание – его дату, место и время.

Следующая стадия – стадия судебного разбирательства. Это стадия, на которой дело рассматривается по существу. Судебное разбирательство в свою очередь тоже делится на элементы, этапы. Судебное разбирательство осуществляется судьёй единолично, коллегией из трёх судей либо судом присяжных. В то же время существуют общий порядок и особый (ускоренный) порядок судебного разбирательства.

Разбирательства заканчиваются либо приговором, либо иным знаковым решением – прекращением дела (скажем, за смертью обвиняемого) или о применении мер медицинского характера.

Кассация – это пересмотр приговоров и решений суда, не вступивших в законную силу.

Апелляция – это пересмотр приговоров мировых судов, не вступивших в законную силу. В отличие от кассации, в апелляции возможно новое решение дела по существу.

Стадия исполнения приговора – это особая стадия, на которой суд решает вопросы, связанные с приговором. Например, отсрочка исполнения приговора, судьба вещественных доказательств, меры попечения о детях, условно-досрочное освобождение, замена режима и другие.

Надзорное производство – это обжалование приговоров и решений, вступивших в законную силу. То есть тех, которые начали действовать.

Возобновление дел по новым и вновь открывшимся обстоятельствам. Это некие обстоятельства, которые либо не были известно ранее (свидетель солгал, или судья взял взятку – мы не знали, но это было) или новые, вновь открывшиеся обстоятельства. Особенно эта важна стадия для невиновно осуждённых.

Источники уголовно-процессуального акта. Читать самим.

Международные правовые акты (Всеобщая декларация прав человек, пакт о защите прав человека…). То, что Россия ратифицировала. Только то, что ратифицировала!..

Конституция.

Иные федеральные законы (ФЗ «О государственной тайне» если закрытое заседание).

Подзаконные акты – инструкции и т.д.

У нас нет прецедентов, но есть Пленум Верховного Суда, который даёт научное и практическое толкование. Пленум развивает нормы УПК, но не в коем случае не создаёт новых.

Действие во времени. Обратная сила если улучшается положение.

В пространстве – территория РФ, посольства и т.д.

По кругу лиц – граждане, иностранные граждане и лица без гражданства. Дипломатический иммунитет – УПК применяется только с их согласия или по их просьбе.

Тема: Принципы уголовного процесса.

Принципы – это основные начала процессуальной деятельности, на основе которых формируются частные нормы УПК.

То есть принцип – это то начало, которое является истоком ряда более конкретных норм. Если мы видим противоречивости и несоответствие, то мы обращаемся к принципу, чтобы привести к однообразию.

Все принципы процесса делятся на несколько групп:

Конституционные принципы. Помимо того, что они закреплены в Конституции, их дублируют в УПК, тем самым подчёркивая их значимость. Здесь та же презумпция невиновности.

Принципы, закреплённые в УПК и носящие более частный характер (например, свобода оценки доказательств). Принцип свободы оценки доказательств.

Общие начала судопроизводства, которые являются принципами, относящимися только к судебной деятельности. И изучать мы эту группу принципов будем, когда будем изучать судебную деятельность.

Первый принцип: принц законности.

Законность в уголовном процессе как принцип проявляется в трёх аспектах:

Все процессуальные решения, принимаемые субъектами уголовного процесса (то есть судьёй, прокурором, следователем…) должны по своей форме и условиям принятия соответствовать требованиям закона. В то же время решения должны быть обоснованными, то есть содержать ссылку на доказательства, и мотивированными, то есть показывать связь доказательств между собой. Если в процессуальном решении требуется ссылка на нормы уголовного права (на квалификацию, на конкретную статью, часть и пункт УК) эта ссылка должна быть правильной.

Судьи, прокуроры, следователи, осуществляя свою деятельность, также должны действовать в рамках закона. С одной стороны мы видим законность решений (в первом пункте), а с другой – законность действий (скажем, следователь угрожал, все протоколы идеальны, но действия, благодаря которому он получил этот протокол, были незаконны).

Поскольку в уголовный процесс помимо профессиональных участников вовлекаются иные лица (свидетели, потерпевшие, подсудимые) закон требует соблюдения ими процессуальных обязанностей. К примеру, неявка свидетелей по повестке влечёт привод (принудительный), несоблюдение порядка в судебном заседании – могут выдворить, причём даже подсудимого и провести суд без него. Если кратко – то это соблюдения форм и выполнения процессуальных обязанностей.

Презумпция невиновности.

Презумпция невиновности – это объективное правовое положение, то есть оно не зависит от воли и желания субъектов, в соответствии с которым подозреваемый, обвиняемый, подсудимый считается невиновным пока его виновность не установлена вступившим в законную силу обвинительным приговором суда (по хорошему, надо бы добавить и осуждённого, когда ещё не вступил в силу приговор (десять дней после вынесения, данные на обжалование)). Лицо, привлечённое к ответственности, не несёт бремя доказывания невиновности. Напротив, субъекты обвинения (дознаватели, следователи, прокуроры) несут бремя доказывания виновности.

Принцип обеспечения права на защиту обвиняемому, подозреваемому и подсудимому.

Этот принцип состоит из нескольких частей:

Установленные в УПК и гарантированные права обвиняемого, подозреваемого, подсудимого (например, право представлять доказательства, заявлять ходатайства и другие).

Особое место занимает право воспользоваться услугами защитника. Защитник понятие более узкое, чем адвокат (потому что адвокат может быть и у свидетелей, и у потерпевшего), но, в то же время, может быть и не профессиональный защитник. При этом государство гарантирует возможность бесплатной юридической помощи обвиняемым, если у них отсутствуют средства. Но неверно называть их «бесплатными адвокатами», зарплату им платит, но государство.

Комплекс прав, предоставляемые защитнику (например, обращение с запросами, частное адвокатское расследование, опрос граждан и другие права, теперь ещё и можно обратиться к специалисту, чтобы тот дал какое-то заключение).

Совокупность обязанностей субъектов уголовного преследования (то есть тех, кто преследует обвиняемого) по созданию условий реализации обвиняемым и защитником своих прав. Но эта обеспечительная деятельность стоит в определённых рамках, она не может становиться обслуживанием обвиняемого, есть определённые средства, чтобы не было злоупотребления правом (скажем, предоставлением адвоката – мы можем назвать сами, кто этим будет, но если нет, то по истечении 5 дней следователь сам назначает).

Состязательность процесса.

Это означает, что сторона защиты и обвинения отделены от суда и имеют равные возможности для отстаивания своей позиции.

Равенство состоит в одинаковой возможности представлять доказательства и участвовать в их исследовании, заявлять ходатайства и требовать их рассмотрения, участвовать в судебном разбирательстве, обращаться с жалобами.

Это и есть те опорные точки, которые говорят о равенстве. Скажем, прокурор обязан написать обвинительное заключение, а защитник может написать защитительное заключение, но это не обязательно. Но это детали.

Принцип языка уголовного процесса, язык уголовного производства по уголовному делу.

Уголовный процесс проводится на русском языке или государственном языке республики, входящей в Российскую Федерацию. Закон обращает на это внимание, ведь означает, что «государственный язык» в конституции республики – субъекте должен быть закреплён.

Производство в Верховном суде и в военных судах только на русском языке.

Лицо, не владеющее языком, обеспечивается переводчиком, квалификация которого должна быть проверена судом.

Закон требует, чтобы все процессуальные документы были вручены в переводе на родной язык участника.

В случае спорных вопросов – какой язык считать родным – судья может пригласить специалистов-лингвистов. Они с человеком побеседуют и узнают, всё-таки какой язык ему роднее. Вопрос про «что такое, когда дерево захирело» – если не знаешь языка, то никогда не объяснишь особенности и не поймёшь тонкости.

Уважение чести и достоинства личности.

Этот принцип означает запрет производить действия и использовать средства насильственного характера (пытки), оскорбительного характера и иным способом причинять вред статусу человека и гражданина.

В то же время в уголовном процессе законным является применения принуждения при наличии установленных оснований. Честь и достоинство при этом не нарушаются, поскольку лицу объясняются процессуальные обязанности и возможность принуждения за их неисполнение.

Принцип уважения чести и достоинства запрещает применение угроз и пыток.

Косвенно тоже нельзя заставлять давать показания, подталкивать там…

Охрана прав и свобод человека и гражданина.

Это обязанность разъяснять права, их смысл и содержание участникам процесса.

Это особенности права на свидетельский иммунитет. Есть право не свидетельствовать против себя и своих близких. Согласие давать показания в таком случае превращает их в доказательства. И эти доказательства могут быть использованы против обвиняемого или его близких.

Это разнообразные способы защиты участников процесса, если их жизни, здоровью или имуществу, или жизни, здоровью или имуществу их близких что-то угрожает. ФЗ «О государственной защите потерпевших, свидетелей и иных частников уголовного процесса» от 2004 года. Там широкомасштабная политика защиты – можем изменить им внешность, голос, дать маски, оружие, охрана…

Охрана интересов потерпевших и их восстановление в уголовном процессе. Удовлетворение материальных требований, охрана потерпевших, участие адвокатов… Институт гарантий прав потерпевших здесь…

Принцип осуществление правосудия только судом.

В конституции 1936 года он тоже был, этот принцип, но звучал так, что из него можно было делать исключения.

Этот принцип означает, что только суд действует именем государства (прокурор и следователь действуют ОТ имени государства, а суд – именем).

Этот принцип гарантия от внесудебных репрессий. Гарантии от так называемых особых совещаний, троек, двоек и т.д. в 30-е и 50-е годы XX века.

Только суд принимает решения по существу дела. По существу – то есть о виновности или невиновности, о назначении наказания или освобождения от него, о применении принудительных мер медицинского характера.

В случаях прекращения уголовных дел по не реабилитирующим основаниям (есть и реабилитирующие – мы не нашли состава преступления, к примеру) виновность не устанавливается, а фиксируется лишь объективная правовая невозможность продолжать уголовный процесс. Причём здесь куча ситуаций, когда может проходить процесс – если родственники желают реабилитации и т.д.

Принцип свободы оценки доказательств.

Этот принцип означает:

В уголовном процессе не существует доказательств, сила которых заранее определена. Даже заключение экспертов и собственные признания не являются таковыми, ведь от признания на суде можно отказаться, в экспертизе 99,9% вероятность даже если есть, то ведь остаётся этот 0,1%…

Все доказательства оцениваются в совокупности, в их взаимной связи между собой. При этом конечно мы учитываем, что есть прямые и косвенные доказательства, первоначальные и производные доказательства.

Следователь, прокурор, судья, защитник оценивают доказательства по внутреннему убеждению. Внутреннее убеждение основано:

1. На материалах дела. Мы смотрим, как согласуются с материалами дела доказательства.

   Нормы процессуального права, предусматривающие правила собирания, закрепления и проверки доказательстве.

   Правосознание самого субъекта доказывания. Здесь играет роль и судейская практика, и практика работы обвинителя, и общая практика…

Для суда все доказательства, собранные ранее, не являются обязательными и подлежат повторной проверке и оценке. Следователь мог ошибаться, прокурор мог ошибаться, могли сфальсифицировать… Как минимум трижды допрашивают: как подозреваемого, как обвиняемого и как подсудимого.

Принципы неприкосновенности жилища, неприкосновенности личности и тайна телефонных и иных переговоров и почтовых отправлений.

Что касается неприкосновенности, то жилище – это то, что является жилым помещением и предназначено для жилья.

УПК предусматривает не только гарантии такой неприкосновенности, но и случаи её законного ограничения.

Неприкосновенность жилища может быть ограничена только по судебному решению и только при производстве строго установленных следственных действий.

Закон предусматривает исключительные случаи когда для избежания угрозы уничтожения доказательств возможно проведение следственных действий в жилище без санкций суда. Но даже в этих случаях судья должен быть поставлен в известность не позже, чем через 24 часа после действия.

Принцип неприкосновенности личности. Никто не может быть ограничен в свободе в рамках уголовного процесса иначе как по основаниям и условиям, предусмотренным в законе.

Конституция указывает, что никто не может быть задержанным более чем за 48 часа, можно продлить ещё на 24 часа, а потом судейское разрешение. Домашний арест – тоже судейское разрешение. Привод – тоже надо.

Формами ограничения неприкосновенности могут быть привод, процессуальное задержание, заключение под стражу, домашний арест.

Здесь необходимый и очень чёткий перечень оснований, являющихся необходимыми для того, чтобы эти ограничения применить.

Принцип тайны переписки и т.д.

Закон предусмотрел несколько следственных действий, связанных с ограничением тайны переговоров и сообщений. Это действия – контроль и запись телефонных переговоров, арест и выемка почтово-телеграфной корреспонденции.

Условия проведения этих действий являются: только совершение определённого круга преступления, судейское разрешение, чёткий срок…

Принцип, предусматривающий свободы обжалования действий и решений в уголовном процессе.

Этот принцип означает, что подавляющее большинство действий и решений лиц, проводящих процесс, может быть обжаловано в суд, либо в установленных законом случаях в прокуратуру или вышестоящим должностным лицам.

Значение: для того, чтобы активно защищать свои интересы, нам необходимо было право жаловаться.

Ну и, конечно же, право на обжалование в форме апелляции, кассации и надзора.

Тема: «Участники уголовного процесса».

Участники уголовного процесса – это лица, обладающие комплексом процессуальных прав и обязанностей (процессуальным статусом), вступающие в процессуальные правоотношения и имеющие гарантии обеспечения их статуса.

Мало статус иметь, надо статус как-то обеспечивать.

Участники закреплены в УПК, равно как и момент их появления в уголовном процессе.

Участники процесса делятся на несколько групп:

Участники на стороне защиты.

Участники на стороне обвинения.

Суд и судьи.

Иные участники, способствующие уголовному судопроизводству (свидетели, понятые, эксперты, специалисты, переводчики и иные лица).

Участники процесса на стороне защиты.

К ним относятся подозреваемый, обвиняемый, подсудимый, их законные представители (для несовершеннолетних прежде всего), защитники, если по делу заявлен гражданский иск – гражданские ответчики и их представители. Не всегда обвиняемый и гражданский ответчик совпадают, скажем несовершеннолетние – обвиняемые, а гражданские ответчики – их законные представители.

Сторона защиты отстаивает свою позицию в противовес стороне обвинения. У каждого из представителя защиты свой специальный комплекс прав и обязанностей.

Подозреваемый.

Подозреваемый возникает на начальных этапах уголовного дела. Закон определяет три основных момента, когда может появиться подозреваемый:

Возбуждение уголовного дела в отношении конкретного лица. Можно возбуждать дело и не в отношении конкретного лица, а по факту (скажем, тело в признаками насильственной смерти). По ряду составов можно возбуждать только в отношении конкретного лица – скажем, в случае взятки.

Если лицо задержано по подозрению в совершении преступления. Речь идёт о процессуальном задержании, проводимом на условиях, предусмотренных в УПК и сопряжённом с составлением процессуальных документов (в частности – протокола задержания). Процессуально срок ограничен Конституцией.

Если к лицу применена мера пресечения до предъявления обвинения. Мера процессуального ограничения (принуждения) благодаря которой обеспечивается уголовный процесс. Например, подписка о невыезде.

Таким образом, для подозреваемого закон не требует выносить специальный процессуальный документ. Нам не нужно никакое постановление о признании человека подозреваемым, как, скажем, в случае с потерпевшим.

Подозреваемый обладает комплексом прав. Прежде всего, он должен быть уведомлён о сущности подозрения и его правовых последствиях. При этом ему разъясняется право воспользоваться услугами защитника (по соглашению или по назначению). Особенно важно это для задержанного подозреваемого, поскольку его допрос должен состояться не позднее 24 часов с момента задержания.

Подозреваемый вправе отказаться давать показания. Это из статьи 51 Конституции – никто не может быть принуждён давать показания против себя. В то же время он может представлять любые доказательства, заявлять следователю или дознавателю отводы, обращаться с ходатайствами. Он может истребовать документы, просить провести экспертизу, допросить свидетелей…

Следователь рассматривает ходатайство и даёт на него мотивированный ответ, то есть либо удовлетворяет его, либо отказывает – но в любом случае должна быть мотивировка.

Подозреваемый имеет возможность обратиться в суд или к прокурору с жалобой на действия следователя.

Естественно, подозреваемый обязан являться по вызовам следователя или дознавателя, не оказывать воздействия на доказательственную информацию (не угрожать свидетелям, не уничтожать доказательства…), соблюдать установленные ограничения. Если этого не произойдёт, мы применим к нему более жёсткую меру принуждения – скажем, заключение под стражу.

Особое место занимает право подозреваемого, задержанного следователем, сообщать близким о факте задержания. Но в исключительных случаях прокурор может отсрочить такое уведомлением. Это в случае организованной преступной группы, в этом случае они примут меры по уничтожению доказательств и т.д.

Подозреваемый у нас на протяжении определённого количества времени, необходимого для сбор доказательств.

Обвиняемый.

Обвиняемый – это лицо, в отношении которого проведена специальная процедура привлечения в качестве обвиняемого, в отношении которого вынесено постановлении о привлечении в качестве обвиняемого и которое привлечено в таком качестве.

Мы будем писать постановление о привлечении в качестве обвиняемого.

В постановлении о привлечении в качестве обвиняемого следователь закрепляет доказательства, уже полученные по делу, проводит детальную квалификацию содеянного (часть, пункт, группа или не группа лиц…) и решает вопрос о том, что вся дальнейшая работа будет направлена на поддержание обвинительного тезиса.

Пока речь шла о подозрениях, мы набирали доказательства для подтверждения, что есть преступление и что совершил его именно подозреваемый. А дальше уже всё – деятельность направлена против конкретного человека.

В этой связи права обвиняемого связаны с такой деятельности.

В первую очередь обвиняемый получает копию постановления о привлечении в качестве обвиняемого. После этого закон требует немедленного допроса. Он ознакомился – тут же должен быть допрошен. Исключение – если у него нет защитника.

Если у обвиняемого нет защитника ему даётся время на обращение к защитнику.

Обвиняемый, как и подозреваемый, вправе отказаться от дачи показаний, может представлять доказательства, обращаться с ходатайствами и жалобами.

Однако у него есть и дополнительные права.

В своём допросе обвиняемый высказывается по существу предъявленного обвинения, выражает согласие или несогласие с ним. Причём согласие может быть как полное, так и частичное. По окончании расследования обвиняемый получает для ознакомления все материалы уголовного дела.

Когда его только подозревают, он не получает права ознакомиться с материалами дела, так как существует тайна следствия. Но если дело закончено, то обвиняемый должен знать, с чем ему придётся столкнуться.

При ознакомлении с материалами обвиняемый может делать из них выписки или снимать копии. Правда, за свой счёт.

Ознакомление производится совместно с защитником или раздельно (когда дело большое – оно бывает и по двадцать томов ведь).

У обвиняемого при этом появляется право ходатайствовать о дополнении проведённого расследования. То есть, что ещё по делу нужно добыть, с чем ещё нужно работать. Например, ходатайство о вызове новых свидетелей, о повторной экспертизе…

Обвиняемый также вправе ходатайствовать о прекращении уголовного дела.

Прокурор направляет обвиняемому копию обвинительного заключения (проект его прокурору направляет следователь, прокурор его смотрит, если не устраивает – отправляет на доработку).

Подозреваемый.

После того, как судья изучит дело и примет решение о назначении судебного разбирательства появляется фигура подсудимого. То есть фактически подсудимый – это то лицо, в отношении которого принято решение о назначении судебного разбирательства.

Права подсудимого связаны напрямую с судебным разбирательством.

Подсудимый участвует на всех этапах судебного разбирательства. Его удаление из зала возможно только в исключительных случаях, если он систематически нарушает порядок судебного разбирательства (судья делает ему замечания и если замечания не имеют толка, то его удаляют – попытки, скажем, оскорбить судью, покушение на кого-либо, или попытки самоубийства…).

Подсудимый представляет доказательства и участвует в исследовании имеющихся доказательств: задают вопросы свидетелям, экспертам, потерпевшим; заявляет ходатайства о производстве экспертиз, вызове новых свидетелей, оглашении документов, участвует в осмотрах – обозревается вещдок, обозревается документ и он участвует в этом; подсудимый имеет право делать заявления, давать показания. Особое право подсудимого – это право на участие в судебных прениях, на судебное выступление в рамках произнесения речей. В то же время он выступает и с последним словом (и в прениях, и с последним словом).

