Сообщение про ганнибале и сципион кратко. Ганнибал и Сципион Африканский: битва двух гениальных воинов

Весной 204 года до н. э. Публий Корнелий Сципион высадился с войсками в Африке, нанося удар в самое сердце Карфагена. Несмотря на консульские полномочия, он командовал небольшой армией — в его подчинении было всего два легиона и 7000 добровольцев, набранных в Италии. В течение двух лет он расширял плацдарм для дальнейшего наступления. Ему удалось закрепиться в Африке и переманить на свою сторону нумидийцев — прекрасных наездников и стрелков. Используя тактику, перенятую у Ганнибала, Сципион нанес поражение карфагенскому полководцу Гисгону и захватил инициативу. После этого Сципион занял Тунис и взял под контроль пути подвоза продовольствия в . Положение карфагенян становилось все тяжелее.

Карта африканской кампании Сципиона 204−202 гг. (pinterest.com)

Возвращение Барки

Успехи римлян в Африке потребовали решительных мер — из Италии для защиты столицы был вызван Ганнибал Барка. К этому времени он был опытным военачальником, а о его полководческом искусстве ходили легенды. Ему было 45 лет, он умел убеждать людей и вести солдат за собой. В критический для государства момент он вернулся в Африку, чтобы уничтожить римскую армию и покарать нумидийцев-предателей. Вместе с Ганнибалом в Африку прибыли его ветераны, уже 15 лет воевавшие вместе с ним в Италии. Это были опытные воины, лично преданные Ганнибалу.

Ганнибал Барка. (pinterest.com)

Ганнибал высадился южнее Карфагена и тут же приступил к активным действиям. Ему предстояло пополнить армию (особенно полководец рассчитывал на нумидийских наемников), освободить Карфаген от продовольственной блокады и сбросить римлян в море. Вскоре к нему подоспели войска из Италии, которые состояли из кельтов, иберийцев и мавров. Силы карфагенян выросли до 35 тысяч человек, причем помимо пехоты и конницы в войске были боевые слоны. От крупного города Гадрумета Ганнибал двинулся на северо-восток и расположился лагерем у города Замы в 150 км к западу от Карфагена.

Накануне битвы

Вскоре к Заме подошли римляне, чье войско так же было усилено нумидийцами. По сообщениям античных авторов, перед битвой произошла встреча Ганнибала и Сципиона. Пуниец пытался примириться с Публием, напомнив ему, как бывает изменчива судьба (ведь еще совсем недавно карфагенское войско стояло под стенами Рима), и предложил мир. Но Сципион, разгневанный вероломным нарушением мира карфагенским сенатом, не принял условия Ганнибала. Так завершил он свою речь: «Вам остается или отдать себя и Отечество ваше на наше благоусмотрение, или победить нас на поле сражения». Выхода у Ганнибала не оставалось.

Источник: pinterest.com

Сражение должно было решить не только исход войны, но и то, кому достанется роль гегемона в мире. Карфаген отстаивал свою независимость, римляне боролись за мир. Вот что писал о предстоящем сражении греческий историк Полибий: «Никогда еще не было столь испытанных в бою войск, столь счастливых и искусных в военном деле полководцев; никогда еще судьба не сулила борющимся столь ценных наград. Победителю предстояло получить власть не над Ливией только и Европой, но и над всеми прочими досель известными нам странами мира».

Расстановка сил

Сципион выстроил свои войска следующим образом: в центре в две линии он построил пехоту (в первой линии гастатов — молодых солдат, во второй принципов и триариев — ветеранов), на флангах расположилась кавалерия. При Заме римляне использовали расчлененный боевой порядок, позволявший комбинировать стрелков и тяжелых пехотинцев в строю и совершать быстрые перестроения.

Римские солдаты времен Второй Пунической войны. (pinterest.com)

У Ганнибала при Заме было 80 слонов — больше чем когда-либо до этого (впрочем, слоны были плохо обучены). Он решил построить слонов перед своим фронтом для того, чтобы испугать римлян и пробить себе дорогу через их строй подобно тарану. Пехота была выстроена в три линии: в первой кельты и иберийцы, подоспевшие к нему из Италии. Во второй линии карфагенские наемники, набранные в Африке, и отряд македонян. В третьей (резервной) линии построились ветераны Ганнибала. На флангах расположилась нумидийская и карфагенская кавалерия.

Источник: pinterest.com

Соотношение и численность армий, сражавшихся при Заме, до сих пор является предметом споров, но, вероятно, силы сторон были примерно равны (около 35 тысяч человек с каждой стороны), однако римляне имели превосходство в кавалерии, а пунийцы, соответственно, в пехоте.

Атака слонов

Сражение началось с атаки фронта римлян. Десятки слонов двинулись на войско Сципиона, но он успел подготовиться заранее. Раздался рев труб, метатели осыпали слонов стрелами и дротиками, что повергло зверей в панику. Животные повернули назад и стали топтать свои же войска — особенно досталось кавалерии Ганнибала. Те слоны, что двинулись вперед, прошли через римские манипулы, построенные с интервалами по фронту, не причинив им вреда.

Сразу после бегства слонов Сципион обрушился кавалерией на всадников Ганнибала и разгромил их. Конница римлян бросилась преследовать бегущих и выбыла из боя, однако фланги карфагенян оказались обнаженными.