После постановления и провозглашения приговора подсудимый получает право на апелляцию и кассацию, то есть жаловаться на приговор (осуждённым мы его называть не можем, так как приговор ещё не вступил в законную силу).

Защитник.

Защитник – это лицо, обладающее процессуальным статусом для отстаивания позиции подзащитного.

Простое, но достаточно ёмкое определение: защитник не может отстаивать иную позицию, чем у подзащитного. У него есть специфические права, которых нет у подзащитного.

Защитниками как правило являются профессиональные адвокаты – это лица, сдавшие квалификационный экзамен (причём экзамен очень тяжёлый, квалификационный экзамен у судей легче, чем у адвокатов), представившие в суд удостоверение и ордер на судебную защиту (ордер – это специальный документ, содержащий данные о защитнике – Ф.И.О., место работы – какая адвокатская структура, а также сведения о характера принятого поручения – защитник может взять поручение не на весь процесс, а, скажем, только на следствие или, скажем, следствие и суд первой инстанции).

При рассмотрении дела в районном суде или в областном суде по первой инстанции (дела особой сложности – серийные, с особой жестокостью убийства, взятки должностных лиц – здесь областной суд первой инстанцией) в этих случаях по ходатайству подсудимого наряду с профессиональным адвокатом-защитником может участвовать любое лицо по выбору подсудимого.

При производстве у мирового судьи вместо профессионального адвоката-защитника может выступать другое лицо по выбору подсудимого (дела о клевете, об оскорблениях, о побоях и т.д.).

По действовавшему законодательству одного обвиняемого-подсудимого могут защищать несколько защитников. По сложным, многоэпизодным и т.д. делам такое случается нередко (скажем, у Баева такое практикуется).

Возможна и обратная ситуация – когда один защитник защищает нескольких обвиняемых-подсудимых, но только если у них нет противоречия между собой (один обвиняет другого, один признаёт вину, а другой нет или только в части – тогда нельзя).

УПК предусматривает защиту по соглашению и по назначению.

Защита по соглашению осуществляется путём заключения договора об оказания юридической помощи (стороны – сам защитник и либо сам подсудимый, либо его родственники). Его никому показывать нельзя – это адвокатская тайна (они открыты только для адвокатского сообщества – адвокатской комиссии и т.д.).

Защита по назначению связана либо с отсутствием денежных средств у подзащитного, либо с тем, что подзащитный не может назвать конкретного защитника (ну, скажем, просто их не знает), а закон требует обязательного участия защиты по делу (например, дела, по которым возможна смертная казнь или пожизненное заключение).

Услуги защитника по назначению оплачиваются государством.

Участие защитника по делу допускается во всех стадиях процесса. Но на предварительном следствии участвуют только защитники – профессиональные адвокаты.

УПК предусматривает определённые случаи обязательной защиты по уголовному делу.

К числу таких случаев относится, например, преступления, за которые в качестве наказания может быть назначена смертная казнь (хотя на неё и мораторий, но в УК-то наказание такое есть), либо пожизненное лишение свободы. Даже если человек сам юридически грамотный, хоть доктор юридических наук – это совершенно другое, тут эмоциональное состояние…

Это дела в отношении несовершеннолетние.

Дела, рассматриваемые судом присяжных. Суд присяжных – достаточно специфическое явление, и если человек не является юристом, то отделить вопросы фактов и вопросы вины он не так просто отделит.

Дела в отношении лиц, имеющих физические или психические недостатки, препятствующие реализации прав . Скажем, глухота или слепота – мешают, а вот отсутствие ноги, скажем – не очень.

Есть и иные случаи, в УПК есть.

Обязательная защита означает:

В этих случаях отказ подсудимого от защиты не является обязательным для суда.

Защитник в соответствии с требованиями УПК и закона об адвокатской деятельности и адвокатуре не вправе занимать позицию, отличающуюся от позиции подзащитного. ЗА ОДНИМ ИСКЛЮЧЕНИЕМ!! Исключение составляет ситуация явного самооговора. В этом случае его поведение тогда тоже будет близко к обвинительной позиции.

Защитник обязан соблюдать адвокатскую тайну. То есть не сообщать информацию, сообщённую ему в связи с профессиональной деятельностью. Только в случае, когда предоставленная ему информация может повлечь угрозу жизни и здоровью людей.

Защитник не может отказаться от принятой на себя защиты (в ряде зарубежных стран есть возможность положить мандат и уйти со словами – наши позиции на защите разошлись).

Права защитника.

Защитник имеет комплекс прав, позволяющих реализовывать функцию защиты.

Защитник вправе получать объяснения от граждан с их согласия. То есть он беседует с гражданами и получает информации. Но это не даёт повод злоупотреблять правом – скажем, подговаривать свидетелей изменить показания…

Защитник может обращаться за помощью к специалистам для дачи заключения. Специалист – это тот, кто помогает дать своё заключение о том, что защитник в силу своего юридического образования знать не может (скажем, лингвисты и т.д.).

Адвокат вправе общаться с подзащитным без ограничения продолжительности и с соблюдением гарантий конфиденциальности. Но ограничения есть, если он в каком-нибудь СИЗО – до тех пор, пока он там находится.

Защитник участвует во всех следственных действиях, в которых участвует его подзащитный.

Он вправе заявлять ходатайства, обжаловать действия следователя, а по окончании расследования – знакомиться со всеми материалами дела.

В обязательном порядке защитник участвует на предварительном слушании. В судебном заседании при разбирательстве дела по существу защитник, наряду с обвинителем, исследует доказательства (задаёт вопросы, осматривает и т.д.), а также участвует в прениях – то есть произносит речь в прениях.

После постановления приговора защитник приносит кассационную или апелляционную жалобы.

И, естественно, позже может участвовать в кассационном или апелляционном процессе.

В общем, защитник очень активно участвует.

Гражданский ответчик.

Гражданский ответчик – это лицо, к которому заявлен гражданский иск.

Гражданский иск в уголовном процессе – это процессуально оформленное требование к возмещению материального или морального вреда, либо к компенсации физических страданий.

Гражданский ответчик не всегда совпадает с подсудимым или обвиняемым. Не совпадает в случаях, когда подсудимый или обвиняемый – несовершеннолетний, или недееспособный… Иногда юридическое лицо бывает гражданским ответчик, а конкретный рабочий – подсудимый.

Для признания гражданским ответчиком требуется вынесение специального постановления.

Гражданский иск может быть выделен из уголовного дела в отдельное гражданское производство (при этом пошлиной не облагается).

Все права и обязанности гражданского ответчика связаны с гражданским иском. Ходатайства, жалобы, выступления в прениях, ознакомление с делом осуществляются только в рамках иска (скажем, следователь закладки в деле делает, с чем ему необходимо ознакомиться).

Гражданский ответчик вправе иметь представителя для оказания юридической помощи.

У гражданского истца есть право выступать в прениях по иску.

Участники процесса на стороне обвинения.

Потерпевший.

Потерпевший – это физическое лицо, которому преступлением причинён имущественный (материальный), моральный, либо физический вред.

Такая норма в нас действовала до 2001 года. Но не всё так просто. В ряде случаев страдали организации, а не физические лица.

Потерпевшим может быть и юридическое лицо в двух случаях:

Когда причинён материальный вред.

Когда причинён вред деловой репутации.

Что имеется в виду под «деловой репутацией». Статья 201 – «злоупотребление полномочиями». И мошенничество, и т.д.

О признании лица потерпевшем в обязательном порядке выносится постановление. То есть автоматически стать потерпевшим нельзя.

Специального заявления от пострадавших для этой цели не требуется.

В случае смерти пострадавшего в результате преступления, потерпевшим может быть один или несколько близких родственников (муж/жена, родители, дети, братья и сёстры…).

Потерпевший может воспользоваться услугами адвоката (не защитника, так как не от чего защищать – его никто и не обвиняет) для оказания юридической помощи.

Адвокат участвует во всех следственных действиях, проводимых с потерпевшим, даёт консультации и оказывает иную юридическую помощь, предусмотренную законом об адвокатской деятельности (также, как и защитник – общается с гражданами и т.д.).

Потерпевший заявляет ходатайства, обжалует действия следователя или судьи, знакомятся с материалами дела совместно с адвокатом, участвует в предварительном слушании, в судебном заседании исследует доказательства (то есть вопросы задаёт, осматривает…) и вправе выступать в прениях.

Потерпевший обязан являться по вызовам следователя и суда и давать показания. Исключения составляют случаи, предусмотренные статьей 51 Конституции – против себя или своих близких можно не свидетельствовать. В то же время потерпевший вправе требовать его допроса.

Уникальная правовая конструкция: право-обязанность.

Потерпевший, заявивший гражданский иск, признаётся постановлением гражданским истцом (то есть одновременно двойной статус приобретает) с соответствующими правами. Они схожи с правами гражданского ответчика – всё в рамках иска.

Фигура гражданского истца лишь в половине случаев совпадает с потерпевшим.

Следователь.

Следователь – это лицо, обладающее процессуальным правом и обязанностью проводить специальные следственные действия. Только благодаря этим действиям осуществляется собирание, проверка и оценка доказательств по делу.

Все следственные действия (а их очень много – около 18, и мы все их будем изучать) проводятся в определённой форме, в определённом порядке и только при определённых условиях.

Следователь уполномочен возбуждать уголовные дела, предъявлять обвинения, изменять его, прекращать или приостанавливать уголовное дело).

По результатам расследования он составляет обвинительное заключение, которое направляет прокурору.

Следователями принимается решение об избрании мер пресечения (подписка о невыезде, заключение под стражу, залоги…). Конечно, некоторые из этих мер требуют санкции судьи.

Следователь является самостоятельной фигурой. Он несёт полную ответственность за выбор следственных действий, результаты расследования, а также проводимые следственные действия.

В настоящее время следователи работают в четырёх структурах: следственный комитет, следователи системы МВД, следователи госнаркоконтроля и следователи ФСБ.

Распределение дел осуществляется в соответствии с правилами подследственности, указанными в УПК.

Детали почитаем в учебнике и Кодексе.

Руководитель следственного органа.

Руководитель следственного органа – это лицо, обладающее организационными и процессуальными полномочиями на стадии расследования.

Руководитель распределяет дела между следователями, создаёт следственные группы (можно расследовать нескольким следователям одно дело), контролирует ход расследования, а в установленных законом случаях (перечень содержится в УПК и есть в учебнике) даёт указания следователю.

Руководитель выступает субъектом целого ряда процессуальных правоотношений (например, заключение соглашений о добровольном сотрудничестве». Без согласия руководителя следственного органа такое соглашение заключено не будет.

Дознаватели и органы дознания.

Дознаватели и органы дознания – это лица и органы, управомоченные проводить расследования в форме дознания.

Органы дознания делятся на две группы:

Органы, входящие в правоохранительную систему и прямо уполномоченные заниматься дознанием. Например, органы Внутренних Дел, органы таможни.

Органы, которые выполняют неотложные следственные действия в силу служебных обязанностей и невозможности привлечения правоохранительных органов (командиры морских судов дальнего плавания, командиры воинских частей, начальники зимовок, командиры воздушного судна).

Дознаватели – это лица, непосредственно производящие дознание и имеющие полномочия, сходные со следователем, но за исключениями, предусмотренными законами.

Прокурор как участник процесса.

Прокурор – это должностное лицо, в обязанности которого входит организация уголовного преследования.

ФЗ «О прокуратуре» включает разные направления прокурорского надзора.

В сфере уголовного процесса термин «прокурор» носит широкое значение.

В уголовном процессе прокурорами являются руководители структурного подразделения прокуратуры, их заместители и помощники прокурора.

Все полномочия прокурора можно разделить на две группы: это полномочия на досудебных стадиях и полномочия на судебных стадия.

Прокуроры контролируют законность приёма и регистрации сообщений о преступлениях. Они также вправе рассматривать жалобы на постановления о возбуждении и об отказе в возбуждении уголовных дел.

Особое значение имеют полномочия прокурора применительно к органам дознания. Это необходимо, так как дознаватели находятся в структуре других органов и необходимо, чтобы их ведомственные интересы не влияли на расследование.

Прокурор даёт согласие на возбуждении ими уголовного дела, даёт указания органам дознания, вправе передать уголовное дело от дознавателя к следователю.

Дознание длится всего 30 суток и продлению не подлежит. Если же он не успевает – дело такое, что просто ну никак – и всякие экспертизы, и т.д. Поэтому прокурор забирает у дознавателя дела и передаёт их следователям (а у них уже срок 2 месяца с возможностями продления и приостановления).

Прокурор рассматривает жалобы на действия или бездействия следователей или дознавателей.

По окончании расследования прокурор утверждает обвинительное заключение. Прокурор вправе вернуть обвинительное заключение следователю для пересоставления.

Судебные стадии.

В стадии назначения дела прокурор участвует в предварительном слушании для обсуждения спорных вопросов.

В судебном разбирательстве прокуроры выступают в качестве государственных обвинителей.

Прокурор оглашает обвинительное заключение, участвует в исследовании всех доказательств по делу (вопросы задаёт, документы исследует), а также представляет суду доказательства, поддерживающие обвинение.

Особо важное полномочие прокурора – это выступление с речью в судебных прениях.

Обвинительная речь прокурора – это как бы итог обвинения. Эта речь имеет жёсткую структуру и отражает результаты проведённого судебного разбирательства. При этом прокурор вправе полностью или частично отказаться от обвинения.

В случае, когда прокурор отказывается от обвинения, судья постановляет обвинительный приговор.

Но не всё тут так просто – если прокурор желает отказаться от обвинения, он должен взять перерыв в судебном заседании, потом надо сходить к главному прокурору и если тот согласен – то отказываемся от обвинения, если нет, то генеральный прокурор назначает другого прокурора, либо сам идёт поддерживать государственное обвинение.

Если прокурор не согласен с приговором, он вправе принести представление (или направить представление, но юридически правильнее принести) в апелляционном или кассационном порядке.

В кассационном производстве выступает прокурор, представляющий прокуратуру, соответствующую уровню суда (судебному звену).

Частный обвинитель.

Частный обвинитель – это лицо, обратившееся к мировому судье с заявлением определённой формы о возбуждении уголовного преследования по делам частного обвинения (клевета, оскорбления, побои).

Частный обвинитель обладает всеми полномочиями стороны обвинения. При этом он обязан доказать обоснованность обвинения.

При этом подсудимый (а другая сторона сразу становится подсудимым, так как нет следствия) может также подать заявление и стать частным обвинителем.

Иные участники процесса.

Свидетель.

Свидетель – это лицо, обладающее сведениями (информацией), имеющей отношения к совершённому преступлению. В то же время свидетель может обладать данными и не относящимися к преступлению, но имеющими значение по делу.

К примеру, человек имеет информацию о характеристике подсудимого, о взаимоотношениях подсудимого с потерпевшим, бухгалтер может рассказать о специфике бухгалтерской отчётности данной фирмы и т.д.

Статус свидетеля лицо приобретает после вызова на допрос повесткой или телефонограммой. В случае неявки свидетеля могут доставить приводом.

Свидетель предупреждается об уголовной ответственности за дачу ложных показаний, причём ключевое слово – заведомо ложных показаний (есть свидетели, в которых может быть неверное восприятие ситуации – престарелые и малолетние). За исключением несовершеннолетних и малолетних свидетелей, мы их предупреждаем только о необходимости говорить правду.

А также об ответственности о разглашении данных, ставших известными в процессе расследования. Потому что мы неизбежно что-то сообщаем свидетелю и эти данные он не должен разглашать.

Свидетель не вправе отказаться от дачи показаний, за исключением случаев, прямо предусмотренных УПК. Речь идёт о свидетельском иммунитете. То есть речь идёт о ситуациях, в которых допрос в качестве свидетеля либо невозможен вообще, либо возможен при согласии свидетеля (безусловный и условный иммунитет). Не могут быть допрошены судьи и присяжные по вопросам, связанным с производством по делу; то есть если они в нём участвовали или участвуют, то допрос их просто невозможен. Не могут быть допрошены адвокаты, в том числе защитники, по вопросам, связанным с обращением за юридической помощью, а также по вопросам оказания юридической помощи. Депутаты Государственной Думы без их согласия по вопросам профессиональной деятельности. Священнослужителей по вопросам исповеди (в 2002 году добавили, по каким вопросам). Если речь идёт о священниках, мы должны узнать, зарегистрирована ли конфессия, какой сан у священника и входит ли в каноны церкви исповедь.

В то же время каждый свидетель вправе отказаться свидетельствовать против себя или против своих близких родственников . Круг этих лиц определяется статьёй 5 УПК РФ: муж, жена (супруги), дети, родители, родные братья и сёстры, внуки, бабушки и дедушки.

Иммунитет называется условным, потому что тут ключевое слово «вправе».

Если человек согласился дать показания, то он становится свидетелем во всех смыслах слова, в том числе и все правила об ответственности за дачу ложных показаний.

У свидетеля есть право явиться на допрос с адвокатом.

Свидетель может воспользоваться услугами переводчика.

Есть ещё права: право не быть допрошенным в ночное время…

Эксперты и специалисты.

И эксперты, и специалисты являются лицами, обладающими специальными познаниями в той или иной сфере.

Эксперт – это лицо, проводящее по делу исследования и отвечающее путём их (то есть путём исследований) на вопросы, поставленные следователем или судом.

Специалист даёт заключение поясняющего характера, позволяющее комментировать те или иные обстоятельства, обнаруживать доказательства, проверять их.

Специалисты бывают разные. Геммологи – специалисты по драгоценным камням.

Специалисты также требуются для осуществления технических мероприятий (скажем, видеосъёмку не должен проводить следователь, снимать на камеру должен специалист).

Специалисты также разъясняют механизм следообразования, то есть специфику этих следов, особенности возникновения доказательств.

Участие по делу в качестве специалиста не исключает последующего участия в качестве эксперта.

Как эксперты, так и специалисты могут работать или не работать в специальном учреждении (например, в бюро судебных экспертиз).

Для того, чтобы подтвердить возможность провести экспертное или специальное исследование достаточно документов, подтверждающих квалификацию, стаж работы и место работы.

Эксперт получает для исследования материалы уголовного дела, а при необходимости – образцы для сравнительного исследования.

Специалист материалов не получает, либо получает отдельные протоколы следственно-судебных действий.

Эксперт может потребовать дополнительные материалы или дополнительные образцы.

Отказ от ответа на вопросы допустим лишь при невозможности произвести исследование.

Эксперт и специалист несёт ответственность за заведомо ложное заключение.

Обязанности являться по вызовам и т.д.

Переводчик.

В данном случае, конечно, переводчик – это лицо, которое обладает познаниями в языковой сфере.

Переводчик вправе ознакомиться, право требовать материалы для изучения.

К переводчикам относятся и сурдопереводчики.

Понятые – это лица, привлекаемые к делу для удостоверения объективности следственных и судебных действий.

Их роль фиксирующего характера.

Понятыми не могут быть близкие участникам процесса лица. То есть гражданские муж или жена, товарищ, двоюродные или троюродные братья-сёстры… А вот соседи могут.

Понятые должны быть совершеннолетние, дееспособные граждане и имеющие постоянное место жительства.

Понятые должны понимать характер совершаемых действий.

Статисты.

В УПК его нет, но на практике он есть.

Это лица, которых мы используем для следственных экспериментов.

Статист – это лицо, привлечённое к технической имитации по делу, который в дальнейшем может быть допрошен в качестве свидетеля.

У статиста нет чёткого процессуального статуса, но всё же в протоколах его указывают.

Суд, судьи и присяжные как участники процесса.

Данные лица (суд, судьи и присяжные) и суд в целом, действуя именем государства, решают основной вопрос по делу. Они уполномочены исполнять функцию разрешения дела по существу, главное при этом – определение вопроса виновности или невиновности.

Всех указанных лиц (судей, присяжных) УПК характеризует применительно к осуществляемым полномочиям. То есть нельзя оторвать статус от полномочий, нет абстрактного статуса, всё идёт через полномочия, через характеристику полномочий.

Термин «суд» также употребляется УПК при характеристике полномочий по осуществлению судопроизводства в разных формах. Например, в статье 125 говорится, что в суд обжалуются действия следователей или дознавателей. Конечно, рассматривать это будет судья, но нам важно, что именно в этот орган – в суд. Этот термин не детализирует детальных полномочий, мы употребляем его как орган, который уполномочен что-то сделать.