Битва при Заме, атака слонов. (pinterest.com)

Бой пехоты

Пехота (кроме ветеранов Ганнибала) двинулась навстречу друг другу. Пунийцы наступали двумя эшелонами, римляне единым строем. Не смотря на всю стремительность атаки кельтов и лигурийцев первой линии Ганнибала, фронт римлян не был прорван, и вскоре легионеры сами потеснили галлов, наступая глубоким строем. Вторая линия армии Ганнибала не принимала участия в этой атаке. Италийские отряды карфагенян были рассеяны, но попытка атаковать вторую линию пунийцев окончилась неудачей — манипулы гастатов захлебнулись в крови. На помощь своим товарищам пришли принципы из второй линии, возглавившие следующую атаку. За их счет Сципион удлинил фронт и охватил противника с флангов. Несмотря на ожесточенное сопротивление, карфагенская фаланга была рассечена, теперь и вторая линия перестала существовать. Далее на пути римлян стояли свежие силы, которые не принимали участия в сражении и состояли из ветеранов Ганнибала.

Вместо того, чтобы сразу броситься в атаку на третью линию пунийцев, Сципион проявил хладнокровие и перестроил свои войска. Он собрал всю пехоту в одну линию, оставив в центре гастатов и построив триариев на флангах для одновременного удара всеми силами. Это повторяло построение Ганнибала при Каннах. Римские войска проявили железную дисциплину. Но несмотря на все приготовления, римляне не смогли прорвать строй карфагенян. Ни одна сторона не могла одержать верх.

Исход сражения решила кавалерия римлян, которая вернулась на поле боя и ударила в тыл Ганнибалу. После упорного боя карфагеняне дрогнули. Началась бойня, армия Ганнибала перестала существовать, он сам едва спасся. Римляне потеряли, вероятно, около 5 тысяч человек.

Солдаты армии Ганнибала. (pinterest.com)

Результаты сражения

Так описывает Полибий поле боя: «Все было залито кровью, наполнено ранеными и убитыми, … кучи трупов, истекающих кровью и наваленных друг на друга, а также вооружение, разбросанное повсюду в беспорядке вместе с людьми». Для Карфагена было все кончено. Величайший полководец эллинистического мира после был сражен римским консулом. «Достойный встретил достойнейшего» как гласит пословица. Это ознаменовало начало новой эпохи — власть над Средиземноморьем перешла к Риму.

Битва при Заме является редким примером столкновения двух подлинных гениев войны. Тонкое понимание тактики и стратегии Сципионом и великолепное знание противника помогло Риму не только выстоять, но и одержать победу над грозным Карфагеном. Иронично, что те самые два легиона, когда-то сбежавшие с поля боя при Каннах, были основой армии Сципиона при Заме. Вскоре был заключен мир. Вторая Пуническая война закончилась победой Рима, а всего через 55 лет Карфаген и вовсе будет разрушен римлянами. Для Сципиона же битва при Заме стала зенитом его карьеры. Интересно, что оба великих полководца окончили свою жизнь в изгнании и безвестности, таким образом, их судьбы оказались связанными до самого конца.

Публий Корнелий Сципион Африканский Старший (Publius Cornelius Scipio Africanus Maior, ? 235 до н. э., Рим - 183 до н. э., Литерн, Кампания). Римский полководец времён Второй Пунической войны, победитель Ганнибала, цензор c 199 до н. э., трижды принцепс сената, консул в 205 и 194 гг. до н. э.

Службу Сципион начал в 218 г. до н. э., когда участвовал в битве при Тицине. В 216 г. в качестве военного трибуна участвовал в битве при Каннах и после поражения бежал в Канузий, где нашли прибежище 4 тысячи отступивших после поражения. В 212 году спустя 4 года Сципион стал курульным эдилом вместе с двоюродным братом Луцием, однако год спустя его отец и дядя погибли в битве с карфагенянами в Испании. Из-за этого Сципион был избран проконсулом.

В 210 г. Сципион был назначен претором и покинул Рим вместе с 10 тыс. пехоты, 1000 всадниками и 30 квинкверемами. Подкрепление для Испании десантировалось в Эмпориях. Штаб разместился в Тарраконе, где стали стоять 28 тыс. пехотинцев и 3000 всадников. Первой задачей стала борьба с кельтиберами, но в то же время Сципион пытался заключить союз с другими испанскими племенами. Для повышения боевого духа он посетил своих солдат на зимних квартирах. Зимой Сципион разведал, что карфагенская армия разделилась для перехвата Испании, были также получены данные, частично с помощью местных рыбаков, о базе Новый Карфаген.

В начале 209 г. Сципион решился на внезапный штурм карфагенской базы с суши и моря. Оставив примерно 3-тысячный гарнизон под командованием Марка Силана, Сципион с 25 тысячами солдат весной выступил на юг. Друг Сципиона Гней Лелий командовал флотом из 300 судов. Цель находилась на узком полуострове, поэтому было решено возвести фортификации. На следующее утро о стены уже оперлись штурмовые лестницы, но римляне были отбиты - предположительно, отрядом, высланным командующим гарнизоном, Магоном.

В ходе третьей попытки Лелий высадил в гавани моряков для помощи пехотинцам. Наконец, Магон был окружён, и Сципион дал приказ остановить резню. Захватив Новый Карфаген, Рим получил дополнительное продовольствие, серебряные рудники и гавань - плацдарм для дальнейшего продвижения на юг. Жителей города Сципион оставил свободными, 2 тысячам оружейников была обещана свобода, если они будут работать на Рим.