У судей существует система контрольных полномочий. Речь идёт о разных формах судебного контроля за соблюдением прав и интересов граждан в уголовном процессе и смежных с ним отраслях (конечно, в первую очередь здесь речь идёт об оперативно-розыскной деятельности).

Формы контроля:

Судьи санкционируют (разрешают) производство следственных действий, ограничивающих конституционные права граждан (обыск жилища, прослушивание телефонных разговоров, выемка корреспонденции и другие).

Судьи дают разрешения в форме постановлений на применение мер процессуального принуждения:

а) ограничивающих свободу граждан (заключение под стражу, домашний арест);

б) ограничивающих имущественные права граждан (залог).

Судьи проводят специальные судебные заседания по данным вопросам (на юридическом сленге это называется «мини-суд»).

Судьи выносят постановления, разрешающие проведение оперативно-розыскных мероприятий, ограничивающих конституционные права граждан.

Судьи рассматривают жалобы на действия и решения следователей и дознавателей.

Судьи осуществляют судопроизводство на основе единых принципов, с соблюдением единых гарантий и имея единый статус. Однако российское судопроизводство имеет дифференцированные формы. Судьи проводят процесс в обычном порядке или в особом порядке (так называемые «ускоренные процедуры»).

Специфику имеет производство у мирового судьи.

В то же время, помимо единоличного рассмотрения дел судьёй, существует возможность (при желании подсудимого) по определённым категориям дел производить рассмотрение коллегией из трёх судей или судом присяжных.

Если дело рассматривают три судьи-профессионала, один из них является председательствующим (не председатель, так как председатель – это должностное лицо в суде), организующим уголовное судопроизводство.

В кассационной инстанции дело пересматривают также три судьи (и здесь без альтернативы).

Присяжные обладают полномочиями судьи, но решают только вопрос факта – было или не было, виноват или не виноват, а если виноват, нуждается ли в снисхождении. Вопрос права судья решает самостоятельно. То есть квалификация, вид и мера наказания судья решает самостоятельно. Но он (судья) зависим от вердикта присяжных.

В суде присяжных организует судопроизводство профессиональный судья (то есть не присяжные, не их старшина, а ведёт процесс профессиональный судья).

Тема: «Доказательства и доказывание».

Доказывание по уголовным делам пронизывает весь уголовный процесс на всех его стадиях. В юридической науке выделяют даже специальную подотрасль – «теорию доказательств».

Доказывание по любому делу являются формой познания.

Познание – это освоение действительности. Но познание в процессе отличается от научного.

В уголовном процессе познание носит ретроспективный характер, поскольку связано с событиями, имевшими место в прошлом.

Вторая специфика этого познания – в том, что оно осуществляется в определённых процессуальных формах.

Познание, осуществляемое в форме доказывания, связано с отражением. Отражение, исследуемое в уголовном процессе, носит материальный и идеальный характер. События прошлого отражаются в виде следов или изменений материальных объектов (примятая трава, обломанные ветки, возможные следы крови…). Идеальное отражение происходит в сознании людей (свидетелей, потерпевших, обвиняемых).

Все эти следы обнаруживаются путём производства следственных действий и проверяются только через следственные действия.

Уголовно-процессуальное доказывание исходит из того, что любое преступление познаваемо. То есть, если сказать проще, то – не бывает не раскрываемых преступлений, есть преступления нераскрытые.

В процессе доказывания целью является установление истины по делу.

По уголовным делам устанавливается абсолютная истина фактов, входящих в предмет доказывания.

В то же время истина в уголовном процессе имеет элементы формальности, поскольку связана она с процедурами определёнными (и поэтому и присяжные истину установили – в рамках тех процедур, которые им установил закон).

Процесс доказывания – это совокупность определённых процедур, проводимых в установленных законом формах с целью достижения истины по делу.

Доказывание включает в себя мыслительный и практический компоненты.

Первый мыслительный элемент – это построение версий по делу, то есть первоначальных мысленных моделей случившегося.

Затем наступает практический элемент – собирание доказательств. По хорошему, правильнее было бы сказать «собирание объектов, которые могут стать в дальнейшем доказательствами»… Но это было бы чересчур.

Собирание доказательств, в свою очередь, делится на два процесса:

Обнаружение доказательств.

Закрепление доказательств.

Второй практический элемент – проверка доказательств. Как и собирание, проверка осуществляется путём производства следственных действий. Но при этом следователь активно сотрудничает с оперативными работниками, которые помогают провести проверку.

Проверка осуществляется на предмет соответствия доказательств четырём критериям:

Достоверности.

Допустимости.

Относимости.

Достаточности.

Достоверность – это соответствие информации, содержащемся в доказательстве, объективным обстоятельствам дела.

Допустимость – для допустимости главным является форма получения и фиксации доказательств.

Доказательства должны быть получены только установленными законом способами (это означает, чо нельзя применять угрозы, шантаж, доказательства не могут быть только оперативным путём получены…).

Кроме того, доказательства должны быть получены из надлежащего источника. Источник должен быть точно установлен (недопустимы показания на слухах, домыслах, предположениях).

Доказательства должны находиться в установленной процессуальным законом форме (участие понятых, составление протоколов, правильное наименование следственных действий и прочее).

Процессуальный закон предусматривает специальную процедуру исключения из дела недопустимых доказательств.

Относимость – доказательство должно прямо или косвенно касаться предмета доказывания.

Достаточность – это такое количество доказательств, которое позволяет сделать вывод по тем или иным обстоятельствам. Оно может быть одно доказательство (одна экспертиза и нам хватает), а может совокупность (ещё одну экспертизу…).

Следующий элемент доказывания – оценка доказательства.

Оценка доказательства – это преимущественно мыслительный процесс, который заключается в определении места каждого доказательства и соотношении доказательств между собой.

В результате оценки формулируются выводы следователя или суда.

Все элементы процесса доказывания могут повторяться и меняться местами.

Предмет доказывания.

Предмет доказывания – это те обстоятельства, которые подлежат установлению по уголовному делу. Большинство из них изложено в статье 73 УПК РФ (она так и называется – предмет доказывания). Кроме того, доказыванию подлежат обстоятельства, устанавливаемые по отдельным категориям дел (например, по делам несовершеннолетних, скажем, нас интересует воспитание и отношения в семье).

В предмет доказывания входят обстоятельства, связанные с событием преступления (время, место, способ…), с виновностью лица, с характером и размером ущерба, также исследуются сведения о личности, отягчающие и смягчающие обстоятельства, наличие или отсутствие препятствий привлечения к ответственности, уголовного преследования и наказания.

Отдельно закон устанавливает необходимо выяснения условий совершения преступления (то есть влияющих на совершение преступления). Закон говорит, что по возможности всегда нужно стараться выяснить условия совершения преступления, но ведь это объективно не всегда осуществимо.

Доказательства.

В старом УПК было написано, что это любые фактические доказательства, то есть соответствующие обстоятельствам дела.

УПК сейчас говорит, что это любые сведения об обстоятельствах, имеющих отношение к предмету доказывания и обстоятельствам, сопутствующим ему.

Все доказательства представляют собой единство формы и содержания.

В этой связи для каждого доказательства требуется допустимость формы и достоверность содержания.

В то же время доказательство должно иметь прямое или косвенное отношение к обстоятельствам, подлежащим доказыванию (относимость доказательств).

Применительно к критериям к доказательствам понятие «достаточности» к одному доказательству не применяется. То есть достаточность относится всегда к совокупности, а не к одному доказательству.

Наряду с доказательствами УПК допускает ограниченное применение преюдиции (это что-то, что уже доказано и нам доказывать не надо, уже имеет обязательную силу).

Несколько видов преюдиции:

Это обстоятельства, которые уже установлены приговором суда по другому уголовному делу (трёх соучастников судят, один скрылся, его отдельно судят – но виновность предыдущих двух установлена судом и её не надо доказывать).

Это общеизвестные факты и обстоятельства (столица РФ – это город Москва, даты рождения и смерти…).

Особое место занимают так называемые «подобные» (или можно ещё побочные, но подобные правильнее говорить) факты. Это факты, сходные с доказываемыми, но не находящиеся с ними в причинно-следственной связи (рассмотрение сходных дел, статистика, оценка судами подобных обстоятельств).

В случае, если Верховный Суд своим Определением или Постановлением Пленума установил необходимость учёта определённых обстоятельств, они из подобных становятся преюдиционными.

Виды доказательств.

УПК предусмотрел перечень определённых видов доказательств. То есть тех форм, в которых заключены доказательства. Причём эти формы содержатся как исчерпывающий перечень и расширять их нельзя (только если изменяя УПК, хотя, по факту, уже более пятидесяти лет не изменялись).

Видами доказательств являются:

Показания участников процесса.

Протоколы следственных и судебных действий.

Заключения экспертов.

Вещественные доказательства.

Иные документы.

Показания – это вербальная информация, то есть идёт в устной форме. А протоколы – это те действия, которые не требуют устной информации (протокол выемки и т.д.). Поэтому показания, зафиксированные в протоколах (а их всегда фиксируют) – это показания, а не протоколы.

Показания.

Показания свидетеля.

Показания свидетеля – это самый распространённый вид доказательств, который представляет собой информацию о значимых обстоятельствах по делу, сообщённую незаинтересованным лицом, наделённым статусом свидетеля. Эта информация может касаться самого преступления, личности участников процесса, а также обстоятельств, имеющих опосредованное отношение к делу.

Свидетель предупреждается об условиях действия иммунитета (свидетельский иммунитет, право не давать показания против себя и своих близких), а также об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний.

Все показания свидетеля фиксируются в протоколе.

При даче показаний свидетель может составлять планы и схемы, а с разрешения следователя или суда – пользоваться заметками и записями (записи – бухгалтер составляет в журнале, заметки – свидетель записывает, дабы не забыть).

Показания свидетеля должны быть максимально конкретны. Для этой цели допускаются уточняющие и контролирующие вопросы следователя или суда.

Уточняющие – это детализирующие, а контролирующие – направленные на разоблачение возможной лжи, контроль за правдивостью показаний.

При даче показаний наводящие вопросы у нас исключается (типа «Потерпевший был в красной куртке?»).

Свидетель должен чётко указать источник появления информации (личное восприятие – я видел, я читал, я знаю; указания на лиц, которые сообщили информацию – а не просто на рынке люди говорят; указания на информационный ресурс – документы, справочники, указания, пособия).

Показания свидетеля могут даваться в присутствии адвоката, который может задавать вопросы свидетелю (наряду со следователем и судом, естественно). Ответы свидетеля на вопросы следователя, судьи и адвоката представляют собой составную часть показаний.

Показания потерпевшего.

Показания потерпевшего – это сведения, сообщённые лицом, в отношении которого вынесено постановление о признании потерпевшим.

Дача показаний – одновременно право и обязанность потерпевшего. Дача показаний – это обязанность потерпевшего, но у него есть право быть допрошенным (может потребовать допроса).

В целом показания потерпевшего по своей форме сходны с показаниями свидетелей. То есть также предупреждаем об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний (ложный донос), 51 статья Конституция – не свидетельствовать против себя и своих близких, явиться на допрос с адвокатом…

Однако имеются некоторые особенности:

Эмоциональное состояние потерпевшего (чувство гнева, мести, завышенной оценки своих интересов). Потерпевший не врёт, но эмоционально реагирует.

Это склонность потерпевшего к искажённому восприятию обстоятельства. Скажем, угрожали перочинным ножиком – а в темноте и вообще в испуге кажется этот ножик огромным кинжалом. Не потому, что врёт, а потому что от испуга искажается восприятие обстоятельств.

По окончании расследования потерпевший знакомится со всеми материалами уголовного дела. В судебном заседании потерпевший может скорректировать показания (и, кстати, не всегда объективно это сделать).

В судебном заседании потерпевший (в отличие от свидетеля) не удаляется из зала, а присутствует на протяжении всего разбирательства, поэтому не исключается также корректировка показаний.

Применительно к свидетелям и потерпевшим закон не устанавливает возраста.

Особое внимание уделяется оценке показаний малолетних свидетелей и потерпевших. Показания малолетней девочки, лепившей снеговика и видевшей, как «волк» отобрал сумочку у женщины (полушубок вывернул наизнанку – шерстью наружу, а потом, после совершения преступления, обратно).

В допросе таких лиц обязательно участвуют психологи и педагоги, с помощью которых информация уточняется, детализируется и производится учёт восприятия её такими свидетелями и потерпевшими.

Показания обвиняемых, подозреваемых, подсудимых.

Предметом показаний таких лиц является сущность подозрения или обвинения.

У них нет обязанности давать показания, поэтому в случае отказа дать показания повторно они допрашиваются лишь с их согласия или по их просьбе.

Данные лица не несут уголовной ответственности за ложные показания. Их допрос – всегда конфликтная ситуация (даже если признаётся, то стремится к минимизации наказания). В то же время возможен оговор или самооговор. В этой связи признание вины не является главным доказательством.

При даче таких показаний, как правило, присутствует защитник, имеющий ряд прав при проведении допроса.

В отличие от свидетеля и потерпевшего защитник может попросить перерыв в допросе, что-то ему разъяснить и продолжить дальше допрос.

Обвиняемый знакомится со всеми материалами дела и присутствует в качестве подсудимого в судебном заседании. Отсюда возможны противоречия в показаниях.

Закон позволяет обвиняемым отказаться давать показания не только в целом, но и в части.

Помимо допросов, показания возникают в результате проведения очных ставок (одновременный допрос), а также проверок показаний на месте.

Все показания подлежат обязательной фиксации в протоколах. В протоколе также фиксируется отказ обвиняемого от дачи показаний.

Заключения экспертов.

Следующий вид доказательств – это заключения экспертов.

Заключения экспертов – это закреплённое в определённой письменной форме исследование, проведённое экспертом и ответы эксперта на вопросы, поставленные следователем.

Заключение экспертов состоит из трёх частей: вводная, исследовательская и выводы.

Во вводной части указываются сведения об эксперте и о его квалификации. Здесь же содержатся вопросы, поставленные следователем. Также эксперт указывает перечень материалов и образцов, переданных ему для исследования.

В исследовательской части эксперт указывает: методики, которыми они пользовался; порядок и последовательность действий; средства, которыми он пользовался.

Выводы представляют собой ответы на вопросы следствия или суда как результат исследования.

Эксперт может сделать разные выводы: он может дать исчерпывающий ответ (скажем, группа крови и резус фактор – исчерпывающе указал), может указать, что «не представляется возможным в силу ограниченности материалов дать ответа на вопрос» (скажем, слишком небольшая частичка – то ли кровь, то ли краска…); а ещё возможен вариант, когда эксперт говорит, что его знаний для дачи заключения недостаточно.

ДНК-анализ не даёт 100% гарантии, а только 99,98%.

Отсюда закон допускает дачу повторного и дополнительного заключения эксперта.

Повторное заключение даётся в случаях, когда, по мнению следователя или суда, выводы эксперта явно противоречат иным доказательствам по делу. То есть всё у нас говорит об одном, а заключение – о другом, и для установления, что из этого неверно – заключение эксперта или гипотеза неверна. Для этого повторного заключения привлекается другой эксперт. Кроме того, если он неполно ответил на вопрос.

Дополнительное заключение даётся в случаях, когда следствию или суду требуются новые сведения, связанные с уже данным заключением (уточнение, развитие вывода и так далее). А вот эту экспертизу мы вполне можем дать тому же эксперту, что и первую экспертизу провёл.

Допускается комиссионное заключение, то есть такое, которое дают несколько экспертов одной специальности (скажем, что касается психиатрического заключения, то зачастую три эксперта). В то же время возможны и комплексные заключения, которые дают несколько экспертов разной специальности (например, психолого-психиатрическое заключение).

Вещественные доказательства.

Следующий вид доказательства – вещественные доказательства. Так называемые «немые доказательства», как их сейчас иногда называют.

Вещественные доказательства – это объекты материального мира, являющиеся орудиями преступления (специально для преступления существует – отмычка), средствами преступления (то, что существует для другой цели), объектами преступления и иные материальные носители следов преступления.

Слепки, дактилокарты (снятые с чего бы то ни было отпечатки пальцев) при условии их надлежащего получения (под протокольчик, всё как положено) являются также вещественными доказательствами.

Классификация доказательств.

Классификация доказательств – это деление доказательств на группы на основе различных критериев.

Без классификации, без определения, к какой группе относятся доказательства, нам очень сложно будет строить обвинение – поэтому это практически важно. Мы не можем, скажем, приговор сугубо на косвенные доказательства выносить.

Группы доказательств:

I. Прямые и косвенные доказательства.

В основе этого деления лежит отношения доказательств к предмету доказывания.

Прямые доказательства непосредственно раскрывают обстоятельства, указанные в статье 73, а также сопутствующие им обстоятельства (по несовершеннолетним – состав семьи, отношения в семье…). Прямые – информация о месте преступления…

Косвенные доказательства опосредованно относятся к предмету доказывания.

Примеры. Прямое – «я видел, как воровали». Косвенное – «я видел, как убегали с места происшествия» (лица, одежда которых была в крови; они несли тяжёлые вещи…).

II. Вторая классификация. Первоначальные и производные доказательства.

Это деление зависит от источника информации.

Первоначальные доказательства исходят из первоисточника («я сам наблюдал»), а производные лишь указывают на первоисточник («мне сказал Петров, что он видел»).

III. Деление на обвинительные и оправдательные доказательства.

В основе этого лежит отношение к обвинению. Обвинительные доказательства поддерживают обвинения, а оправдательные являются реакцией на обвинение (это не всегда оправдательные, они могут быть и смягчающие).

IV. Личные, вещественные и промежуточные доказательства.

Здесь главное – форма получения и закрепления информации.

Личные – это те, которые получены вербальным (то есть устным) путём (например, показания).

Вещественные – это непосредственно вещдоки, а также документы.

К промежуточным относятся заключения экспертов и специалистов (специалистов в меньше степени). Поскольку результат у них является вещественным, а закрепляется в личной форме. Промежуточные – это заключения экспертов и специалистов, это личная оценка и интерпретация того, что сделал эксперт.

Классификация необходима для группирования доказательств в процессуальных решениях (обвинительное заключение, приговор). Кроме того, благодаря классификации, происходит построение и корректировка версий.

Исключение недопустимых доказательств.

Доказательства исключаются из дела в том случае, если признаются недопустимыми. То есть полученными ненадлежащими средствами, ненадлежащим образом закреплёнными, а также основанными на недостоверных источниках (или непроверяемых).

Доказательства исключаются либо по инициативе сторон, заявивших об этом ходатайство, либо по инициативе следователя или судьи.

На предварительном следствии ходатайство об исключении доказательств может быть заявлено либо во время следственного действия (и тогда фиксируется в протоколе), либо отдельно (то есть просто ходатайство направляется следователю). Максимальный срок для рассмотрения такого ходатайства – трое (3) суток.

Отказ в удовлетворении такого ходатайства не обжалуется. Но можно повторно заявить такое же ходатайство на стадии назначении судебного разбирательства и в судебном разбирательстве.

На стадии назначения судебного разбирательства доказательства исключаются в результате рассмотрения этого вопроса в особой процедуре – предварительном слушании. На слушаниях вызываются стороны и высказывают своё отношение к данному вопросу (защитник своё ходатайство заявил – суда интересует и мнение обвинителя). В результате судья выносит постановление.

В судебном разбирательстве такие ходатайства заявляются вплоть до удаления суда в совещательную комнату для постановления приговора и рассматриваются судьёй также в совещательной комнате. Вообще у него на это тоже трое суток.

Если суд присяжных, то исключение доказательств при заявлении в суде присяжных рассматривается в отсутствии присяжных. Так как это чисто юридический вопрос, поэтому существует процедура удаления присяжных, а потом их возвращения.

Исключение одного доказательства влечёт исключение всех добытых на его основе.

Использование в доказывании результатов оперативно-розыскной

деятельности (ОРД).

Оперативно-розыскная деятельность – это особый вид правовой деятельности, состоящей в проведении оперативными сотрудниками, а также их доверенными лицами (агенты, осведомители…) гласных и негласных мероприятий (преимущественно негласных, конечно), направленных на решение четырёх задач:

превентивная деятельность (предупреждение совершения преступления);

пресечение совершаемых преступлений (дача взятки, покупка подставными лицами наркотических средств для пресечения деятельности наркоторговцев);

раскрытие совершённых преступлений;

розыск скрывающихся лиц и без вести пропавших.

До 1992 года эта деятельность вообще не могла называться правовой – до этого она только ведомственными закрытыми инструкциями регулировалась.

Оперативно-розыскная деятельность регулируется специальным законом – ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности» (от 1995 года в редакции 2009 года). В нём всего 23 статьи, но они все хитрые – носят бланкетный характер.

Также соотношение ОРД и уголовного процесса регулируется Инструкцией «О порядке представления результатов оперативно-розыскной деятельности дознавателю, органу дознания, прокурору, следователю и в суд» (от 2007 года). Уникальность этого документа в том, что его подписали все ведомства, которые имеют право на проведение оперативно-розыскной деятельности. Инструкция очень объёмная.

Оперативно-розыскные органы имеют право проводить 14 (четырнадцать) оперативно-розыскных мероприятий. Более подробно всё это будет на пятом курсе. Это исчерпывающий перечень.

Те из этих мероприятий, которые ограничивают конституционные права граждан, проводятся только с разрешения судьи:

контроль телефонных переговоров (прослушивание телефонных переговоров);

контроль почтово-телеграфных отправлений; снятие информации с технических каналов связи (интернет, рация…);

обследование зданий, помещений и сооружений (оперативники без нас могут зайти в нашу квартиру, всё там посмотреть, закрыть и уйти);

наблюдение, связанное с записью переговоров.

Сюда же относятся: тарификация (это входящие и исходящие соединения), Конституционный Суд приравнял это к прослушиванию; а также биллинг – определение местонахождения человека по его сотовому телефону.

Особо закон об ОРД оговаривает условия и основания проведения мероприятий. В этой связи закон прямо запрещает провокацию преступления.

Отсюда мы приходим к выводу:

Результаты оперативных мероприятий используются в уголовном процессе в нескольких формах:

В качестве повода к возбуждению уголовного дела (то есть мы получили некоторый результат и принимаем решение о возбуждении дела).

Для проверки оснований возбуждения дела (повод к возбуждению уголовного дела не очень ясен, и вообще непонятно – есть ли он).

Для обнаружения местонахождения доказательственной информации (для обнаружения доказательств; следователь даёт задание оперативникам – скажем, обнаружили труп в парке, и оперативники определяют круг лиц, которые могли бы видеть – которые могут быть свидетелями).

Для проверки достоверности доказательств (дать задание оперативникам – а нет ли связей у свидетеля в потерпевшим или обвиняемым и если есть, то какие).

Тема: Меры процессуального принуждения.

Меры принуждения – это особые способы воздействия на участников процесса, которые применяются с целью обеспечить нормальное развитие процессуальных отношений.

В отличие от мер наказания, меры принуждения не носят характер кары за содеянное, они применяются только тогда, когда участник процесса своим поведением создаёт препятствие в процессуальной деятельности.

Применение мер процессуального принуждения – это право следователей и судей, но не их обязанностей.

Все меры процессуального принуждения делятся на две группы:

Меры пресечения.

Иные меры процессуального принуждения.

Меры пресечения применяются только к подозреваемым, обвиняемым, подсудимым. Это самые жёсткие меры принуждения и применять к другим лицам нельзя.

Иные меры принуждения применяются и к другим участникам процесса. К примеру, привод – когда нежелающего идти на допрос приводят.

Меры пресечения.

Как и все меры принуждения, они применяются от имени государства только к подозреваемым, обвиняемым и подсудимым.

Оформляются в форме постановления следователя или суда.

Закон допускает применение только одной меры пресечения.

Для всех мер пресечения закон устанавливает основания для применения.

Угроза того, что обвиняемый скроется от следствия или суда.

Продолжит преступную деятельность.

Уничтожит доказательства.

Окажет воздействие на участников процесса или иным способом воспрепятствует расследованию и судебному разбирательству.

Основания надо раскрывать. Может скрыться – пытался уже, скажем, билет на поезд купил, на допросы не является…

Помимо общих оснований для некоторых мер пресечения закон предусматривает специальные основания (например, в отношении несовершеннолетних, военнослужащих, при избрании залога и других).

В случае нарушения избранной меры пресечения она может быть заменена на иную – более тяжкую меру (то есть более жёсткого характера). Например, подписка о невыезде заменяется на заключение под стражу.

Однако возможен и обратный процесс, когда более тяжкая мера заменяется менее тяжкой.

Избрание меры пресечения – право, а не обязанность следователя или суда.

В систему мер пресечения входят:

Подписка о невыезде и надлежащем поведении.

Личное поручительство.

Передача несовершеннолетнего под присмотр родителей, опекунов, попечителей (опекун – это лицо, которому официально присвоен данный статус (бабушки, дедушки, дяди и тёти), а попечитель – это наличие определённого фактического положения у человека (в интернате)).

Передача военнослужащего под наблюдение командования воинской части.

1. Домашний арест.

   Заключение под стражу. Самая строгая мера.

Подписка о невыезде и надлежащем поведении – это мера пресечения, которая состоит в ограничении свободы перемещения лица, только по разрешению следователя или суда.

Выносится постановление об избрании данной меры (следователем, дознавателем или судьёй), в котором устанавливается запрет для обвиняемого покидать населённый пункт, где он проживает, изменять место жительства (то есть продавать квартиру, менять квартиру), выезжать из населённого пункта по личным вопросам без разрешения следователя или судьи.

Лицо принимает обязательства не совершать противоправных действий в любой форме и являться по вызову следователя или суда.

Все указанные обязательства фиксируются подписью лица (не случай называется «подписка»), при этом ему разъясняется, что нарушение обязательств может повлечь более строгую меру пресечения.

Личное поручительство.

Состоит эта мера в том, что лицо, заслуживающее доверия, берёт на себя обязательство обеспечить надлежащее поведение обвиняемого и его явку к следователю или в суд.

Для избрания данной меры важно учесть данные о личности поручителя, характер его взаимоотношения в обвиняемым, подозреваемым или подсудимым и личность самого обвиняемого.

Совокупность этих трёх факторов позволяет данную меру в полном объёме применить.

Поручителю разъясняется возможность применения денежного взыскания при неисполнении обвиняемым обязательств. Взыскание это исчисляется в МРОТах.

Передача несовершеннолетнего под присмотр родителей, опекунов или попечителей.

Выносится постановление следователя, дознавателя или судьи.

Применение данной меры требует чёткого определения возраста обвиняемого (например, ему остался 1 месяц до 18 лет – понятно, что вряд ли эффективна данная мера), взаимоотношения в семье, а также между опекаемым и опекунами/попечителями и характер совершённого преступления.

Точно также, как и про поручительстве, родители предупреждаются о возможном денежном взыскании.

Передача военнослужащего под наблюдение командования воинской части.

Эта мера применяется только к военнослужащим сержантского и рядового состава, проходящим срочную и сверхсрочную (то есть по контракту) службу.

Эта мера применяется с согласия военнослужащего.

Надзор возлагается на командира воинской части, который поручает непосредственное его осуществление офицерам своей части.

На воинскую часть возлагается обязанность доставки данного лица следователю или в суд, а также контроль за соблюдением этим лицом правовых норм (то есть за должным поведением).

Лица, к которым применена эта мера, не заступают в караулы и не получают оружие, не участвуют в учениях.

Это их обязанность, если вынесено постановление следователя и т.д. То есть отказаться не могут.

Залог – это имущественные гарантии должного поведения обвиняемых, состоящий в том, что сам обвиняемый или иное лицо, выступающее залогодателем, выносит материальные ценности на депозит или в депозитарий (депозит – это специальный счёт, а депозитарий – это специальное хранилище) правоохранительного органа в целях гарантии должного поведения обвиняемых.

При принятии залога учитывается:

Взаимоотношения залогодателя и обвиняемого (подозреваемого).

Материальное положение залогодателя (для Березовского была сумма 1 000 000 долларов, оказалось неэффективной мера).

Отношения обвиняемого к исполнению своих обязанностей.

Объектом залога могут быть денежные в российского или иностранной валюте, материальные, духовные и культурные ценности, художественные, научные ценности, ценные бумаги (акции, облигации, коносаменты…) и так далее.

По окончанию действия данной меры залог возвращается по решению суда.

Домашний арест.

Домашний арест – это:

Ограничение свободы перемещения конкретным местом проживания (дом с приусадебным участком, квартира и так далее).

Запрет на общение с определённым кругом лиц.

Запрет пользоваться средствами связи и коммуникации (то есть отправлять и получать сообщения) и запрет получать корреспонденцию.

То есть это изоляция лица в рамках его места проживания.

Всего 6% мер пресечения – это домашний арест в РФ. Контролировать тяжело. Поэтому применяется редко.

Заключение под стражу.

Статья 108 УПК. Она на полторы страницы. Нужно внимательно прочитать.

Заключение под стражу – это мера, заключающаяся в ограничении свободы обвиняемого путём помещения его в специальные помещения закрытого типа (изоляторы, в Воронеже три – на Донбасской, Пешестрелецкой и где ФСБ).

Данная мера применяется только по постановлению судьи. Если следователь хочет – он направляет ходатайство в районный суд, если обвиняемый не согласен – направляет жалобы в областной суд.

Закон установил временные рамки этой меры. Максимальный срок – 18 месяцев. Первоначальный срок – не более 2 месяцев (это потому, что следствие длится не более 2 месяцев).

Нельзя назначать эту меру пресечения, если срок наказания за преступление, в совершении которого обвиняется, до двух лет.

Заключение под стражу допускается только при невозможности избрать другую, более мягкую меру.

Применяется только по тяжким преступлениям, особо тяжким преступлениям и – в исключительных случаях – по преступлениям средней тяжести.

Теперь один мотив тяжести недостаточен (по инициативе Медведева в мае 2010 года), теперь всё нужно учитывать. В том числе и особенности личности.

В то же время заключение под стражу можно применять, если не установлено место жительство его или его личность, а также в случаях, если нарушена ранее избранная мера пресечения. Здесь даже в преступлениях, где наказание менее двух лет.

Для несовершеннолетних предусмотрены дополнительные гарантии при заключении под стражу. Про них почитать самостоятельно.

Иные меры процессуального принуждения.

Это меры, которые наряду с обвиняемым и подозреваемым применяются и к другим участникам процесса. Данные меры мягче мер пресечения, но также призваны обеспечивать движение уголовного процесса.

Закон предусматривает следующие меры:

Обязательство о явке. Данная мера предполагает возложение на участника процесса обязанности сообщать о своих перемещениях и временном местонахождении. Эта мера альтернатива подписки о невыезде, но может применяться и в отношении потерпевших.

Привод. Это принудительное доставление лица к следователю или в суд в случае неявки без уважительных причин.

Для применения привода необходимы три условия:

Надлежащее уведомление вызываемого лица. То есть повестку отправляют с уведомлением.

Время получения уведомления о вызове. Возможно, что почта не сработала, или какие-то помощники… Скажем, получил повестку в час, а в одиннадцать надо было быть на допросе.

Причина неявки. Она должна быть уважительной (болен, серьёзные семейные проблемы…).

Привод осуществляется только по постановлению следователя или судьи и организуется органами внутренних дел.

Временное отстранение от должности. То есть запрет исполнять должностные обязанности на определённый период. Как правило, период этот длится до вступления приговора в законную силу. Допускается только по делам, по которым преступное деяние связано с должностными обязанностями. Скажем, хищение, взятка, служебный подлог, халатность, злоупотребление служебными полномочиями… При применении данной меры чётко указывается должность и круг обязанностей, то есть тем самым мы как бы водораздел проводим между тем, что может делать, а что нельзя (для этого нужно посмотреть должностную инструкцию).

Наложение денежного взыскания или удаление из зала заседаний лиц, нарушающих порядок. Применяется только по постановлению судьи.

Наложение ареста на имущество. Применяется только судебным решением и только при обосновании причин такого ареста. Здесь речь не идёт о вещественных доказательствах, здесь говорится про имущество, которое может быть конфисковано, а также то имущество, которое могут использовать для подкупа свидетелей и т.д.

Задержание.

Задержание – это временное ограничение свободы при наличии подозрения в совершении преступления. В отличие от заключения под стражу задержание носит краткосрочный характер (до 48 часов по Конституции).

Задержание в уголовном процессе требует процессуального оформления – составления протокола.

Основания для задержания исчерпывающе перечислены в УПК, то есть расширять мы этот перечень не можем.

Основания для задержания:

Лицо застигнуто на месте совершения преступления.

Лицо пыталось скрыться с места преступления.

На нём самом или его одежде обнаружены следы преступления.

Очевидцы указали на него как на лицо, совершившее преступление.

Это – основные моменты, которые мы всегда учитываем.

Кроме того, возможно задержание подозреваемого при отсутствии постоянного места жительства или невозможности установить личность.

Срок задержания исчисляется с момента фактического задержания. То есть если даже задержали вначале в административном порядке, и только потом поняли, что нужно по уголовному – всё равно исчисляем с момента фактического задержания.

Срок задержания составляет 48 часов, судья должны быть уведомлен не позднее 24 часов после истечения этого срока; судья признаёт законность задержания и решает вопрос о заключении под стражу либо задержанный освобождается.

Задержанный находится в специальных учреждениях – изоляторах временного содержания (ИВС, но это не СИЗО).

Задержанный, приобретая статус подозреваемого, должен быть допрошен не позже 24 часов после задержания (конечно, в присутствии защитника, хотя, если участие защитника не обязательно, то он может заявить о самозащите).

Родственники должны быть уведомлены о факте задержания, однако прокурор может принять решение о временном сохранении тайны факты задержания (организованная преступность, терроризм и так далее – для того, чтобы не смогли уничтожить улики и так далее).

Следующие две темы – «ходатайства и жалобы» и «сроки и издержки» изучаем самостоятельно.

Ходатайства и жалобы.

Ходатайства – это обращения к следователю или к судье участников процесса с просьбой произвести определённые действия или принять определённые решения.

Направляются в письменной форме, а если в устной форме, то фиксируются в протоколе следственного или судебного действия.

Рассматриваются либо незамедлительно, либо не позднее чем через трое суток после заявления.

Виды, формы – почитаем в книжке.

Причём если судье заявлено ходатайство, то он может удалиться в совещательную комнату для того, чтобы подумать (об исключении недопустимых доказательств, о назначении экспертизы…).

Если оно в письменной форме, то должны выносить специальные постановления в отказе.

Жалобы представляют собой несогласие с решениями или действиями (бездействиями) и требование по восстановлению нарушенных прав (посмотреть статьи 124, 125 УПК РФ – жалоба к прокурору и жалоба в суд).

Сроки и издержки.

Учить самим.

Стадия возбуждения уголовного дела.

Задачи данной стадии как первой стадии уголовного процесса состоят:

В процессуальном фиксировании поводов к возбуждению дела.

В проверке фактических и юридических оснований возбуждения дела.

Сохранение следов преступления.

Неотложное действие по собиранию доказательств.

Предотвращение дальнейшего продолжения преступной деятельности.

Итогом данной стадии является Постановление о возбуждении уголовного дела или Постановление об отказе в возбуждении уголовного дела (эти постановления можно обжаловать заинтересованным лицам).

Сроки стадии:

Общий срок – трое суток (3).

Максимальный срок – десять суток (10).

По делам о терроризме, организованной преступности – тридцать суток (30).

Если расследование осуществляется в форме предварительного следствия, то решение о возбуждении дела или об отказе в возбуждении принимает следователь самостоятельно.

Если расследование ведётся в форме дознания, то решения о возбуждении принимает дознаватель с согласия прокурора (так как дознаватели ведут небольшой и сложной тяжести, и чтобы преступлениями не были названы административные проступки и наоборот, контролируют).

В стадии возбуждения дела следователь вправе только одно следственное действие – осмотр места происшествия. Но он может осуществлять иные процессуальные действия (любое следственное действие процессуальное, но не любое процессуальное действие - следственное). Например, такие иные процессуальные действия, как: дает поручения оперативным работникам, направляет запросы, истребует акты ревизии и прочее.

На стадии возбуждения дела закон предусматривает перечень поводов:

Заявление о совершённом или совершаемом преступлении.

Явка с повинной.

Сообщение, полученное из иных источников.

В особую статью выделен Рапорт работников правоохранительных органов как разновидность сообщений, но полученная из правового источника.

Заявление о совершённом или готовящемся преступлении.

Оно направляется лицами, пострадавшими от преступной деятельности либо иными лицами (по делам публичного обвинения), либо должностными лицами, руководителями предприятий, организаций, если нарушены интересы этой организации.

Заявления подаются в письменной форме, но принимаются и в устной форме.

Письменная форма предполагает указание на орган, в который обращаются, полные данные о заявителе, информацию о деянии, указание на очевидцев, дату и подпись.

При поступлении заявления составляется протокол о приёме заявления.

Кроме того, информация о заявлении заносится в специальную книгу учёта совершённых преступлений (КУСТ).

Если заявление сделано устно, то оно принимается представителем правоохранительных органов и отражается в протоколе принятия устного заявления о преступлении. Информация фиксируется от первого лица («я сделал, я пошёл, я увидел…»).

При поступлении анонимных заявлений повод к возбуждению не возникает, но заявление может быть направлено оперативно-розыскным органом для проведения проверки. А если эти органы что-то установят, то у нас появляется другой повод – «сообщение из иных источников», а не как заявление.

Явка с повинной.

Это добровольное сообщение лица о совершённом им или совершаемом преступлении.

Для явки необходимы три признака:

Лицо не должно знать о возбуждённом деле либо дело вообще не возбуждено.

Добровольность сообщения. Лицо должно осознавать, что если он этого не сделает, то это может быть невыяснено и дальше.

Гарантией добровольности является присутствие защитника. Статья 75 УПК РФ – доказательства и показания, которые подозреваемый и т.д. дал без адвоката, считаются действительными только если он отказался от адвоката.

Явка пишется собственноручно, без использования технических средств.

При явке с повинной объясняется уголовная ответственность за ложный донос, а также возможность использовать информацию против самого заявителя (стандартная американская формула: «всё сказанное может быть использовано против вас»).

Явка принимается протоколом, то есть составляется протокол принятия явки с повинной.

Сообщения из иных источников.

Сообщения из иных источников является результатом сообщения СМИ, результатом ревизий и проверок.

Особое место при этом занимают результаты оперативно-розыскной деятельности.

Оперативно-розыскная деятельность проводится в форме оперативных мероприятий, их результаты фиксируются правовыми средствами (то есть в документах они фиксируются). Следователь должен получить Постановление руководителя оперативного органа о передаче материала, Постановление о рассекречивании материалов, а также сами материалы (справки, рапорты, протоколы, слепки, диски и так далее).

Основания к возбуждению дела являются результатом проверки повода к возбуждению дела. Закон говорит о фактических и юридических основаниях.

Фактические основания представляют собой обстоятельства, свидетельствующие о наличии деяния (обнаружение взлома квартиры, задержание с поличным и прочее).

Юридические основания – это первоначальная квалификация.

Возбуждение уголовного дела определяет направление будущего расследования. В этой связи в постановлении следователя должен быть детально отражён сам повод, а также раскрыты основания, его проверяющие (основания проверки этого повода).

Следователь на стадии возбуждения имеет право проводить только одно процессуальное действие – осмотр места происшествия. В то же время он может давать поручения оперативным работникам, обращаться с запросами, наводить справки. Естественно, он может получать объяснения, но это – не показания и доказательная их сила равна нулю.

Постановление о возбуждении дела или об отказе в возбуждении уголовного дела обжалуется в порядке статьей 124, 125 УПК РФ (прокурору или в суд).

Стадия расследования.

1. Общие условия расследования.

2. Следственные действия.

§ 1. Дореволюционный этап развития уголовного процесса

1. Дореформенный уголовный процесс и кн. 2 т. XV Свода законов Российской империи. Российский уголовный процесс, существовавший до Судебной реформы 1864 г., принято называть дореформенным. В то же время речь идет о достаточно длительном и охватившем несколько столетий периоде развития отечественного уголовного процесса, в ходе которого он многократно видоизменялся и реформировался, хотя и не подвергался каким-либо уголовно-процессуальным кодификациям в современном значении этого понятия.