К этому периоду относится сюжет, называемый Великодушие Сципиона: среди пленных нашлась одна красивая девушка. Солдаты привели её полководцу, однако Сципион, узнав что она любит испанского вождя Аллуция, возвратил ее жениху. Когда же родители девушки принесли за нее в выкуп золото, он отдал его Аллуцию как приданое. В благодарность Аллуций во главе 1400 воинов своего племени присоединился к армии Сципиона. Эти события послужили сюжетом для полотен некоторых художников под названием «Великодушие Сципиона» (Батони, Бернардино Фунгаи, Беллини, делль’Абатте, Рейнольдса, Никола Пуссена, ван Дейка).

Проведя реконструкцию города, Сципион возвратился в Тарракону. Лелий был выслан с рапортом в сенат.

Однако разведчики Сципиона доложили, что Новый Карфаген попытаются отбить. В 208 г. Сципион выступил на юг, застав врасплох Гасдрубала в местечке Бекула, у современной реки Гвадалкивир в Бетике. После разгрома Гасдрубала армии Сципиона перенацелились на Магона и другого Гасдрубала, сына Гискона. Во время марша на юг союзные испанские вожди Эдекон и Андобал приветствовали Сципиона как царя за победу при Бекуле. В 206 г. Сципион разбил Гасдрубала при Илипе, после чего взял Гадес (Кадиз), завершив испанскую кампанию.

Проведённые в Тарраконе преобразования армии стали одними из самых значительных. Италийский короткий меч был заменён тем, который использовали испанские племена. Такой меч был рубяще-колющим, лучше подходил для традиционной римской тактики и стал позже называться испанским (gladius hispaniensis).

Коренные изменения претерпела конница. Всадники были снабжены шлемами, латами, продолговатыми щитами, сапогами, копьями с железными наконечниками на обоих концах, дротиками и кривыми саблями. Сципион сам наблюдал за учениями и присутствовал при упражнениях и новых манёврах.

Война Карфагена с Римом завершилась - началась война Рима с Карфагеном. Лучшие генералы или пали на полях сражений, или же были, как Квинт Фабий и Квинт Фульвий, слишком стары, а подходящие кандидаты Гай Нерон и Марк Ливий были слишком непопулярными аристократами. Вернувшегося из Испании Сципиона не поддержал сенат, обвинив его в сомнительном понимании солдатской дисциплины, приведя в пример злоупотребления одного из его командиров Гая Племиния в Локрах. Однако вскоре сенат из-за безотлагательности военных действий был вынужден утвердить кандидатуру Сципиона, поддерживаемого народом, поручив ему предварительную подготовку в Сицилии.

Весной 204 г. до н.э. Сципион отбыл к берегам Африки с двумя легионами из ветеранов (около 30 тыс. чел.), с 40 военными и 400 транспортными судами и, не встретив ни малейшего сопротивления, благополучно высадился на Красивом мысе близ Утики. Узнав о высадке Сципиона, Массинисса тотчас явился в лагерь полководца, против которого ещё незадолго перед тем сражался в Испании; но этот безземельный царь сначала не принёс римлянам ничего кроме личной храбрости, а ливийцы, хотя и очень тяготились рекрутскими наборами и налогами, знали по горькому опыту, как следует себя вести в подобных случаях, и потому не спешили открыто принять сторону римлян. Сципион после нескольких удачных конных стычек уже был в состоянии осаждать Утику, но после прибытия прокарфагенского нумидийского царя Сифакса с 50 тыс. пехоты и 10 тыс. конницы операцию пришлось отложить и расположиться в укреплённом приморском лагере между Утикой и Карфагеном на мысе, где Сципион перезимовал. Ночью нумидийцы были застигнуты врасплох - Сципион взял оба их лагеря. Однако карфагеняне дождались прибытия кельтиберского и македонского подкрепления.

В 203 г. была дана битва при Баградисе (ныне Суг-аль-Хамис в Тунисе), но Сципион двойным охватом с флангов смял карфагенян. Сифакс был пленён, и после 16 лет вновь активизировалась пацифистская партия Карфагена. В ответ на предложение прекращения военных действий Сципион потребовал испанские владения и средиземноморские острова, передачи царства Сифакса Массиниссе, выдачи всего военного флота, кроме 20 судов, и уплаты военной контрибуции в 4 тыс. талантов. Карфагеняне притворно приняли условия, ожидая возвращения в Африку Ганнибала. В 202 г. в войне наступил перелом - был разбит при Заме, год спустя Карфагену были предъявлены 7 ультимативных требований. По возвращении в Рим Сципион справил грандиозный триумф, ознаменовавший фактическое завершение Второй Пунической войны. За это Сципион получил почётный когномен «Африканский» (Africanus).

Получив консулат во второй раз, Сципион воевал с галлами в северной Италии, после чего был вновь послан в Африку для дипломатических задач. Несмотря на свои филэллинские взгляды, Сципион не согласился с выводом римских войск из Греции, опасаясь вторжения в регион сирийского царя Антиоха III. В 193 г. Сципион вновь был в составе посольства в Африку и предположительно на Восток. После того как Антиох действительно вторгся в Грецию, развязав так называемую Сирийскую войну, командование над войсками получил Луций Корнелий Сципион, брат Публия. В 190 г. Сципион возвёл в свою честь триумфальную арку, после чего в качестве легата ему пришлось отправиться на борьбу с Антиохом. Последней величайшей победой Сципиона (в качестве участника войны, но не этой конкретной битвы) был разгром армии Антиоха в битве при Магнезии, завершившей Сирийскую войну.