В начале XIX столетия возникла острая необходимость в общей систематизации российского права, в том числе в сфере уголовного процесса. В результате сначала появилось составленное в 1830 г. Полное собрание законов Российской империи, куда вошли все законы, как действующие, так и утратившие силу, начиная с Соборного уложения 1649 г. На его основе был подготовлен Свод законов 1832 г. в 15 томах, включивший лишь действующие законодательные акты. Книга 2 последнего тома — т. XV «Законы уголовные» — представляла собой первую в российской истории систематизацию уголовно-процессуальных норм.

Книга 2 т. XV Свода законов не являлась кодификацией уголовно-процессуального права, т.е. ее нельзя рассматривать в качестве некоего аналога современных УПК. Законодатель лишь обобщил нормы, действовавшие со времен Петра I или Екатерины II, отделив от них те, что утратили силу, и добавив некоторые новые положения в так называемых продолжениях к Своду издания 1842 и 1857 гг. В то же время значение кн. 2 т. XV Свода законов для истории российского уголовного процесса нельзя и преуменьшать. Этот акт зафиксировал в России зрелый дореформенный уголовный процесс — своего рода высшую точку его развития. Именно по Своду законов мы сегодня судим о российском уголовном процессе образца XVIII — первой половины XIX в., т.е. о том уголовном процессе, который и называем дореформенным .

Отраженная в Своде законов уголовно-процессуальная модель была построена «по типу германского дореформенного процесса». Речь шла о классическом следственном (инквизиционном) уголовном процессе, в целом соответствовавшем западноевропейским образцам. Производство делилось на три части: следствие, суд и исполнение. Следствие и исполнение являлись прерогативой полиции, которая по малозначительным преступлениям выполняла еще и функции суда.

Следствие, составлявшее центральную часть дореформенного уголовного судопроизводства, делилось на предварительное и формальное. Предварительное следствие начиналось по факту (in rem) при наличии определенных поводов к его начатию (жалоба, явка с повинной и т.д.), включая, говоря современным языком, непосредственное обнаружение полицией признаков преступления, т.е. ex officio. Предварительное следствие должно было приводить к появлению обвиняемого. Поэтому открывавшееся за ним формальное следствие велось уже не только in rem, но и in personam (против конкретного лица). Формальное следствие производилось в течение месяца для окончательного установления обстоятельств дела во всей их полноте, т.е. чтобы привести «в совершенную известность, над каким лицом или имуществом преступление учинено (характер и размер вреда. — Л.Г. ), в каком действии состояло, каким способом или орудием, когда, где (время, место, способ и другие обстоятельства совершения преступления. — Л.Г. ), с намерением или без намерения произведено (форма вины. — Л.Г. ) и вообще должно быть открыто все то, что может служить к пояснению обстоятельств преступления или вины обвиняемого» (ст. 1015 т. XV Свода законов). Оконченное формальное следствие отправлялось в суд.

Суд рассматривал дело по письменным материалам, без проведения судебного разбирательства в современном понимании — письменно, негласно и несостязательно. Он мог собрать кое-какие дополнительные материалы, но также в письменной форме (справки и т.д.), а мог прибегнуть к дополнительному следствию (через полицию). Отдельной процедурой был допрос обвиняемого в суде, который оформлялся специальным протоколом. Данная стадия уголовного судопроизводства занимала несопоставимое с обоими следствиями место. Достаточно сказать, что в законе она именовалась «порядок рассмотрения и дополнения следствия». Иными словами, прилагательное «следственный» очень точно отражает природу русского дореформенного уголовного судопроизводства.

Суд должен был оценивать доказательства на основании так называемой теории формальных доказательств, когда законодатель исключал свободную оценку доказательств и придавал разным видам доказательств неодинаковую юридическую силу, деля их на совершенные, несовершенные, половинные. Судья обязан был определить силу каждого доказательства и оказывался связан ею при постановлении приговора. Критерием оценки доказательств служило не современное внутреннее убеждение, а наличие или отсутствие возможности к показанию невинности подсудимого. Если одно совершенное доказательство могло (хотя и не обязательно) быть положено в основу обвинительного приговора, то одно несовершенное — нет. В то же время совокупность несовершенных доказательств также могла составить совершенное доказательство, «когда они (несовершенные доказательства в их совокупности. — Л.Г. ) исключают возможность недоумевать о вине подсудимого» (ст. 1173 т. XV Свода законов). В результате, помимо обвинительного и оправдательного приговоров, суд мог также вынести итоговое решение об оставлении подсудимого в подозрении , когда, допустим, собранные обвинительные доказательства выглядят достаточно весомо, но по формальным основаниям не могут быть признаны совершенными. Более того, в тот период именно такого рода половинчатое решение (не осудить, но и не оправдать) принималось чаще всего — в 87,5% случаев от общего количества рассмотренных судами уголовных дел. Весьма запутанной и многоступенчатой была и инстанционная процедура пересмотра уголовных дел.

Дореформенный российский уголовный процесс обладал многими недостатками, присущими чисто инквизиционной форме уголовного судопроизводства, что и предопределило необходимость проведения Судебной реформы. К числу его главнейших недостатков составители Судебных уставов 1864 г. относили пять:

«во 1-х, власти судебная, исполнительная и административная смешаны, и на них возложены несвойственные им обязанности;

во 2-х, следствия нередко начинаются без надлежащего основания и часто не могут быть направлены к одной, ясно определенной цели; поэтому частные лица напрасно привлекаются к суду, а судебные места обременяют себя излишними занятиями;

в 3-х, суд производится заочно, без бытности подсудимого, по письменным актам, составленным во время следствия;

в 4-х, решения постановляются на основании установленной законом теории формальных доказательств, без принятия в основание личного убеждения судьи, и

в 5-х, дела подвергаются рассмотрению трех, четырех и более инстанций».

В то же время дореформенный уголовный процесс обладал не одними лишь недостатками. Ему мы обязаны также многими институтами и подходами, которые зародились именно в тот период и до сих пор применяются в современном российском уголовно-процессуальном праве, т.е. при проведении Судебной реформы 1864 г. имел место не только отказ от предшествующего опыта, но и очевидная процессуальная преемственность. Достаточно вспомнить появившееся в дореформенный период разграничение трех видов уголовного преследования: в частном, частно-публичном и публичном порядках; сформировавшееся тогда требование о необходимости закрепления в законе исчерпывающего перечня видов (источников) доказательств; институты сроков предварительного расследования и приостановления предварительного расследования, а также многие другие положения. В этом смысле дореформенный уголовный процесс в целом и кн. 2 т. XV Свода законов 1832 г. в частности в значительной мере оказались недооценены. На самом деле они представляют собой начало своеобразной «оси», прошедшей через Устав уголовного судопроизводства, советские УПК к современному уголовно-процессуальному законодательству.

2. Устав уголовного судопроизводства 1864 г. и его значение. Судебная реформа Александра II является важнейшим событием в истории российского уголовного процесса, поскольку одним из четырех утвержденных 20 ноября 1864 г. Судебных уставов стал Устав уголовного судопроизводства — первая российская кодификация уголовно-процессуального права. Этот Кодекс до сих пор не превзойден в России ни по сроку действия (53 года — с 1864 по 1917 г.), ни по тщательности предшествовавших ему подготовительных работ, ни по качеству содержания, ни по степени влияния на последующее развитие уголовно-процессуального законодательства и уголовно-процессуальной науки. Более того, Устав уголовного судопроизводства, по сути, сформировал институциональные основы современного российского уголовного процесса, в рамках которых, невзирая на все исторические отклонения, он развивается последние полтора века.

Принятию Устава предшествовало утверждение в 1862 г. Основных положений уголовного судопроизводства — официального доктринального каркаса, на основе которого строился Кодекс. В Основных положениях провозглашались, в частности, ключевые принципы пореформенного уголовного судопроизводства: 1) отделение судебной власти от административной; 2) отделение обвинительной власти, возложенной на прокуроров, от судебной власти; 3) запрет отказа в правосудии; 4) разрешение уголовного дела по существу не более чем в двух инстанциях; 5) обязанность судебного следователя и суда принимать все меры, необходимые для установления истины (принцип материальной истины); 6) сочетание розыскного предварительного следствия и состязательного судебного разбирательства (смешанная модель); 7) гласность, устность и непосредственность судебного разбирательства; 8) отказ от теории формальных доказательств и переход к свободной оценке доказательств по внутреннему убеждению.

Проведение четкой границы между предварительным расследованием, построенным на одних принципах (тайна следствия, письменный характер, отсутствие сторон и др.), и судебным разбирательством, построенным на других принципах (наличие сторон, устность, гласность, состязательность и др.), явилось несомненным достижением Устава уголовного судопроизводства, позволившим России перейти от чисто инквизиционного процесса к смешанному, характерному для стран континентальной Европы (Франция, Германия и др.).

Если говорить о предварительном расследовании, то важнейшее достижение Устава заключается в передаче компетенции по производству предварительного следствия от полиции суду в лице специального судебного следователя, входившего в состав судебного ведомства. Полиция сохранила за собой только функции дознания, что стало попыткой отделить друг от друга в классических континентальных традициях полицейское дознание и судебное предварительное следствие. При этом именно предварительное следствие являлось основной формой расследования. Дознание было исключительно факультативной стадией, имевшей место при неуверенности полиции в преступном характере деяния или отсутствии поблизости судебного следователя (ситуация для России нередкая, учитывая расстояния). Именно расстояния оказались основной причиной, вынудившей составителей Устава отказаться от характерной для Европы прокурорской монополии на принятие решения о начале предварительного следствия. Судебные следователи получили право открывать следствие самостоятельно (ex officio) . Иначе говоря, инициатива в проведении предварительного следствия, или, говоря современным языком, возбуждении уголовного дела, могла исходить от полиции как органа дознания, прокурора и самого судебного следователя. По содержанию предварительное следствие представляло собой хорошо знакомую деятельность по собиранию доказательств путем производства следственных действий, применению мер пресечения, привлечению в качестве обвиняемого и т.п. При этом ни прокурор, сохранявший определенные надзорные полномочия, невзирая на судейский статус следователя, ни сам судебный следователь не могли прекратить уголовное дело — они были лишь вправе ходатайствовать об этом перед окружным судом, причем судебный следователь — через прокурора. По окончании предварительного следствия судебный следователь знакомил обвиняемого с материалами дела, после чего отсылал производство прокурору.

Далее начиналась стадия предания суду , в ходе которой прокурор решал, следует ли дело прекратить или направить его в суд с обвинительным актом. В первом случае он ходатайствовал перед окружным судом о прекращении дела. Во втором — его действия зависели от того, подсудно дело суду присяжных или нет. Если дело не подлежало рассмотрению с участием присяжных, то прокурор после составления обвинительного акта направлял его в окружной суд, который обязан был начать судебное разбирательство. Если речь шла о суде присяжных, то дело направлялось в вышестоящую судебную инстанцию — судебную палату, которая либо предавала обвиняемого суду присяжных, либо прекращала дело, либо обращала его к доследованию.

Судебное разбирательство проходило по современным правилам: гласно, устно и с участием сторон. При этом суд сохранял активную роль, будучи обязан установить истину по делу независимо от позиции сторон. Одним из наиболее ярких преобразований Судебной реформы 1864 г. стало введение суда присяжных, т.е. рассмотрение уголовных дел о наиболее опасных преступлениях с участием присяжных заседателей, решавших вопрос о виновности или невиновности подсудимого.

Пересмотр приговоров строился по европейским канонам с классическими апелляцией и кассацией французского образца. После рассмотрения дела по первой инстанции в окружном суде (с участием или без участия присяжных) стороны имели право по любым основаниям обжаловать приговор в апелляционном порядке в судебную палату, действовавшую в качестве апелляционного суда. После этого приговор становился окончательным с точки зрения установления фактических обстоятельств дела (принцип двух инстанций), но в законную силу еще не вступал: стороны имели право обжаловать его по правовым основаниям в кассационном порядке в Правительствующий Сенат — единственную кассационную инстанцию страны. Последний имел право либо отклонить жалобу, либо «кассировать» приговор, отменяя его на основании неправильного применения (толкования) правовых норм и направляя дело на новое рассмотрение. Необжалованный или подтвержденный Правительствующим Сенатом приговор вступал в законную силу. После вступления приговора в законную силу единственным способом его пересмотра оставалось лишь «возобновление дел» по ограниченному кругу оснований, причем исключительно в случаях, когда появлялись какие-либо серьезные основания предполагать невиновность осужденного лица. Оправдательный приговор после вступления в законную силу пересмотру не подлежал.

Следует добавить, что рассмотренная система стадий не затрагивает дел, подсудных мировым судьям (о наименее опасных преступлениях). По ним не производилось предварительное следствие. Мировой судья приступал к производству либо по материалам полиции (после дознания), либо по жалобе потерпевшего, либо по собственной инициативе. После судебного разбирательства у мирового судьи приговор подлежал апелляционному обжалованию в съезд мировых судей — орган мировой юстиции второй инстанции, а затем — кассационному обжалованию в Правительствующий Сенат. Если же приговор в апелляционном порядке не обжаловался, становясь окончательным, то в качестве кассационной инстанции выступал съезд мировых судей. В целом мировая юстиция наряду с судебными следователями и судом присяжных стала одним из символов нового уголовного судопроизводства, созданного Судебной реформой 1864 г.

Судьба Устава уголовного судопроизводства оказалась непростой. После принятия он неоднократно подвергался изменениям и дополнениям, некоторые из которых принято считать «судебной контрреформой», как, например, Законы от 7 июля 1889 г. (сокращение компетенции суда присяжных) и от 12 июля 1889 г. (упразднение мировой юстиции и замена ее судебно-административным органом — институтом земских начальников). В 1894 г. началась работа комиссии Министерства юстиции по пересмотру Судебных уставов, завершившаяся в 1899 г. подготовкой проекта новой редакции Устава уголовного судопроизводства. Однако он так и не был принят. Как бы то ни было, но Устав уголовного судопроизводства 1864 г. остается самой выдающейся кодификацией в истории отечественного уголовного процесса.

3. Дореволюционная наука уголовного процесса и ее достижения. Уголовно-процессуальная наука в современном ее понимании появилась в России в середине XIX в., незадолго до Судебной реформы 1864 г. Нельзя сказать, что до того русские авторы вовсе не писали на уголовно-процессуальные темы, однако все их работы имели не научный, а сугубо прикладной характер. К тому же уголовный процесс не рассматривался в них как автономная дисциплина, являясь лишь элементом либо общеправового, либо общесудебного анализа. Таковы, например, работы Ф.Д. Правикова «Грамматика юридическая, или начальные правила российского правоведения» (СПб., 1803) или З.А. Горюшкина «Описание судебных действий или легчайший способ к получению в краткое время надлежащих познаний к отправлению должностей в судебных местах» (М., 1807). С появлением в 1832 г. кн. 2 т. XV Свода законов, систематизировавшей действовавшие нормы в сфере уголовного судопроизводства, появилось больше трудов собственно уголовно-процессуального характера, однако большинство из них сохраняли описательно-прикладной характер на протяжении еще нескольких десятилетий, вплоть до Судебной реформы 1864 г. В качестве примера приведем сочинения Е. Колоколова «Правила и формы о производстве следствий, составленные по Своду законов» (3-е изд. М., 1851) и В. Лукина «Опыт практического руководства к производству уголовных следствий и уголовного суда по русским законам» (2-е изд. СПб., 1852).

Первым подлинно научным российским трудом в области уголовно-процессуальной науки стала работа профессора Санкт-Петербургского университета Якова Ивановича Баршева «Основания уголовного судопроизводства, с применением к российскому уголовному судопроизводству » (СПб., 1841), не утратившая своего научного значения и сегодня. Примерно в то же время в России начинают появляться специализированные научные юридические журналы, где публикуются теоретические статьи по уголовно-процессуальной проблематике. В качестве примера можно привести статью профессора Московского университета Сергея Ивановича Баршева (брата Я.И. Баршева) «О преимуществе следственного процесса перед обвинительным» (Юридические записки, издаваемые Петром Редкиным. М., 1842. Т. 2).

Таким образом, братья Я.И. и С.И. Баршевы становятся не только едва ли не единственными представителями российской уголовно-процессуальной науки в дореформенный период, но и ее подлинными основоположниками . С точки зрения их роли в становлении отечественной доктрины уголовного процесса ничего не меняет даже тот факт, что впоследствии их воззрения подвергались достаточно жесткой критике за чрезмерную приверженность следственному (инквизиционному) процессу, современниками которого они были.

Судебная реформа 1864 г. и принятие Устава уголовного судопроизводства оказали очень большое влияние на развитие науки уголовного процесса, которая в этот период сделала без преувеличения колоссальный скачок вперед, всего за несколько десятилетий проделав путь от зарождения к зрелому состоянию, во многих других странах потребовавший столетия. Именно в 1864 — 1917 гг. формируются отечественные уголовно-процессуальные школы, когда доктрина уголовного процесса перестает быть представлена двумя-тремя профессорами-одиночками, а превращается в монолитный, пусть и дискутирующий между собой, корпус ученых, имеющих возможность на регулярной основе передавать накопленные знания и готовящих себе смену в лице наиболее способных студентов, оставленных при кафедрах для подготовки диссертаций. Центрами развития уголовно-процессуальной науки становятся юридические факультеты университетов, которых в тот период насчитывалось в России не очень много, что обеспечивало высокий уровень преподавания и научных исследований. Многие из этих университетов сегодня находятся не только в России (Московский, Санкт-Петербургский, Казанский, Томский, Ярославский), но и за ее пределами (Киевский, Харьковский, Новороссийский (Одесский), Юрьевский (Тартуский), Варшавский). Помимо того, непременными условиями написания диссертаций, дававших доступ к преподавательской деятельности, являлись обязательная длительная научная стажировка в зарубежных университетах и владение иностранными языками (по крайней мере немецким и французским), что также положительно сказывалось на развитии российской уголовно-процессуальной науки и степени ее интегрированности в мировую науку.

Пореформенный и основанный на достижениях Судебных уставов <1> период развития отечественной уголовно-процессуальной науки открывается курсами профессора Санкт-Петербургского университета Александра Павловича Чебышева-Дмитриева , положившими начало традиции издания в России фундаментальных университетских научных курсов. Речь идет о его курсе лекций для студентов (СПб., 1866 — 1867) и работе «Русское уголовное судопроизводство по судебным уставам 20 ноября 1864 г. Часть 1» (СПб., 1875). Хотя «преклонение перед Уставами не дало» профессору А.П. Чебышеву-Дмитриеву «возможности использовать сравнительный материал западноевропейского законодательства», однако именно его имя по праву открывает очень яркую страницу полувекового пореформенного периода истории российской уголовно-процессуальной науки.

В этом смысле закономерно, что одному из учеников А.П. Чебышева-Дмитриева профессору Санкт-Петербургского университета Ивану Яковлевичу Фойницкому (1847 — 1913) суждено было подготовить, пожалуй, самую фундаментальную и значительную работу в истории российской уголовно-процессуальной науки — «Курс уголовного судопроизводства» (в 2 т.), вышедший первым изданием в 1884 г. (т. 1) и 1897 г. (т. 2). Не будет преувеличением сказать, что данный курс до сих пор не имеет себе в российской литературе равных ни по глубине, ни по качеству освещения материала, ни по влиянию на дальнейшее развитие науки, в том числе уже постсоветской. Его отличительной особенностью является анализ не одного лишь российского законодательства, но и основных западных уголовно-процессуальных систем, причем не только на общем уровне, но и при рассмотрении каждого уголовно-процессуального института. Такой, как сказали бы сегодня, сравнительно-правовой подход стал своего рода визитной карточкой российской дореволюционной уголовно-процессуальной литературы.

Почти одновременно выходит другой 2-томный курс уголовного процесса, который принято ставить в один ряд с трудом И.Я. Фойницкого и который принадлежит перу профессора Императорского училища правоведения (Санкт-Петербург) Владимира Константиновича Случевского (1844 — 1926): «Учебник русского уголовного процесса. Часть 1. Судоустройство. Часть II. Судопроизводство». Впервые увидев свет в 1891 — 1892 гг., он также затем выдержал несколько изданий (последнее в 1913 г.).

Помимо фундаментальных трудов И.Я. Фойницкого и В.К. Случевского, на рубеже XIX и XX столетий появляются и другие работы, каждая из которых, отличаясь неповторимым своеобразием, внесла вклад в развитие уголовно-процессуальной науки. Среди них следует назвать курсы профессора Киевского университета Дмитрия Германовича Тальберга «Русское уголовное судопроизводство» (1889 — 1890); профессора Московского университета Михаила Васильевича Духовского «Русский уголовный процесс» (1902; 2-е изд. 1908); профессора Юрьевского университета (сегодня Тарту, Эстония) Петра Павловича Пусторослева «Русское уголовно-судебное право» (1909; 2-е изд. 1914); приват-доцента Московского университета Сергея Ивановича Викторского «Русский уголовный процесс» (1911; 2-е изд. 1912) и профессора Московского университета Сергея Викторовича Познышева «Элементарный учебник русского уголовного процесса» (1913). Несколько особняком в российской дореволюционной науке стоит труд профессора Томского университета, впоследствии сменившего И.Я. Фойницкого на кафедре уголовного процесса Санкт-Петербургского университета, Николая Николаевича Розина «Уголовное судопроизводство» (Томск, 1913; 2-е изд. СПб. 1914; 3-е изд. СПб., 1916), где развивается теория уголовного процесса как юридического отношения, определившая построение данного курса. Данную теорию разделял и еще один известный представитель уголовно-процессуальной науки, занявший после Ярославля кафедру уголовного процесса Московского университета, профессор Григорий Самуилович Фельдштейн в своем труде «Лекции по уголовному судопроизводству» (1915).

Именно авторские курсы, позволившие создать единую теорию российского уголовного процесса и его стройный институциональный каркас, повлиявший в том числе и на развитие советского законодательства (невзирая на смену политической идеологии), являются, пожалуй, самым крупным достижением дореволюционной науки. По разнообразию и глубине ни один другой период не дал нам столько учебников и курсов такого высокого качества. Каждый из них не утратил своего значения и в наши дни.

В тот же период активно развиваются юридические научные журналы («Журнал министерства юстиции», «Юридический вестник», «Журнал гражданского и уголовного права», «Вопросы права (журнал научной юриспруденции)» и др.), на страницах которых публикуются научные исследования в виде статей и развернутых рецензий.

Что касается монографий, то они в интересующий нас период также, разумеется, издаются, хотя по степени влияния заметно уступают учебникам и курсам. При этом охваченными оказываются далеко не все институты уголовного процесса — многие остаются необработанными монографически. Видимо, логика развития науки требовала первоначального накопления знаний в виде фундаментальных курсов, чтобы затем уже углублять их на уровне монографических исследований. Однако если первая задача была блестяще решена, то решать вторую пришлось уже в советский период, причем после большого перерыва.

Среди монографий, изданных до 1917 г., следует назвать, например, работы А.Ф. Кистяковского о мерах пресечения (1868), К.К. Арсеньева о предании суду (1870) и судебном следствии (1871). В 1888 г. вышли два монографических труда о гражданском иске в уголовном процессе: Д.Г. Тальберга и Л.М. Берлина. Среди в целом не очень многочисленной дореволюционной монографической литературы особняком стоит работа профессора Харьковского университета Леонида Евстафьевича Владимирова «Учение об уголовных доказательствах», выдержавшая три издания (последнее в 1910 г.). Ее влияние на последующее развитие отечественной теории доказательств в уголовном процессе сложно переоценить. Именно Л.Е. Владимиров был едва ли не первым российским исследователем, кто попытался привнести в отечественную доктрину сугубо англосаксонские доказательственные конструкции, причем подчас небезуспешно, имея, например, в виду учение об относимости доказательств и предмете доказывания. Но это было скорее исключением — в целом российская дореволюционная наука оставалась привержена континентальным ценностям.

§ 2. Советский этап развития уголовного процесса

1. Зарождение советского уголовного процесса: разрыв и преемственность. Октябрьская революция 1917 г. ознаменовала собой перелом в истории отечественного уголовного процесса и его переход из так называемой дореволюционной в советскую фазу развития. Данный переход в формальном плане осуществлялся не эволюционным, но революционным путем: новая советская власть сразу же приложила все усилия по полному демонтажу дореволюционной судоустройственной и процессуальной системы. Для этого были приняты несколько кратких законодательных актов, определяющих судебную и процессуальную политику советской власти, важнейшими из которых стали три Декрета о суде.

Уже Декрет о суде от 24 ноября 1917 г. официально упразднил все судебные учреждения «старого режима» (судебных следователей, окружные суды, судебные палаты, Правительствующий Сенат), институты прокурорского надзора и адвокатуры, а также приостановил деятельность мировых судей, предполагая их преобразование в местные суды. Более подробный Декрет о суде N 2 от 7 марта 1918 г., содержавший уже некоторые очертания нового уголовного процесса, уточнил, что Судебные уставы 1864 г. продолжают применяться при рассмотрении уголовных дел, но лишь в той мере, в какой они не отменены декретами советской власти и не противоречат правосознанию трудящихся классов (п. 8) . Декрет о суде N 3 от 20 июля 1918 г. не внес в эти положения существенных изменений, определив лишь некоторые новые правила подсудности и учредив в г. Москве временный Кассационный суд с уголовным отделением, призванный рассматривать кассационные жалобы на решения окружных народных судов. Как видно, Устав уголовного судопроизводства 1864 г. продолжал еще действовать и после Октябрьской революции, но очень недолго и исключительно в рамках вынужденного регулирования некоего перехода к новым советским уголовно-процессуальным законам.

Окончательная формальная отмена Устава уголовного судопроизводства произошла одновременно с принятием Положения о народном суде РСФСР от 30 ноября 1918 г., в ст. 22 которого была включена норма о том, что «ссылки в приговорах и решениях на законы свергнутых правительств воспрещаются». Так завершилась в России эпоха Судебных уставов.

Следует также иметь в виду, что в первые годы советской власти были созданы две параллельные системы судов: общие суды, о нормативной базе деятельности которых речь шла выше, и особые суды в виде революционных трибуналов, рассматривавших дела о наиболее опасных, с точки зрения советской власти, преступлениях, характеризовавшихся в качестве контрреволюционных (восстание против власти или неподчинение ей, саботаж, намеренное создание товарного дефицита и т.п.). Производство по уголовным делам, рассматриваемым революционными трибуналами, регулировалось серией сменявших друг друга автономных законодательных актов: Инструкцией Народного комиссариата юстиции (НКЮ) о революционном трибунале от 19 декабря 1917 г., Декретом Совета народных комиссаров (СНК) о революционных трибуналах от 4 мая 1918 г., Положением о революционных трибуналах (утв. Декретом СНК) от 12 апреля 1919 г.

В целом советское уголовно-процессуальное законодательство начального периода имело краткий, фрагментарный, в значительной мере чрезвычайный и некодифицированный характер. Его сложно назвать полноценной уголовно-процессуальной системой. Однако некоторые заложенные в нем идеи оказали очень большое влияние на последующее развитие советского и впоследствии даже постсоветского российского уголовного процесса. Достаточно назвать полное упразднение института апелляции и изменение подходов к кассации, превратившейся во вторую инстанцию с отказом от принципа единства кассационной инстанции; замену суда присяжных судом с участием народных заседателей; допуск в качестве защитников не только адвокатов, но и непрофессиональных представителей (иных лиц) и др.

В то же время стремление советской власти резко разорвать с дореволюционным уголовным процессом имело ограниченные пределы, полностью достижимые разве что в формальной плоскости. Каковы бы ни были политические устремления руководителей советского государства, наиболее квалифицированные юристы, принимавшие техническое участие в создании нового уголовного процесса и редактировании революционного уголовно-процессуального законодательства, учились в университетах Российской империи и были воспитаны на Уставе уголовного судопроизводства, что не могло не сказаться даже в этот период, хотя еще в большей мере проявилось при подготовке советских уголовно-процессуальных кодификаций и развитии науки. Устав уголовного судопроизводства, будучи отменен юридически, не мог быть полностью «упразднен» в доктринальной плоскости, продолжая оказывать влияние на советское законодательство, особенно в первые годы. В самом общем виде можно сказать, что переход от дореволюционного к советскому уголовному процессу характеризовался формальным разрывом и умеренной доктринальной преемственностью.

2. УПК РСФСР 1922 , 1923 и 1960 гг. Первый российский УПК советского периода был принят в ходе обширной кодификации права, развернувшейся с началом новой экономической политики (НЭП), 22 мая 1922 г. и вступил в силу с 1 июля 1922 г. Обратим внимание на модернизацию наименования уголовно-процессуальной кодификации, когда соответствующий законодательный акт впервые был назван в европейском духе Уголовно-процессуальным кодексом. С этого момента данное наименование не подвергается сомнению, как и производная от него аббревиатура — УПК.

Однако УПК РСФСР 1922 г. была уготована недолгая жизнь. Уже через несколько месяцев на 4-й сессии ВЦИК принимается Постановление от 11 ноября 1922 г. о введении в действие нового Положения о судоустройстве РСФСР. В п. 2 данного Постановления содержится поручение Президиуму ВЦИК и Народному комиссариату юстиции переработать УПК с целью приведения его в соответствие с новым Положением о судоустройстве, которое вводится в действие с 1 января 1923 г.

В результате очень скоро ВЦИК принимает Постановление от 15 февраля 1923 г. об утверждении, как сказано в документе, переработанного Уголовно-процессуального кодекса РСФСР, который принято называть УПК 1923 г. Надо признать, что в формальном смысле речь шла скорее о новой редакции УПК 1922 г. Именно так характеризовали данный законодательный акт видные представители советской уголовно-процессуальной науки, разграничивавшие не два кодекса, а две редакции одного кодекса. Однако в российской уголовно-процессуальной доктрине сложилась достаточно устойчивая традиция рассматривать варианты 1922 и 1923 гг. в качестве автономных кодификаций и отделять друг от друга УПК 1922 г. и УПК 1923 г. Этой традиции мы здесь в определенной мере следуем.

С учетом причин и обстоятельств принятия УПК 1923 г. неудивительно, что по содержанию он почти не отличался от УПК 1922 г. Основные изменения были связаны с судоустройственными реформами: упразднением революционных трибуналов, включая Верховный трибунал, созданием Верховного Суда РСФСР и др., а также с отказом от расширенной коллегии народных заседателей из шести человек — теперь почти все дела рассматривались в составе судьи и двух народных заседателей, кроме очень ограниченного круга дел, рассматриваемых единолично. Но нельзя не обратить внимание еще на одно изменение. Если УПК 1922 г. почти полностью воспроизвел дореволюционную концепцию судебного предварительного следствия, не только «приписав» следователей к судебному ведомству (судебные следователи), но и предполагая судебно-инстанционный порядок обжалования их действий и решений, то УПК 1923 г. обозначил тенденцию отказа от нее. Следователи пока еще остались при судах, но их действия и решения подлежали уже обжалованию только прокурору. Окончательно следствие было переведено в прокуратуру только в конце 1920-х годов, но расхождения в этом плане между УПК 1922 г. и 1923 г. случайностью не выглядят. Ясно, что именно в этот период начала формироваться советская конструкция несудебного «прокурорского» предварительного следствия, стирающая грань между следствием и дознанием, где следователь утрачивал независимость, а центральную роль играл уже прокурор.

В целом УПК РСФСР 1923 г., действовавший несколько десятилетий, представляет собой некое связующее звено между Уставом уголовного судопроизводства и поздним советским уголовным процессом образца УПК РСФСР 1960 г. Первой стадией уголовного процесса было возбуждение производства по уголовному делу, по итогам которого орган дознания, следователь, прокурор либо отказывали при отсутствии признаков преступления в производстве дознания или предварительного следствия, что могло быть обжаловано в суд, либо приступали к дознанию или предварительному следствию, не вынося каких-либо специальных постановлений. Дознание поначалу имело факультативный характер и не приводило к появлению полноценных доказательств, будучи предназначено для расследования мелких уголовных дел или собирания материалов для следователя, однако в ходе реформ 1920-х годов все более и более превращалось в полноценную форму расследования, дублируя предварительное следствие. Следователь в случаях, когда не начинал следствие самостоятельно, а получал материалы от органов дознания, вправе был либо произвести предварительное следствие в полном объеме, либо счесть дознание полным и произвести лишь отдельные следственные действия. Однако он при любых обстоятельствах был обязан предъявить обвинение, допросить обвиняемого и составить обвинительное заключение. Расследование завершалось либо прекращением дела, либо направлением его прокурору для передачи в суд. К этому Закон от 29 октября 1929 г. добавил еще возможность официального приостановления предварительного расследования. Первой судебной стадией являлось предание суду, осуществляемое тем же судьей, которому предстояло рассматривать его по существу. Он либо утверждал обвинительное заключение и назначал судебное разбирательство (предавал обвиняемого суду), либо прекращал дело, либо возвращал его для дополнительного расследования с указанием обстоятельств, подлежащих доследованию. Судебное разбирательство, помимо ординарной формы, предусматривало возможность сокращенного судебного следствия в случае признания обвиняемым своей вины (ст. 282 УПК 1923 г.). Существовало и особое производство в виде судебного приказа, когда судебное разбирательство производилось без вызова сторон, а вместо приговора постанавливался приказ об исполнении уголовного наказания, но лишь по делам о нескольких наименее опасных преступлениях, не предусматривающих строгих санкций. Приговор до вступления в законную силу подлежал обжалованию только в порядке кассации, тем самым выполнявшей функции апелляции, отмененной еще в 1918 г. После вступления в законную силу он подлежал проверке вышестоящими судами в порядке надзора, являвшегося советским нововведением, но лишь по инициативе народного комиссара юстиции, прокурора республики и председателя Верховного Суда. При наличии определенных оснований он мог быть также возобновлен по вновь открывшимся обстоятельствам.

Впрочем, основная проблема развития советского уголовного процесса заключалась отнюдь не в УПК 1923 г., а в массовом пренебрежении им в ходе сталинских репрессий и появлении различных форм чрезвычайного уголовно-процессуального законодательства, предполагавшего даже в некоторых случаях рассмотрение дел несудебными органами. Характерными примерами являются Постановление ЦИК от 1 декабря 1934 г., принятое через несколько часов после убийства в Ленинграде видного советского руководителя С.М. Кирова, в соответствии с которым по делам о террористических организациях и актах срок предварительного следствия сокращался до 10 дней, обвинительное заключение вручалось обвиняемому за одни сутки до рассмотрения дела в суде, участие обвинителя и защитника в судебном разбирательстве, а также кассационное обжалование приговора не допускались, или Закон от 14 сентября 1937 г., запретивший кассационное обжалование приговоров и сокративший до одних суток срок вручения копии обвинительного заключения также по делам о контрреволюционных вредительствах и диверсиях.

В этот период советское уголовно-процессуальное право существовало в двух параллельных реальностях: одна из них регулировалась УПК 1923 г., применявшимся по общеуголовным преступлениям, а другая — разнообразными уголовно-процессуальными актами чрезвычайного характера, действовавшими по тем уголовным делам, где, с точки зрения власти, имела место политическая составляющая. В подобной ситуации УПК 1923 г. не выполнял и не мог выполнять роль подлинной уголовно-процессуальной кодификации. Уголовно-процессуальное право в значительной мере оказалось некодифицированным и подчинялось многочисленным особым режимам по отдельным категориям уголовных дел.

В таком контексте становится понятной основная задача второй советской кодификации уголовно-процессуального права, проводившейся после смерти И.В. Сталина и разоблачения культа его личности XX съездом Коммунистической партии (1956 г.) на волне общей десталинизации советской общественно-политической жизни. Необходимо было добиться реальной кодификации уголовно-процессуального права и устранения самой возможности действия каких-либо уголовно-процессуальных законов вне УПК с тем, чтобы по всем уголовным делам применялась единая процессуальная форма с соответствующими гарантиями прав личности. В целом эту задачу удалось успешно реализовать.

Вслед за принятием Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик 1958 г. начинается разработка нового УПК РСФСР, принятого 27 октября 1960 г. и вступившего в силу с 1 января 1961 г.

УПК РСФСР 1960 г. предусматривает единую процессуальную форму и единый состав суда (судья и два народных заседателя) при рассмотрении всех уголовных дел, независимо от степени их тяжести, закрепляет в ст. 20 обязанность всестороннего, полного и объективного исследования обстоятельств дела (принцип объективной истины) и настаивает на том, что признание обвиняемым своей вины является рядовым доказательством, не приводящим ни к упрощению, ни к ускорению уголовного процесса в целом и судебного разбирательства в частности. Появляются новые полноправные участники уголовного процесса — подозреваемый (наряду с традиционным обвиняемым) и потерпевший, чьи статус и права очень четко урегулированы законом.

Кодекс окончательно институционализирует стадию возбуждения уголовного дела, требуя не просто приступать к расследованию при наличии признаков преступления, но выносить специальное постановление о возбуждении уголовного дела по итогам доследственной проверки, чтобы избежать необоснованных уголовных преследований в духе 1930-х годов. Предварительное расследование проводится в форме дознания или предварительного следствия, что, по сути, является единственным проявлением дифференциации процессуальной формы и приводит к почти полному исчезновению различий между ними. Обвиняемый получает право на участие защитника с момента окончания предварительного расследования, т.е. предоставления ему материалов дела для ознакомления. После поступления дела в суд производство открывается полноценной стадией предания суду путем проведения в некоторых случаях коллегиального (опять-таки в составе судьи и двух народных заседателей) распорядительного заседания с возможностью вернуть дело на дополнительное расследование. Судебное разбирательство проводится по единой форме с активной ролью суда, но без обязательного участия обвинителя, т.е. доказывание осуществляют не столько стороны, сколько суд. Кассация остается единственной формой обжалования приговора, не вступившего в законную силу, а после его вступления в законную силу пересмотр возможен в порядке надзора (по протестам высших должностных лиц прокурорской и судебной системы) и по вновь открывшимся обстоятельствам.

На протяжении 30 лет, вплоть до распада СССР в 1991 г., УПК РСФСР 1960 г. отличался удивительной стабильностью, пожалуй, не имеющей других аналогов в истории отечественного уголовно-процессуального права. Значимые реформы уголовного процесса в этот период можно пересчитать по пальцам. Вспомним, прежде всего, создание следственного аппарата МВД (1965 г.), что сократило подследственность прокуратуры и привело к еще большей «полицеизации» предварительного следствия, сделавшей грань между дознанием и следствием почти невидимой, а также введение тем же Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 14 декабря 1965 г. в УПК особого участника уголовного процесса — начальника следственного отдела, что вписывалось в логику реформы (перевод следственных функций из сферы юстиции в сферу полиции). Кроме того, нельзя не упомянуть появление у лица, подвергнутого незаконному уголовному преследованию, права на возмещение ущерба со стороны государства (право на реабилитацию) на основании Указа Президиума Верховного Совета РСФСР от 8 августа 1981 г. (новая ст. 58.1 УПК), реализовавшего соответствующие положения Конституции СССР 1977 г. и союзного Указа от 18 мая 1981 г., а также введение ускоренной формы предварительного расследования по делам о наименее опасных и достаточно легко раскрываемых преступлениях — так называемой протокольной формы досудебной подготовки материалов (Указ Президиума Верховного совета РСФСР от 24 января 1985 г. о внесении дополнений в УПК ).

УПК РСФСР 1960 г. утратил стабильность и начал подвергаться постоянному обновлению только в 1990-е годы, но это уже касается не советского, а постсоветского периода развития отечественного уголовного процесса.

3. Советская наука уголовного процесса и ее достижения. Если применительно к уголовно-процессуальному законодательству о преемственности между дореволюционным и советским периодами можно говорить лишь с определенной долей условности, то в части развития уголовно-процессуальной науки такая характеристика справедлива без каких-либо оговорок. Строго говоря, научная работа не прекращалась даже в неспокойные и крайне нестабильные первые годы советской власти, причем по понятным причинам на первом этапе она велась исключительно усилиями специалистов, начавших свою научную деятельность еще до 1917 г. и в равной мере принадлежащих как дореволюционной, так и советской науке уголовного процесса. Так, уже в 1919 г. бывший приват-доцент Московского университета, занимавший в тот момент должность профессора Ярославского университета и вскоре вновь занявший профессорскую кафедру уже в советском МГУ, Николай Николаевич Полянский публикует в г. Ярославле небольшую работу «Цель уголовного процесса «, впоследствии вошедшую в качестве главы в более крупную монографию «Очерки общей теории уголовного процесса» (М., 1927). Имя и труды проф. Н.Н. Полянского, безусловно, являются самым ярким символом связи дореволюционной и советской науки уголовного процесса, что проявляется не только в самом имени автора, но и в сохраненной им методологии исследований, глубоком знании иностранного уголовного процесса и т.п.