С 187 г. до н. э. репутация Сципиона начала падать. Несмотря на то, что он был первым в списках сената и, таким образом, самым влиятельным человеком в государстве, росла популярность его политических противников, в первую очередь, Марка Порция Катона. В 187 г. народные трибуны Петилии по наущению Катона потребовали от Сципионов отчёта о контрибуции, полученной от Антиоха. Луций готов был его представить, но Публий отобрал у него документы и демонстративно разорвал их на глазах у сената. В этом же году народный трибун Минуций Авгурин привлёк к суду Луция Сципиона; последнему грозило заточение в тюрьму, и Публий попытался силой воспрепятствовать трибуну; беспорядки предотвратил другой трибун, Гракх, вступившийся за Луция.

В 184 г. народный трибун М. Невий обвинил самого Публия Сципиона в получении взятки от Антиоха. На суде Сципион не сказал ни слова по сути обвинений, но лишь напомнил о своих заслугах перед государством и предложил народу сопровождать его на Капитолий для жертвоприношения в честь годовщины битвы при Заме. Все присутствовавшие последовали за ним, и трибуны остались на рострах в одиночестве. После этого Сципион выехал в Этрурию по поручению сената, а затем удалился в своё поместье в Литерне (в Кампании). Формально это не являлось ссылкой, так как Литерн был римской колонией. В завещании Сципион распорядился похоронить себя в Литерне, а не в неблагодарном отечестве. Точная дата смерти и место захоронения Сципиона Африканского были сомнительны уже полтора столетия спустя, хотя считается, что Август посещал его могилу.

В памяти последующих поколений имена Сципиона и Ганнибала были неразрывно связаны, оба полководца к тому же умерли в один и тот же год (этот факт считался спорным уже ко времени Тита Ливия, но определённо смерть обоих полководцев не была разделена большим временны́м промежутком).

Женой Сципиона была Эмилия Павла, они имели двое сыновей и две дочери были родными. Старший сын, Публий Корнелий Сципион был авгуром, его пасынком был Публий Корнелий Сципион Африканский Младший, дочерью - Корнелия Гракх.

«Его гордость, его уверенность, что он не такой же человек, как все другие люди, и что он лучше всех, его энергичная семейная политика, возвысившая в лице его брата Луция отвратительное чучело героя, - все это оскорбляло многих, и не без основания. Истинная гордость предохраняет человеческое сердце от низких влечений, а тщеславие не защищает его ни от каких ударов и ни от каких булавочных уколов и даже выедает в нём врожденное благородство. Но отличительная особенность таких людей, как Сципион, в которых чистое золото смешивается с блестящей мишурой, заключается именно в том, что им нужны счастье и блеск молодости, чтобы производить очарование, а когда это очарование начинает исчезать, то расставаться с ним всего мучительнее самому чародею» (Т. Моммзен. Римская история).

Сципион сильно повлиял на внешность римлян: согласно Плинию Старшему, именно ему римляне были обязаны традицией регулярного бритья.

Сципион был похоронен по месту смерти, на могиле была высечена эпитафия поэта Квинта Энния:

«От солнца, восходящего над болотами Меотии,
Нет никого другого, равного тебе подвигами.
Когда каждый отходит к богам,
Передо мною открыты величайшие врата неба».

Благодаря итальянскому поэту Петрарке Сципион Африканский Старший занимает достойное место в ренессансной литературе и искусстве. Сципиону посвящена эпическая его поэма «Африка».

В 1726 году в Лондоне была поставлена опера Георга Фридриха Генделя «Сципион», сюжет которой основан на событиях испанской кампании полководца и известном эпизоде с пленницей.

В 1937 в Италии был снят фильм о Сципионе (англ. «Scipio Africanus - the Defeat of Hannibal»).

В 1971 году Луиджи Магни снял комедию по мотивам противостояния Сципиона Африканского и Катона «Scipione detto anche l’africano» с Марчелло Мастроянни в главной роли.

В 2006 году, BBC сняла фильм Ганнибал - Величайший полководец (в оригинале - Hannibal - Rome’s Worst Nightmare). Роль Сципиона в фильме исполнил актер Шаун Дунгвал.

Сюжет Великодушие Сципиона пользовался успехом в живописи.

Когда Сципион переправился из Сицилии в Африку, Ганнибал еще не был побежден и стоял с небольшим войском в Нижней Италии. Можно было бы спросить, почему Сципион не напал сперва на Ганнибала здесь же, где он легко мог получить большой перевес над противником и положить конец войне? Ответ на вопрос будет такой: в этом случае Ганнибал сумел бы избежать решительного сражения с превосходными силами неприятеля и в конце концов увел бы свое войско в Африку. А если бы он прибыл туда раньше Сципиона, то последнему было бы очень трудно укрепиться в Африке и вступить в союз с нумидийцами .
Правильнее будет, пожалуй, поставить обратный вопрос: почему Ганнибал раньше не очистил добровольно Италию, где он не мог больше надеяться на какие-либо положительные достижения? Ответ будет такой: Ганнибал стремился не к победе над Римом, а только к завоеванию мира на приемлемых условиях, и считал, что римляне за очищение Италии как-никак заплатят приличную цену. Даже когда
Сципион высадился в Африке, Ганнибал не сразу последовал за ним. Он знал, что римляне не смогут достичь особенно крупных успехов и во всяком случае не нанесут удара самому городу Карфагену, укрепления которого имели втрое больший периметр, нежели тогдашний Рим (26 905 м), а если его землякам удастся и без него справиться со Сципионом, в то время как римляне со своей стороны не сумеют вытеснить пунийцев из Италии, то силы окажутся до некоторой степени в равновесии, и на такой основе можно будет заключить мир.
Только когда Сципион уже два года пробыл в Африке и благодаря своей предприимчивости и удаче достиг неожиданно крупных успехов, а именно - взял в плен Сифакса и нашел сильного союзника в Масиниссе, Ганнибал оставил, наконец Италию и с остатками своего войска явился в Африку для последней борьбы. Его прибытие дало карфагенянам мужество отвергнуть уже заключенный мир и даже нарушить перемирие, так что теперь все зависело от того, на чьей стороне окажется перевес военных сил. Кроме ветеранов Ганнибала, в Африку прибыли еще отряды его брата Магона, балеарские, лигурийские и кельтские; приступили к вербовке среди африканских племен, и даже карфагенские граждане сами взялись за оружие.
Не удавалось только перетянуть на свою сторону большинство нумидийских племен - и как раз тех, чьи кочевья лежали ближе к Карфагену: Масинисса призвал их к оружию на помощь римлянам.
Обе стороны напряженно готовились к борьбе. С мудрым расчетом Ганнибал обосновал свой штаб не в самом Карфагене, а в небольшом приморском городке, Гадрумете, в 5-6 переходах к югу от Карфагена. Здесь он лучше оберегал своих ветеранов от развращающего соприкосновения со столицей; здесь он крепче мог держать в руках формируемые новые отряды; отсюда он мог напасть на Сципиона с тыла, если бы тот двинулся на самый Карфаген, а сам был прикрыт Карфагеном с фланга в случае, если бы римляне хотели напасть на него до окончания его приготовлений. Прошло, кажется, три четверти года , прежде чем Ганнибал двинулся на римлян, располагая все еще лишь очень слабой конницей.
У него были к тому серьезные основания. Сципион еще не соединился с Масиниссой; значит, если бы удалось настичь его до этого соединения или же встать между союзниками и держать их врозь, то пунийцам была бы обеспечена победа. Сципион до сих пор не держал в своих руках никакой гавани и только имел опорным пунктом укрепленный лагерь (castra Corneliana), расположенный на полуострове близ Утики, которую он безуспешно пытался взять приступом. Отсюда он двинулся в глубь страны и сделал несколько переходов плодородной долиной Баграда (Меджерды), разоряя и опустошая страну.
Тут до него дошло известие, что Ганнибал выступил против него из своего сборного пункта, Гадрумета, и стал лагерем у Замы - более западного из двух городов, носивших это имя.
Положение Сципиона было критическое. Если он останется, выжидая в долине Баграда, и Ганнибал нападет на него здесь до прибытия нумидийских подкреплений, то поражение будет неминуемо.
Если он вернется в свой приморский лагерь, то будет заперт там Ганнибалом, решительно отрезан от Масиниссы и окажется в полной зависимости от противника безо всякой надежды повернуть судьбу иначе. Его экспедиция потерпит крушение, - и хорошо еще, если удастся без больших потерь переправить войско обратно в Сицилию.
К этому-то моменту предание приурочило пресловутые личные переговоры между Ганнибалом и Сципионом, в которых карфагенянин выступает как просящая мира сторона. Не подлежит сомнению, что эта встреча двух полководцев, как устанавливает Конрад Леман, порождена фантазией Энния. В то мгновение Ганнибал меньше всего думал о том, чтобы запрашивать у римлян мира, а Сципион был очень далек от безусловной уверенности в победе.
По преданию, в его лагере были схвачены три шпиона, но он не наказал их, а в гордом сознании превосходства своих сил велел показать им все и отпустить к Ганнибалу. Этот рассказ почти дословно заимствован Эннием у Геродота из его "Истории Персидских войн" , от Энния он перешел в римское предание, а затем через Полибия был принят на текущий счет историографии. Мы видим, как осторожно следует нам относиться к сообщениям наших источников. Свои суждения мы стараемся выводить больше из общего положения вещей, чем из этих свободных сплетений фантазии. Ни Сципион, ни Ганнибал нисколько не проигрывают от такого критического подхода к ним. Здесь повторяется то же самое, что мы уже наблюдали при изучении Персидских войн: при правильном освещении героизм греков, нисколько не убавился, когда мы так сильно снизили численность персидского войска. Картину, написанную легендой и поэзией, отнюдь не следует признавать фальшивой из-за того, что она написана не теми красками, какими пишется история. Они говорят только на другом языке, и весь вопрос лишь в том, чтобы правильно перевести этот язык на язык истории.