В 1920-е годы в уголовно-процессуальной науке появляется несколько новых ярких имен, прежде всего молодой харьковский ученый, ставший впоследствии профессором ВЮЗИ (МГЮА) Михаил Александрович Чельцов-Бебутов (Чельцов), опубликовавший курс «Советский уголовный процесс. Вып. 1» (Харьков, 1928), и профессор МГУ Андрей Януарьевич Вышинский, издавший свой «Курс уголовного процесса» (М., 1927). Впоследствии А.Я. Вышинский стал Прокурором СССР и министром иностранных дел СССР — едва ли не крупнейшим советским юристом сталинской эпохи, по чьей репутации был нанесен сокрушительный удар на волне десталинизации из-за его активного участия в процессах конца 1920 — 1930-х годов в качестве главного советского обвинителя. При всей неоднозначности личности А.Я. Вышинского и его роли в истории бытующее сегодня сугубо негативное отношение к теоретическому уголовно-процессуальному наследию этого автора выглядит не всегда справедливым. Так, самая известная монография А.Я. Вышинского «Теория доказательств в советском праве» (М., 1941; затем были еще два издания), которой приписывают едва ли не инквизиционные доказательственные идеи, на самом деле ничего подобного не содержит, за исключением, быть может, одной действительно весьма сомнительной мысли (особенно с учетом бытовавших в то время методов ведения следствия) об особой важности объяснений обвиняемых по делам о заговорах против советской власти, контрреволюционных организациях и т.п. В остальном испытавшая несомненное влияние упоминавшейся выше дореволюционной работы Л.Е. Владимирова данная монография представляет собой достаточно глубокий сравнительно-правовой анализ доказательственного права, опирающийся на прекрасные знания западной литературы, причем с явной симпатией к англосаксонским конструкциям. Строго говоря, это первый серьезный советский труд по доказательственному праву, проложивший путь между западной и дореволюционной наукой, с одной стороны, и советской доказательственной доктриной, с другой стороны, что весьма благотворно сказалось на послесталинском развитии последней.

В 1920-е годы в уголовно-процессуальную науку приходит и будущий член-корреспондент Академии наук СССР Михаил Соломонович Строгович (1894 — 1984), публикующий в 1925 г. первый комментарий к УПК РСФСР 1923 г. (совместно с Д.А. Карницким), а в 1931 г. — первое краткое издание своего учебника «Уголовный процесс «. В течение последующих десятилетий он готовит ряд фундаментальных монографий: «Природа советского уголовного процесса и принцип состязательности» (М., 1939), «Учение о материальной истине в уголовном процессе» (М., 1947), «Материальная истина и судебные доказательства в советском уголовном процессе» (М., 1955). Пожалуй, именно М.С. Строгович является наиболее крупной фигурой в советской науке уголовного процесса (ее своего рода символом) и занимает в ней такое же место, которое И.Я. Фойницкий занимал в науке дореволюционной.

В целом первый этап развития советской уголовно-процессуальной науки (с 1917 до примерно середины 1950-х годов) связан прежде всего с именами и трудами М.С. Строговича, Н.Н. Полянского, А.Я. Вышинского и М.А. Чельцова-Бебутова. Уголовно-процессуальная наука по-прежнему немногочисленна в количественном отношении, но в качественном плане отличается очень высоким уровнем, сохраняя подходы, выработанные дореволюционными процессуалистами. Она по-прежнему в основном строится вокруг авторских учебников и курсов, хотя и все активнее, как мы видим, прибегает к монографическим исследованиям.

В какой-то мере можно сказать, что, помимо отмеченных монографий, данный период завершается изданием двух последних советских авторских учебников, где допускается рассмотрение отечественного уголовного процесса в едином теоретическом контексте с зарубежным уголовным процессом: М.С. Строговича «Уголовный процесс» (М., 1948) и М.А. Чельцова «Уголовный процесс» (М., 1948). После этого на рубеже 1940 — 1950-х годов в стране начинается политическая борьба с космополитизмом, вынуждающая отказаться от более или менее нейтрального сравнительно-правового анализа и сосредоточиться только на догматическом (комментаторском) описании советского уголовно-процессуального законодательства, причем без малейшей возможности критически осмыслить тенденции его развития по причине идеологических ограничений. В результате учебники начинают мало отличаться друг от друга и выполняют сугубо утилитарную задачу пособий для подготовки студентов к экзаменам. Их научно-теоретическая ценность нередко сводится к нулю. Особенностью данного периода становится также переход от индивидуального написания учебников к их подготовке коллективом авторов.

В то же время на этом фоне меняется понятие курса — по окончательно сложившейся в данный период традиции, хорошо известной и за рубежом, происходит более четкая дифференциация понятий «курс» и «учебник». Курсом именуется уже не университетский курс лекций, а особый научный курс , содержащий изложение всех проблем и институтов уголовного процесса на максимально возможно высоком теоретическом уровне. За весь советский послевоенный период удается подготовить всего три таких курса, два из которых остались незавершенными. Так, «Курс уголовно-процессуального права» М.А. Чельцова-Бебутова ограничился лишь т. 1 «Очерки по истории суда и уголовного процесса в рабовладельческих, феодальных и буржуазных государствах» (М., 1957), так и не дойдя до анализа советского уголовного процесса. Только из одного первого тома состоит и изданный на излете советской эпохи «Курс советского уголовного процесса. Общая часть» (коллектив авторов под редакцией А.Д. Бойкова и И.И. Карпеца. М., 1989). Единственным полным и завершенным становится «Курс советского уголовного процесса» М.С. Строговича, вышедший в одном томе в 1958 г. и переизданный в дополненном виде в двух томах десятилетие спустя. При этом вместе со снижением научного уровня учебников и крайне редким изданием курсов стремительно развиваются другие виды научного творчества: диссертации, монографии и статьи.

В целом второй этап развития советской уголовно-процессуальной науки (примерно с середины 1950-х годов до 1991 г.) характеризуется переносом центра тяжести научного творчества с университетских курсов (учебников) на диссертационные и монографические исследования по отдельным проблемам и институтам уголовного процесса, а также возникновением очевидной иерархии между однотипными учебниками и редко издаваемыми научно-теоретическими курсами. При этом одновременно устанавливается стройная система подготовки ученых степеней кандидатов и докторов юридических наук, институционализирующая изменение вектора развития уголовно-процессуальной науки и позволяющая резко увеличить в количественном отношении корпус ученых-процессуалистов, занимающихся научной и преподавательской деятельностью. Не стоит также забывать об отмеченной стабильности уголовно-процессуального законодательства, наступившей после принятия УПК РСФСР 1960 г., что также способствовало проведению фундаментальных монографических научных исследований, не сопровождавшихся тем ажиотажем, который обычно характерен для периода бурных реформ.

Организационно советская уголовно-процессуальная наука приобрела на данном этапе более коллективный характер, нежели раньше, и строилась вокруг научных центров четырех типов: 1) кафедр уголовного процесса классических университетов, как с дореволюционной историей (Московский, Ленинградский, Киевский, Томский, Казанский, Ярославский и др.), так и созданных уже в советское время (Воронежский, Белорусский в Минске, Калининградский, Дальневосточный, Ростовский и др.); 2) четырех специализированных юридических институтов (ВЮЗИ, ныне МГЮУ им. О.Е. Кутафина, с центром в Москве и многочисленными иногородними филиалами, Саратовский, Свердловский и Харьковский); 3) ведомственных высших учебных заведений (Академия МВД СССР, Высшая школа КГБ СССР, Высшая следственная школа МВД СССР в г. Волгограде и др.); 4) академических и ведомственных научно-исследовательских институтов (Институт государства и права АН СССР, Всесоюзный институт юридических наук (преобразованный в начале 1960-х годов в НИИ советского законодательства при Минюсте СССР), НИИ МВД СССР, Институт проблем укрепления законности и правопорядка при Генеральной прокуратуре СССР и др.). Особенно следует выделить сектор проблем правосудия Института государства и права АН СССР, который стал, пожалуй, крупнейшей советской научной уголовно-процессуальной школой, где под руководством М.С. Строговича работала выдающаяся плеяда советских процессуалистов (В.М. Савицкий, А.М. Ларин, И.Л. Петрухин и др.), чьи труды в значительной мере сформировали современную российскую доктрину уголовного процесса и оказали влияние на многие уголовно-процессуальные реформы, в том числе в постсоветский период.

Так, общие положения исследуются в монографиях, посвященных сущности уголовного процесса (П.С. Элькинд), его принципам как в целом (Т.Н. Добровольская), так и отдельным из них, например презумпции невиновности (М.С. Строгович и А.М. Ларин), структуре уголовно-процессуального права (А.М. Ларин), взаимосвязи уголовного процесса с уголовным правом (В.Г. Даев), уголовно-процессуальной форме (М.Л. Якуб), уголовно-процессуальным решениям (П.А. Лупинская и Ю.М. Грошевой), гарантиям прав личности (Э.Ф. Куцова), уголовно-процессуальным функциям (Я.О. Мотовиловкер), участникам уголовного судопроизводства (Р.Д. Рахунов и Л.Д. Кокорев), мерам уголовно-процессуального принуждения (И.Л. Петрухин и В.М. Корнуков), уголовно-процессуальным правоотношениям (В.П. Божьев), прокурорскому надзору в уголовном судопроизводстве (В.М. Савицкий). Особое внимание советская уголовно-процессуальная наука уделяла разработке проблем доказательственного права, где наряду с индивидуальными монографиями (С.А. Шейфер, Л.Т. Ульянова, А.И. Трусов, Я.О. Мотовиловкер и др.) выделяется фундаментальная коллективная монография «Теория доказательств в советском уголовном процессе» (1-е издание в двух томах в 1966 — 1967 гг.; 2-е дополненное издание в одном очень объемном томе в 1973 г.), ответственным редактором которой выступил Н.В. Жогин.

Не осталась без монографического научного анализа и ни одна из стадий советского уголовного процесса, а также существовавшие в то время особые производства. Здесь следует выделить монографии, посвященные стадиям возбуждения уголовного дела (Р.Д. Рахунов и А.Р. Михайленко, Н.В. Жогин, Ф.Н. Фаткуллин), предварительного расследования (Л.М. Карнеева, А.М. Ларин, Н.В. Жогин, Ф.Н. Фаткуллин, В.А. Стремовский, Н.А. Якубович и др.), предания суду (И.Д. Перлов, И.М. Гальперин, В.З. Лукашевич), судебному разбирательству (цикл монографий И.Д. Перлова), кассационному, надзорному производствам и пересмотру уголовных дел по вновь открывшимся обстоятельствам (М.М. Гродзинский, Э.Ф. Куцова, А.Л. Ривлин, О.П. Темушкин, И.Д. Перлов), исполнению приговора (М.К. Свиридов), производству по делам несовершеннолетних (Г.М. Миньковский, В.В. Шимановский), производству по применению принудительных мер медицинского характера (Б.А. Протченко).

Еще одной особенностью советской уголовно-процессуальной науки на втором этапе развития стал ее относительно замкнутый характер, выражавшийся в невозможности рассматривать соответствующие проблемы в едином сравнительно-правовом контексте, что объяснялось сугубо идеологическими причинами (дескать, нельзя сравнивать советское право с капиталистическим) и приводило к некоторому теоретическому застою. В то же время это не означало отсутствие серьезных научных исследований уголовного процесса основных зарубежных стран. Такие исследования проводились постоянно, хотя в исключительно автономном режиме и с вынужденной непременной «дежурной» критикой «буржуазной» сущности западного уголовного процесса. Сложилась даже отдельная советская научная школа специалистов по зарубежному уголовному процессу, чьи достижения очевидны и не утратили своего значения даже сегодня. Отметим серьезные монографические исследования 1960 — 1980-х годов, посвященные уголовному процессу США и Англии (К.Ф. Гуценко, И.Б. Михайловская, В.М. Николайчик), Франции (С.В. Боботов и А.И. Лубенский), ФРГ (Б.А. Филимонов), Австрии (В.Н. Бутов).

В целом советской уголовно-процессуальной науке удалось решить стоявшие перед ней задачи: на первом этапе создать общий прочный доктринальный каркас новой модели уголовного процесса, что позволило, в частности, успешно провести кодификацию 1960 г., а на втором этапе — провести углубленные монографические исследования фактически всех ключевых институтов уголовного процесса, обеспечив их солидной теоретической базой.

§ 3. Современный этап развития уголовного процесса

1. Реформы 1990-х годов и полемика вокруг нового УПК РФ. В отличие от 1917 г. переход в 1991 г. от советского к постсоветскому уголовному процессу происходил без формального разрыва. УПК РСФСР 1960 г. не был отменен и продолжал действовать, многие реформы обсуждались еще во второй половине 1980-х годов и намечались к проведению в СССР, т.е. состоялись бы независимо от его распада. Более того, сохраняли силу не только принятые в советское время законодательные акты, но и, допустим, разъяснения Верховного Суда СССР в части, не противоречащей новым разъяснениям. Таким образом, замена советского уголовного процесса новой, более современной моделью была связана не столько с собственно распадом СССР, сколько с планомерными и давно намеченными работами по совершенствованию несколько устаревшего законодательства. Другое дело, что распад СССР заметно ускорил процесс реформ. Кроме того, в ходе известной политической борьбы между союзными (на уровне СССР) и российскими (на уровне РСФСР) властными структурами уголовно-процессуальная и в более широком смысле судебная реформы рассматривались в качестве одного из важнейших политических инструментов. Так, в Постановлении Верховного Совета РСФСР об утверждении Концепции судебной реформы в РСФСР, принятом 24 октября 1991 г., т.е. еще за несколько месяцев до упразднения СССР, в качестве одной из главных задач судебной реформы называлось «обеспечение суверенного права РСФСР осуществлять правосудие и уголовное преследование на своей территории в соответствии с собственным материальным и процессуальным правом», иначе говоря, без оглядки на СССР. Несколько месяцев спустя (1992 г.) данный документ был опубликован уже в качестве Концепции судебной реформы в Российской Федерации.

После распада СССР начался период бурных реформ российского уголовного процесса, которые развивались по трем направлениям.

Во-первых, еще до принятия Конституции РФ 1993 г. был принят ряд важнейших законов по внесению изменений в УПК 1960 г. Так, Закон от 23 мая 1992 г. допустил защитника к подозреваемому с момента задержания и к обвиняемому с момента предъявления обвинения, а также предусмотрел право лица, заключенного под стражу в качестве меры пресечения (по-прежнему с санкции прокурора), обжаловать в суд законность и обоснованность данного решения, создав основы судебного контроля в стадии предварительного расследования. Закон от 29 мая 1992 г. заметно упростил стадию предания суду, отказавшись от коллегиальных распорядительных заседаний и от самого термина «предание суду». Закон от 16 июля 1993 г. возродил в России суд присяжных, пусть пока только в нескольких субъектах Российской Федерации (в качестве эксперимента). После принятия Конституции 1993 г. и обновления законодательства (Федеральный конституционный закон «О судебной системе Российской Федерации», новый УК РФ и др.) реформирование УПК 1960 г. продолжилось. Например, в связи с появлением в УК РФ новых оснований освобождения от уголовной ответственности в УПК появились новые основания прекращения уголовного дела: в связи с деятельным раскаянием и примирением обвиняемого с потерпевшим. В целом за 1990-е годы в УПК 1960 г. было внесено в общей сложности едва ли не больше изменений, чем за предшествующие 30 лет. В каком-то смысле можно говорить, что к концу десятилетия в России действовал не советский, а постсоветский вариант данного Кодекса .

Во-вторых, многие изменения действующего уголовно-процессуального права происходили не путем законодательных преобразований, а на основании решений Конституционного Суда РФ, на протяжении 1990-х годов подвергшего УПК 1960 г. детальной ревизии на предмет соответствия Конституции РФ, принятой в 1993 г. Только за пять лет, с 1995 по 2000 г., Конституционный Суд РФ вынес в отношении УПК около 20 постановлений и примерно столько же определений, в большинстве случаев признавая его нормы неконституционными. Так, например, в соответствии с Постановлениями КС РФ от 13 ноября 1995 г. , от 29 апреля 1998 г. и от 23 марта 1999 г. заинтересованные участники процесса получили право обжаловать в суд не только решение о заключении под стражу, но и вынесенные в ходе досудебного производства постановления о прекращении и отказе в возбуждении уголовного дела, о приостановлении предварительного расследования, продлении срока предварительного расследования, наложении ареста на имущество и обыске. Постановлением от 20 апреля 1999 г. Конституционный Суд РФ запретил судам возвращать по собственной инициативе уголовные дела на дополнительное расследование на основании неполноты дознания и предварительного следствия или в связи с необходимостью предъявления более тяжкого обвинения (либо существенно отличающегося от первоначального). Перечень важнейших решений Конституционного Суда РФ, принятых в этот период, можно продолжить. С учетом того что они обязательны не только для правоприменителя, но и для законодателя, именно орган конституционной юстиции сыграл ключевую роль в изменении многих традиционных для российского уголовного процесса подходов, в значительной мере подготовив своими постановлениями новый УПК РФ 2001 г. В научной литературе произведенные решениями Конституционного Суда РФ преобразования отечественного уголовного процесса были даже названы «тихой революцией».

В-третьих, начались активные работы по подготовке новой российской уголовно-процессуальной кодификации. Велись они на фоне ожесточенной полемики между сторонниками двух вариантов развития отечественного уголовного процесса: 1) почти полного слома традиционной российской модели, исторически основанной на континентальных подходах и со времен Устава уголовного судопроизводства развивавшейся в русле смешанного уголовного процесса, с заменой ее на полностью состязательное уголовное судопроизводство в духе англо-американских образцов; 2) модернизации советского уголовного процесса путем приведения его в соответствие с современными требованиями, но с сохранением всей континентальной «смешанной» инфраструктуры, унаследованной от дореволюционного периода развития.

С учетом отмеченного расхождения в подходах неудивительно, что в начале 1992 г. были созданы не одна, а две «параллельные» рабочие группы по разработке нового УПК: первая действовала при Государственно-правовом управлении Администрации Президента РФ, вторая — при Министерстве юстиции РФ. Результатом их деятельности стали два альтернативных проекта УПК, опубликованные осенью 1994 г. Проект УПК (только общей части) ГПУ Президента РФ выражал более радикальные идеи перехода к почти «чистой» состязательности, проект УПК Минюста России (полный) являлся много более умеренным и в значительной степени отражал воззрения сторонников сохранения континентального статус-кво. В целом на данном этапе в борьбе проектов верх одержал проект УПК Минюста, который и был в 1995 г. принят к рассмотрению Государственной Думой, после чего работу над ним продолжила уже единая рабочая группа при Комитете по законодательству Государственной Думы РФ. Рабочая группа при ГПУ Администрации Президента РФ к тому моменту прекратила существование.

Подготовленный проект УПК, выдержанный в духе преемственности и умеренной модернизации УПК 1960 г., был принят Государственной Думой в первом чтении 6 июня 1997 г. К 1 июля 1999 г. «его подготовка к рассмотрению во втором чтении была завершена, и только принципиальные разногласия между ведомствами по вопросу подследственности уголовных дел помешали его принятию». Достаточно спокойно проходил в этот период и диалог с Советом Европы, не высказавшим к проекту серьезных претензий при вступлении России в 1996 г. в эту международную организацию и ратификации нашей страной в 1998 г. Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод.

Но все пошло по иному пути после выборов в конце 1999 г. в третью Государственную Думу и изменения политической расстановки сил. Сразу после выборов Комитет по законодательству Государственной Думы поручил подготовку УПК ко второму чтению депутату Е.Б. Мизулиной, которая стала главой прежней рабочей группы, чьи полномочия поначалу были подтверждены. Однако в связи с тем, что в рабочей группе имелись принципиальные идеологические расхождения по вопросу развития российского уголовного процесса, 20 ноября 2000 г. по инициативе Е.Б. Мизулиной была создана «малая рабочая группа», куда вошли только сторонники перехода к полностью состязательному уголовному процессу. При этом деятельность большой рабочей группы фактически прекратилась. Одновременно Указом Президента РФ от 28 ноября 2000 г. в рамках президентской администрации была создана рабочая группа по вопросам совершенствования законодательства о судебной системе во главе с Д.Н. Козаком. Обе рабочие группы (парламентская и президентская) работали в тесной координации, пользуясь поддержкой на высшем политическом уровне и не имея между собой никаких принципиальных разногласий.