Сципион сумел принять великое решение, которое ставит его в ряды величайших полководцев мировой истории и сообщает внутреннюю правдивость всем поэтическим образам, изобретенным Эннием в его хвалу: это решение заключалось в том, что он возложил все надежды на отвагу, сам отрезал себе возможность отступления, отказался от сообщения с морем, от последней возможности спасения в случае неудачи, и, поняв, что ждать Масиниссу опасно, пошел ему навстречу в глубь страны. Он взял в сторону и ушел от Ганнибала. Близ города Нараггары, на границе нынешнего Туниса и Алжира, он соединился с войсками Масиниссы и стал ожидать здесь прибытия Ганнибала, которому не оставалось ничего другого, как принять решительное сражение.
Мы видели, как до последнего мгновения колебалась в этом сражение стрелка весов. Но если мы хотим постичь во всей полноте, сколько нужна было душевной силы для того, чтобы дать приказ к выступлению на Нараггару, а также и для проведения самого сражения с невозмутимым спокойствием, то мы должны взвесить оба этих момента в их взаимной связи: сражение рассматривать в связи со всей стратегической обстановкой, а смелость стратегического шага мерить по той остроте, с какой разыгрывалось сражение.
Отчаянная смелость решения Сципиона весьма примечательным образом отразилась в том неверном названии, с которым традиция связывает сражение вплоть до наших дней, - Зама. Даже после победы Сципион не отважился в своем сообщении в Рим дать свою стратегическую конъюнктуру, показать во всей полноте, как совершен был этот марш в глубь страны, прочь от морских берегов; он не указывает самого места сражения, упомянув лишь название главной ставки Ганнибала при его последнем переходе; этим названием стало обозначаться самое сражение, и это настолько затемнило всю стратегическую картину, что историки могли колебаться в выборе между Западной и Восточной Замой. Марш Сципиона можно сравнить с движением Силезской армии от Мульды через Заалу в октябре 1813 г. или с отступлением от Линьи на Вавр в 1815 г.; обе эти операции были стратегической победой над Наполеоном. А если Сципион, вместо того чтобы хвалиться неслыханной смелостью своего решения, предпочитает скрыть и замаскировать опасность, которой он подвергался на пути к победе, то это нам напоминает случай с Мольтке, когда тот, опасаясь коршунов критики, обозначил свой гениальнейший и смелейший стратегический шаг - вступление в Богемию раздвоенной армией - как "применение к неблагоприятным условиям обстановки".
Даже после нараггарской победы Сципион со своими незначительными силами не мог думать об осаде и взятии Карфагена. И морально, и экономически Рим был настолько истощен длительной войной, что не мог и не хотел отпускать на нее новые средства; а между тем группировки греко-македонских государств складывались в такие отношения, что перед Римом вставал насущный вопрос о вмешательстве и о новой войне. Как перед отъездом Сципиона в Африку римские политики не одобряли экспедиции и предсказывали неудачу, так и после победы они снова подняли голоса; но только теперь они тянули в обратную сторону и требовали продолжения борьбы до полной победы над противником, вплоть до разрушения Карфагена. Однако, победитель при Нараггаре показал, что умел правильно учесть не только свою силу, но и ее ограниченность. Как часто ставили ему в вину, что он поторопился заключить мир, не желая уступать преемнику славу окончательной победы. Этот упрек, притязая на убийственную остроту, показывал только зависть критиков, и в наши дни его не следовало бы повторять. Много протекло бы времени, пока преемник Сципиона в борьбе с Ганнибалом и неприступными стенами Карфагена унаследовал бы эту славу. Сципион лучше понимал выгоды своего родного города и принял мир, предложенный теперь по настоянию Ганнибала. Условия этого мира по существу не очень расходились с теми, которые сам Сципион год тому назад, до прибытия Ганнибала, ставил пунийцам и которые римский народ находил в то время: вполне приемлемыми. Таким образом, значение сражения при Нараггаре заключалось не столько в его положительной стороне - в самой победе, одержанной здесь Римом; оно было скорее отрицательного порядка; Карфаген был сломлен в своем последнем взлете, и граждане его утратили надежду на будущее. Самым главным из новых условий, прибавленных к мирному договору, было то, что Карфаген не имел права вести какую бы то ни было войну без согласия Рима, а, следовательно, признал его полный суверенитет.
Конечно, при заключении мира трудно было бы сказать с уверенностью, останется ли это условие мертвой буквой или оно действительно положит конец самостоятельной карфагенской политике. Покорность побежденного города зависела в будущем от международных отношений, от македонской и сирийской политики, от внутреннего развития Карфагена и Рима. Дальнейшее показало, что поражение при Нараггаре окончательно сломило силу Карфагена.
Шесть лет спустя, в 195 г., когда римляне в короткий срок без участия Карфагена покорили также и Македонию, карфагеняне по требованию римлян изгнали Ганнибала из родного города, и только это событие сообщило мирному договору истинное значение.
Двух великих полководцев знает мировая история - Ганнибала и Наполеона, чью славу нисколько не умалило их конечное поражение. Перед их величием история всегда испытывала искушение судить их победителей строже, чем их самих, - чтобы отнюдь не создалось впечатления, будто победитель выше побежденного. Сколько бы ни превозносили Сципиона римляне или Веллингтона - англичане, однако, во всех случаях, когда не была замешана национальная гордость, о них высказываются очень сдержанно, а о Веллингтоне даже с некоторым пренебрежением; меньше же всех получил признание тот, кто больше всех имеет право называться победителем Наполеона в стратегии, - генерал Гнейзенау. Здесь вообще трудно было говорить о сравнении с Наполеоном, так как прусским полководцем был не Гнейзенау, а Блюхер, - а уж Блюхера ставить как стратега наряду с Наполеоном и вовсе никто не помышлял.
Пусть история даст это удовлетворение побежденным, поскольку их противники получили щедрую награду в самой победе. Мы, однако, в нашем специальном исследовании должны судить более осторожно. О полководцах нового времени речь будет позже, о Сципионе же прямо следует сказать, что он, как показало уже все наше изложение, с полным правом может притязать на место хотя, конечно, и не выше Ганнибала, но все, же рядом с ним. Трезвый Рим, с его строгими, авторитарными формами государственности, не позволяет личности так самостоятельно выдвигаться, как мы это видели в Греции. Общая черта - дисциплина - настолько преобладает над всем личным, что мы почти боимся говорить о гении, который всегда должен обладать чрезвычайно сильной индивидуальностью. Но, может быть, все же не следует скупиться на это слово, когда речь идет о человеке, который дал римскому войску новые формы тактики, отважился на экспедицию в Африку и на выступление из Баградской долины к Нараггаре, - который твердо и уверенно, через опаснейший кризис, провел сражение с Ганнибалом и, наконец, сумел не превысить мер в своих требованиях и заключить правильный мир.
Однако мы знаем о Сципионе не только эти общие абстрактные черты величия, как вырисовываются они из самых событий. Мы имеем возможность заглянуть полководцу прямо в лицо на том портрете, который творческая сила Моммзена сумела воссоздать по различным показаниям источников и которым я хочу завершить свое описание Второй Пунической войны. Настоящим исследованием мне удалось, надеюсь, доказать великое значение Сципиона как полководца и государственного человека; остается дополнить эти доказательства последней решающей чертой: Моммзен дает характеристику Сципиона в тот момент, когда он выступает перед римским народом в качестве кандидата на пост главнокомандующего в Испании, где римские войска были наголову разбиты.
"Сын шел, чтобы отомстить за смерть отца, которому девять лет тому назад он спас жизнь на берегах Тичино; это был мужественно красивый длиннокудрый юноша, скромно красневший от стыда, когда за неимением другого, более достойного кандидата вызвался занять высокий, но опасный пост; простой военный трибун, разом возведенный теперь по выбору центурий на самую высшую должность, - все это произвело на римских горожан и крестьян необычайное и неизгладимое впечатление.
Действительно, образ этого героя отмечен какою-то чудесной силой обаяния. То бодрое и уверенное, наполовину искреннее и наполовину напускное воодушевление, которое он излучал вокруг, создавало ему ослепительный ореол. В нем было достаточно пылкой фантазии для того, чтобы зажигать сердца, и достаточно расчетливости, чтобы во всем подчиняться требованиям благоразумия и не упускать из виду мелких подробностей; он не был настолько наивен, чтобы разделять слепую веру толпы в свое божественное вдохновение, и не был достаточно прямодушен, чтобы самому разрушать эту веру; однако в глубине души он был убежден, что его осеняет особая милость богов, короче - это была настоящая натура пророка; будучи поставлен выше народа, он в то же время стоял и вне народа; он был непоколебимо верен данному однажды слову и отличался царственным складом ума; однако он считал для себя унижением принять обыкновенный царский титул и вместе с тем не мог даже представить себе, чтобы государственные установления республики связывали его, как всякого другого гражданина; он был так уверен в своем величии, что вовсе не знал ни зависти, ни злобы, снисходительно признавая чужие заслуги и прощая чужие ошибки; он был превосходный командир и тонкий дипломат без того отталкивающего отпечатка, который свойствен обоим этим званиям; настоящий римский патриот с эллинским образованием, красноречивый и обходительный, Публий Сципион легко покорял сердца женщин и воинов, своих земляков и испанцев, сердца своих соперников в сенате и сердце своего более великого (по Моммзену, - я сказал бы иначе) карфагенского противника. Вскоре имя его было у всех на устах, и он сделался звездою, которой, казалось, назначено было доставить своей родине победу и мир".