Нельзя также не обратить внимание, что резкое изменение вектора подготовки УПК совпало с не менее резким ростом интереса к проекту со стороны американских дипломатических и экспертных кругов, работавших в непосредственном контакте с малой группой Е.Б. Мизулиной и оказывавших ей поддержку по двум направлениям: 1) логистическая помощь в сопровождении прохождения законопроекта по линии отдела по укреплению права посольства США (US Embassy Law Enforcement Section); 2) экспертная помощь в подготовке законопроекта по линии финансировавшегося Правительством США проекта «Центрально- и Восточноевропейская правовая инициатива Американской ассоциации юристов» (American Bar Association’s Central Eastern European Legal Initiative — ABA/CEELI) . Что касается логистического сопровождения, то, к примеру, именно по итогам проведенного при поддержке Американской ассоциации юристов круглого стола в сентябре 2000 г. был «выработан ряд рекомендаций, адресованных Комитету по законодательству, значительно облегчивших впоследствии организацию работы над новым УПК «, в частности рекомендация по созданию малой рабочей группы единомышленников, что привело к фактическому прекращению деятельности большой рабочей группы, отражавшей разные точки зрения. Если говорить об экспертной помощи, то два финансируемых бюджетом США американских специалиста по сравнительному уголовному процессу «стали ex officio членами рабочей группы» Е.Б. Мизулиной, непосредственно приняв участие в написании нескольких новых разделов проекта УПК. Например, как отмечается в литературе, гл. 40 УПК РФ не вошла бы в Кодекс без их активной деятельности. При этом, конечно, были учтены далеко не все из выдвигавшихся американскими экспертами предложений, в силу чего «советники из США не увидели в окончательной версии закона (УПК РФ. — Л.Г. ) все те реформы, которые они хотели бы видеть».

Таким образом, новый и, как выяснилось, окончательный вариант проекта УПК являлся проводником уже совершенно иной уголовно-процессуальной идеологии, ориентированной не столько на континентальные, сколько на англосаксонские ценности. Он отражал очевидные попытки впервые в истории создать в России полностью состязательный уголовный процесс, что, в частности, выразилось в отказе от принципа материальной истины, провозглашении состязательным не только судебного разбирательства, но и предварительного расследования, причислении дознавателя, следователя, прокурора к участникам уголовного судопроизводства со стороны обвинения и многих других положениях.

С учетом всех отмеченных факторов после создания рабочих групп Е.Б. Мизулиной и Д.Н. Козака дальнейшее продвижение кардинально измененного проекта УПК проходило в кратчайшие сроки. Уже 22 ноября 2001 г. он был принят Государственной Думой в третьем чтении, 5 декабря 2001 г. одобрен Советом Федерации, а 18 декабря 2001 г. подписан Президентом РФ. 1 июля 2002 г. УПК РФ вступил в силу.

2. Трудности с определением модели современного российского уголовного процесса. Разновекторность влияний, отсутствие общей концепции новой уголовно-процессуальной кодификации, смена рабочих групп, множественность проектов УПК, попытки буквально в последний момент кардинально изменить идеологию нового кодекса путем нескольких «точечных» изменений в проекте, активное участие иностранных экспертов и прочие тому подобные обстоятельства привели к тому, что УПК РФ в чистом виде не вписывается ни в одну из выделяемых в уголовно-процессуальной науке моделей уголовного процесса.

Во-первых, в его основу по-прежнему положена континентальная уголовно-процессуальная инфраструктура, определяющая систему стадий уголовного процесса и его институциональные основы. Эта инфраструктура, как уже отмечалось, была заложена еще в дореволюционный период и в значительной мере оказалось сохранена в советское время. Многие институты и нормы УПК РФ могут быть поняты только через призму многовекового развития континентального уголовного процесса. В качестве примера приведем институты следственных и процессуальных действий, привлечения в качестве обвиняемого, прекращения предварительного расследования, прокурорского надзора за следователем и дознавателем, рассмотрения уголовных дел по первой инстанции профессиональным судом (судьей), судебного следствия как этапа судебного разбирательства, свободы обжалования приговора и второй инстанции рассмотрения уголовных дел, а также многие другие. Строго говоря, сама полноценная стадия предварительного расследования как таковая и присущее ей разграничение дознания и предварительного следствия мыслимы только в континентальном уголовном процессе. Их сохранение в действующем УПК РФ говорит о том, что полный переход от континентального к англосаксонскому уголовному процессу в России не состоялся и объективно не мог состояться, каковы бы ни были замыслы реформаторов и их советников. О том же говорит рассмотрение большинства уголовных дел по первой инстанции профессиональным судом, которое в англо-американском уголовном процессе просто-напросто невозможно, поскольку там уголовные дела либо решаются судом присяжных (малая часть), либо вовсе не решаются по существу, завершаясь заключением разнообразных «сделок» (большая часть).

Во-вторых, УПК РФ сохранил в неприкосновенности многие советские институты, мало совместимые не только с англосаксонским, но и с западным континентальным уголовным процессом. В этом смысле степень его новаторства является достаточно относительной и вместо искомого, по крайней мере на завершающем этапе разработки, разрыва с советским наследием для Кодекса в большей степени характерна преемственность с УПК 1960 г. Скажем, главы о доказательствах УПК РФ почти полностью основаны на советской теории доказательств со всеми ее достижениями и просчетами. То же самое можно сказать о стадии возбуждения уголовного дела, организации предварительного следствия (принадлежность следователей несудебным ведомствам), соотношении дознания и предварительного следствия, мало чем отличающихся друг от друга, отсутствии в первое десятилетие действия УПК РФ института апелляции и сохранении советских кассации и надзора, а также многих других положениях.

В-третьих, УПК РФ несет на себе очевидный отпечаток англосаксонского влияния, легко объяснимый с учетом событий, связанных с разработкой Кодекса , особенно на завершающем этапе. Так, законодатель, как говорилось выше, отказался закреплять обязанность дознавателя, следователя, прокурора и суда вести производство по делу всесторонне, полно и объективно (принцип материальной истины), постарался сконструировать полностью состязательное предварительное расследование, объявив следователя, дознавателя и прокурора участниками уголовного судопроизводства со стороны обвинения, заметно снизил активность суда, который ныне не обязан собирать доказательства в полном объеме в ходе судебного следствия, допустил рассмотрение уголовных дел в особом порядке без проведения судебного следствия в случае согласия обвиняемого с обвинением. Этот перечень обнаруживаемых в УПК РФ англосаксонских конструкций можно без труда продолжить.

Как видно, новый УПК РФ оказался очень эклектичен, будучи результатом трехстороннего влияния: советского, континентального и даже англосаксонского. Само по себе недостатком это не является. Вопрос в другом: если УПК РФ формально нельзя однозначно причислить ни к одной из существующих моделей уголовного процесса, то можно ли сказать, что в России появилась новая автономная уголовно-процессуальная модель, которую теперь можно именовать российской или постсоветской и которая призвана обеспечить развитие отечественного уголовного процесса в ближайшие десятилетия? Если это так, то критика УПК РФ за «эклектизм» оправданной не выглядит. Однако на поставленный вопрос следует дать скорее отрицательный ответ. Автономная российская уголовно-процессуальная модель могла бы состояться только в том случае, если бы по-новому собранные из разных моделей элементы не выглядели взаимоисключающими и несовместимыми между собой. Но, к сожалению, несовместимость здесь очевидна. Скажем, положения об обязанности суда собирать доказательства в целях установления всех обстоятельств, подлежащих доказыванию (ст. ст. 73 , 85 и 86 УПК РФ), предусмотренные доказательственными нормами и основанные на принципе материальной истины, противоречат изложенному в ст. 15 УПК РФ принципу чистой состязательности и структуре судебного следствия, закрепленной в гл. 37 Кодекса. Отнесение следователя к участникам уголовного судопроизводства со стороны обвинения (п. 47 ст. 5 УПК РФ) противоречит обязанности того же следователя устанавливать как обвиняющие, так и оправдывающие обвиняемого обстоятельства (ст. 73 УПК РФ) или, допустим, юридической природе выносимого следователем решения о прекращении уголовного дела, имеющего квазисудебный реабилитирующий характер (гл. 29 УПК РФ). Список такого рода примеров институционально взаимоисключающих процессуальных подходов можно продолжить, и со многими подобными противоречиями нам еще предстоит столкнуться далее.

Таким образом, действующий УПК РФ не создал нового стройного образца уголовного процесса, который мог бы занять автономное достойное место на сравнительно-правовой карте мира. Поэтому он в большей мере является символом переходного характера современного российского уголовного процесса, находящегося в поиске оптимальной для себя модели. По-видимому, данный поиск будет продолжаться еще в течение определенного времени. Свидетельством тому являются заметная нестабильность нового УПК РФ и многочисленные реформы, подчас системные, которым он подвергся почти сразу после принятия. Наиболее крупными из них стали реформа следствия (Закон от 5 июня 2007 г.), сопряженная с созданием Следственного комитета при прокуратуре РФ (СКП), ныне преобразованного в автономный Следственный комитет (СК) РФ, а также реформа судебных инстанций, направленная на появление апелляционной формы пересмотра приговоров по всем уголовным делам и трансформацию традиционных с советских времен кассации и надзора (Федеральный закон от 29 декабря 2010 г. N 433-ФЗ, вступивший в силу с 1 января 2013 г.). Не удовлетворила полностью новая уголовно-процессуальная кодификация и Конституционный Суд РФ, вынесший после вступления УПК РФ в силу немало решений о признании неконституционными тех или иных положений Кодекса .

В завершение нельзя не отметить, что в мире нет удачных примеров искусственной смены модели уголовного процесса, допустим, с континентальной (смешанной) на англосаксонскую (обвинительно-состязательную) или наоборот, что показал опыт Италии, Грузии, Украины, других стран и, видимо, России. Как правило, исторически присущая форма уголовного судопроизводства оказывается институционально сильнее и долговечнее, чем кажется многим реформаторам. При любых попытках навязать той или иной стране противоположную модель происходит скорее неудачная деформация старой модели, нежели ее замена на новую. Поэтому российский уголовный процесс, особенно если не ограничивать его только текстом УПК РФ, а принимать во внимание все составляющие уголовно-процессуальной системы (судебную и правоприменительную практику, доктрину, позиции КС РФ и т.д.), в целом продолжает развиваться в русле смешанной формы уголовного судопроизводства континентального типа, хотя деформации данной формы (модели), накопившиеся в силу разных причин в советский и постсоветский периоды отечественной уголовно-процессуальной истории, становятся все более ощутимыми .

3. Основные дискуссии в современной российской науке уголовного процесса. В отличие от советского периода современная российская уголовно-процессуальная наука последние 20 лет развивается в условиях законодательной нестабильности и постоянных реформ. Это определяет ее специфику. Если в советское время многолетние теоретические дискуссии, как правило, предшествовали крупным реформам уголовного процесса, обеспечивая их научной базой (скажем, введению в 1985 г. протокольной формы досудебной подготовки материалов предшествовала длительная дискуссия о возможности и необходимости дифференциации уголовно-процессуальной формы), то сегодня, напротив, научное обсуждение реформ чаще всего проводится либо уже в ходе законопроектных работ, либо даже после их проведения. К тому же не всегда понятны перспективы реформ, т.е. идет ли речь о промежуточном шаге, определяющем лишь переходное состояние, или об окончательной реформе на долгий период. Это затрудняет проведение фундаментальных научных исследований, в силу чего многие институты нового российского уголовного процесса оказываются не обеспечены серьезными монографическими исследованиями, требующими определенной стабилизации законодательства и практики его применения. Скажем, до сих пор нет крупных монографий, посвященных современному состоянию предварительного следствия, прокурорского надзора в ходе досудебного производства, системы пересмотра приговоров и т.д. В таких условиях отчасти меняются и формы научного творчества: цейтнот времени и динамизм реформ приводят к большей востребованности иногда не столько даже монографических исследований или объемных курсов, сколько материалов круглых столов и конференций, научных статей, аналитических записок, разнообразных сборников и др., не говоря уже о специализированных научных сайтах, блогах и т.п. Возможно, налицо объективная тенденция, обусловленная необходимостью адаптации уголовно-процессуальной науки к информационному обществу, однако даже если это так, реальная потребность в фундаментальных исследованиях в любом случае меньше не становится и требует поиска баланса между классическими и новейшими формами научной работы.

Обращает на себя внимание также определенная инфляция научного творчества. Дефицит качественных исследований сопровождается количественным ростом диссертаций, монографий, учебников, научных журналов и др. Возникает парадоксальная ситуация, когда по той или иной проблеме невозможно, как говорилось выше, обнаружить крупное монографическое исследование надлежащего уровня, однако общее количество изданных монографий и защищенных диссертаций исчисляется сотнями или даже тысячами, что делает невозможным не только их содержательный обзор, но и элементарный перечень. Это вынуждает с определенной осторожностью относиться ко многим опубликованным трудам, формально именуемым научными, и требует от уголовно-процессуальной науки своего рода «естественного отбора» и неформальной саморегуляции для отделения подлинных исследований от научного «спама», которого предостаточно.

С содержательной стороны основная линия ведущихся сегодня в уголовно-процессуальной науке дискуссий является продолжением споров вокруг оптимальной модели российского уголовного процесса и магистрального пути его дальнейшего развития, характеризовавших период разработки действующего УПК РФ, о чем уже говорилось, и не утихающих по сей день. В самом общем виде можно сказать, что в современной отечественной науке уголовного процесса сложилось два направления.

Представители первого из них являются сторонниками развития российского уголовного процесса в русле континентальных традиций, сложившихся в России еще в дореволюционный период и характерных для классического уголовного судопроизводства романогерманской семьи (Франция, Германия, Швейцария и т.п.). Данное направление отличается более умеренным отношением к советскому уголовно-процессуальному наследию, в частности УПК 1960 г., не столько из-за политических пристрастий, сколько в силу того, что советский уголовный процесс, невзирая на существенные деформации, сохранил континентальную инфраструктуру судопроизводства и основные присущие ей институты. Сторонники континентальных ценностей выступают за построение уголовного процесса на основе принципа материальной истины, в соответствии с которым дознаватель, следователь и прокурор в досудебных стадиях не являются сторонами, будучи обязаны вести производство по уголовному делу всесторонне полно и объективно, а суд в ходе судебного разбирательства остается активен, имея право самостоятельно собирать доказательства. Именно принцип материальной истины является своего рода символическим кодом данного научного направления или его квинтэссенцией, определяющей подходы к решению многих более локальных процессуальных проблем.

Представители второго направления вольно или невольно являются сторонниками смены парадигмы развития российского уголовного процесса с отказом от континентальных ценностей и заимствованием чисто состязательной уголовно-процессуальной идеологии, характерной для англосаксонской процессуальной семьи (Англии, США и др.). В таком контексте наиболее жесткой критике подвергается советский уголовный процесс (УПК 1960 г.), причем опять-таки не столько из политических соображений, сколько в силу его приверженности процессуальным конструкциям смешанной формы судопроизводства. Не меньшей критике подвергается и принцип материальной истины, характерный для дореволюционного, советского и западного континентального уголовного процесса. На его место ставится принцип состязательности, который должен пронизывать не только судебные, но и досудебные стадии уголовного процесса, превращая следователя (дознавателя) и прокурора в сторону обвинения, с которой состязается сторона защиты (обвиняемый и его адвокаты). Для сторонников данного направления суд должен быть пассивен, бесстрастно наблюдая за противоборством сторон и не имея права самостоятельно собирать доказательства. Здесь уже символическим кодом или квинтэссенцией становится принцип состязательности в его абсолютном понимании, в свою очередь, определяющий подходы к решению конкретных процессуальных проблем.

В еще более общем плане можно сказать, что подчас речь идет даже не столько о техническом противостоянии сторонников «истины» и сторонников «состязательности», сколько об отражении в уголовно-процессуальной науке глобальной политико-экономической дискуссии между представителями социально ориентированного (консервативного) крыла, настаивающего на определяющей роли государства в регулировании общественных отношений, и представителями индивидуалистического (либерального) крыла, убежденного в необходимости минимизации роли государства как социально-экономического регулятора.

С учетом сложившейся в советское время и сохранившейся в постсоветский период организации науки вокруг крупнейших учебных и научных учреждений нельзя не заметить, что основными центрами «состязательного направления» стали в 1990-е годы Институт государства и права (ИГиП) РАН и МГЮУ им. О.Е. Кутафина. Не случайно, что в состав «малой рабочей группы», завершавшей разработку проекта УПК РФ, включая привлекавшихся к ее работе экспертов, входили главным образом представители этих научных школ (И.Л. Петрухин, П.А. Лупинская, Л.Н. Масленникова). В свою очередь, «континентальное направление» оказалось в основном представлено несколькими кафедрами уголовного процесса классических университетов, включая МГУ им. М.В. Ломоносова и СПбГУ (Э.Ф. Куцова, К.Ф. Гуценко, В.З. Лукашевич), а также научными школами Института проблем укрепления законности и правопорядка при Генеральной прокуратуре РФ (А.Д. Бойков, А.Г. Халиуллин, А.Б. Соловьев), Академии ФСБ России (В.И. Зажицкий), Академии МВД России (В.П. Божьев, В.А. Михайлов) и др. В то же время подобное разделение научных школ можно проводить только с изрядной долей условности, учитывая индивидуальную творческую независимость любого конкретного ученого, в каком бы учебном или научном учреждении он ни работал или преподавал.

В последнее время к дискуссии об «истине» или «состязательности» подключилась группа исследователей (А.В. Смирнов, А.С. Александров), которые пытаются обновить ее через призму теории коммуникации, дискурсивного подхода и прочих атрибутов философского постмодернизма, опираясь прежде всего на переводы работ М. Фуко, Р. Барта, Ш. Перельмана и др. Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что в уголовно-процессуальном смысле постмодернистское направление лишено автономного содержания или, говоря современным языком, контента. Если отвлечься от философской постмодернистской фразеологии, то выясняется, что в уголовно-процессуальной плоскости данные авторы приходят к все тем же выводам о необходимости замены континентального процесса на англосаксонский и дальнейшей имплементации чисто состязательных ценностей в духе современной неолиберальной идеологии. Ничего нового с точки зрения сложившейся в науке еще в 1990-е годы дискуссии данное направление не дает.

На новом этапе развития начались также вызванные потребностями времени дискуссии о структуре российского уголовного процесса, системе и содержании его стадий, что не в последнюю очередь связано с новейшими реформами предварительного следствия, наполнением новым содержанием стадии возбуждения уголовного дела и появлением сокращенного дознания (Закон от 4 марта 2013 г.), распространением апелляции на все уголовные дела, изменением подходов к кассации и надзору. Ставятся и обсуждаются, в частности, вопросы о необходимости сохранения стадии возбуждения уголовного дела, унификации форм предварительного расследования, деформализации досудебного производства, имплементации в уголовный процесс оперативно-розыскной деятельности и др.

Автономное направление научных исследований, возникшее в постсоветский период, связано с появлением разнообразных альтернатив уголовному преследованию в духе «третьего пути», когда государство реагирует на не слишком опасные для общества нарушения уголовного закона не в форме традиционного уголовного преследования, а путем применения иных (альтернативных) механизмов. Особое внимание в этом плане уделяется возможности имплементации в уголовный процесс института медиации, а также в более общем плане проблемам так называемой восстановительной юстиции.

В завершение следует также отметить, что сегодня российская уголовно-процессуальная наука имеет значительно менее замкнутый характер, чем в советское время. Помимо общего изменения политического контекста, это, в частности, вызвано вступлением России в Совет Европы, необходимостью изучения разнообразных европейских и международных рекомендаций, а также судебной практики Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ) в сфере уголовного судопроизводства. В таких условиях значительно увеличилась роль сравнительно-правовых исследований. Впрочем, иного и не может быть с учетом отмеченных дискуссий об оптимальной модели развития российского уголовного процесса, предполагающих прежде всего адекватный не только исторический, но и сравнительно-правовой выбор.