Примечание к 3-му изданию. 1. В двух первых изданиях я полностью приводил в этом месте рассказ Аппиана о сражении при Заме, чтобы читатель мог сравнить эту версию с моей и непосредственно убедиться, какие неверные описания сражений мы встречаем у древних авторов, - описания, которые не имеют ничего общего с действительными событиями и должны быть попросту отброшены in toto. Относительно названного аппиановского рассказа этого никто не отрицает, так как здесь мы имеем счастливую возможность черпать правдивые сведения из другого источника. Но этого недостаточно. Надо иметь мужество отвергать явно легендарные рассказы даже в тех случаях, когда мы не имеем возможности заменить их чем-либо лучшим.
Решиться на это нелегко, и лишь очень постепенно научный мир привыкает к правильным мерилам. Ввиду этого я настойчиво рекомендую читателю ознакомиться с аппиановским рассказом, но сам я, к сожалению, ради экономии места должен отказаться от перепечатки его на этих страницах.
2. Фейт в переработанном им томе своего труда "Die Antiken Schlachtfelder" (III, 2) в основных чертах, как тактических, так и стратегических, примыкает к тому пониманию похода 202 г., которое было разработано Конрадом Леманом и мною; мало того, чрезвычайно тщательным географическим и топографическим исследованием он со всей возможной точностью устанавливает самое место сражения. В частности, он так же, как и мы, помещает сражение не под Замой, а под Нараггарой и считает, что спасительным моментом для римлян явилась, во-первых, выработанная Сципионом в Испании эшелонная тактика, а во-вторых, - возвращение конницы, отвлеченной сперва пунийцами. Но я не могу согласиться со всем тем, что Фейт нашел возможным позаимствовать из Полибия и вплести в свое построение.
Фейт считает, что Леман и я слишком скептически отнеслись к рассказу Полибия; сам он видит в этом рассказе только один бесспорно ошибочный момент - ту несообразность, что карфагенские граждане изображены сперва трусами, а потом храбрецами. Но ошибка эта состоит лишь в неверном толковании поведения карфагенян, самих же фактов отнюдь не искажает; подобные ошибки вполне извинительны. Я держусь как раз обратного мнения: по-моему, скорее можно было бы простить отдельный факт, чем такое объяснение, которое притязает на убедительность и вместе с тем представляет настолько явную нелепость, что отпадает само собой. Как бы там ни было, остаются еще такие несообразности, как то, что Ганнибал едва не выиграл сражение, хотя его две первые линии передрались между собою; остается отступление римских гастатов вследствие чрезмерного количества крови и трупов на поле. Все эти басни, очевидно, попали сюда из того же арсенала, что и ганнибаловы парики, гребля на суше, полуденные отливы под Новым Карфагеном и многое другое, что Полибий, при всем своем критическом чутье, так необдуманно заимствует из своих источников. Что же касается тактических эволюции, построенных на подобном материале Фейтом, то они представляют собою совершенно фантастические картины. Это тем более неизбежно, что в них очень видную роль играет оборона при посредстве 80 мифических слонов Ганнибала, а между тем Фейт при подсчете сил (стр. 681) сам приходит к заключению, что у карфагенян было не более как 15-20 слонов.
Получается, что Сципион из-за этих нескольких слонов в корне изменил обычный римский боевой порядок. Это тем менее вероятно, что слоны обычно применялись не против пехоты, а против кавалерии. О намерении Ганнибала двинуть в этом сражении своих слонов против пехоты Сципион, по мнению Фейта (стр. 691), мог узнать из того обстоятельства, что слоны стояли впереди, а, следовательно, должны были двинуться первыми. Я не допускаю мысли, что Ганнибал проявил так мало предусмотрительности.
Коль скоро он задумал нечто необыкновенное, то ему, конечно, было ясно, что его прием окажется сугубо действительным, если будет применен неожиданно.
Следовательно, Ганнибал должен был приказать, чтобы слоны выстроились сперва, как обычно, вместе с конницей и лишь в последнюю минуту вышли вперед для прикрытия пехоты; это можно было исполнить под самый конец пути - на протяжении в несколько сотен шагов. Если мало всего изложенного выше, то одно это соображение ясно показывает, какую детскую сказку представляет собой вся эта история со слонами и с проходами, заранее оставленными для них в римском строю, чтобы слоны послушно использовали эти любезно предоставленные им коридоры. Как именно Ганнибал, по всей видимости, использовал фактически своих слонов, было изложено выше.
Тому, что все предание об африканском походе переплелось с сознательным вымыслом какого-либо поэта, Конрад Леман привел дополнительно прямое доказательство, открыв в качестве источника истории со шпионами аналогичный рассказ у Геродота ("Jahrb. f. klass., Philologie", 1896 г., Bd. 153, No 68). У Полибия достало критического чутья, чтобы исключить рассказ о поединке между Сципионом и Ганнибалом, возникший, понятно, из того же источника; однако критик проглядел, что и анекдот со шпионами, и личное свидание обоих полководцев, и бой пунийцев между собою, и непроходимое из-за трупов и крови поле сражения - все это столь же мало заслуживает веры. Сам старый Лелий, путая подлинные воспоминания с образами энниевой поэмы, мог рассказать Полибию эти подробности, но голос критики смолчал. Ведь даже Фукидид был подобным же образом введен в заблуждение своим гостеприимным спартанским другом и принял за истину его рассказ о государственной измене Павсания.
Очень существенно еще и другое отклонение Фейта от моей концепции: он не согласен, что Сципион покинул область Замы и дошел до Нараггары, чтобы получить подкрепления от Масиниссы; по мнению Фейта, римское войско находилось в Нараггаре еще до приближения Ганнибала. Если так, то мы самым неожиданным образом должны сильно понизить наше мнение о стратегических способностях не одного лишь Сципиона, но и его великого противника. Неслыханно смелое решение Сципиона - сняться с места и уйти в таком направлении, откуда ему был отрезан обратный путь, - отпадает, а на Ганнибала падает упрек, что он безо всякой настоятельной необходимости до срока выступил из Гадрумета и дал решительный бой, не закончив сборов. Между тем, если в момент выступления карфагенян из Гадрумета Сципион стоял в окрестностях Замы, Ганнибал, по-видимому, имел в виду напасть на него с превосходными силами, - и тогда его преждевременная вылазка получает оправдание; если же Сципион находился уже в Нараггаре, то его соединение с Масиниссой следовало считать уже совершившимся фактом, и у Ганнибала не было никаких оснований прерывать свои подготовительные работы и, не собрав всех сил, двинуться в поход.
Такое, если можно так выразиться, снижение ценности двух крупных исторических величин, конечно, не могло бы служить доводом против фактов, если бы сами эти факты были доказуемы. В данном случае, однако, мы видим обратное.
Соображения, приведенные Фейтом (стр. 639), очень неясны и совершенно неубедительны. Подобный случай мы имеем в сражении на Лехфельде, где точно так же историческое значение личности императора Оттона сильно зависит от того, происходило ли сражение на левом берегу реки или на правом.
Мое положение, что Сципион сам впоследствии не вполне признавался в неслыханной смелости своего ухода в Нараггару, Фейт отводит (стр. 641), как психологически неправдоподобное; успех, полагает он, в глазах современников еще более, чем в глазах потомков, служит оправданием риска. Этот довод насчет психологического неправдоподобия я могу опровергнуть историческими аналогиями. Когда Наполеон в 1800 г. зашел в тыл австрийской армии с целью отрезать ей отступление, он, чтобы вернее захватить противника, имел смелость разделить свою собственную армию на несколько частей и послать ее по различным дорогам, которые могли использовать австрийцы. В результате он подвергался чрезвычайному риску, что будет разбит при Маренго, если откомандированный Десэ не подоспеет вовремя с подкреплением. Однако Наполеону никогда не приходило на ум хвалиться после победы своею смелостью (в которой он безусловно был бы оправдан); напротив того, он дает попросту ложный отчет о сражении, превращая смелость в мудрую предусмотрительность. Приведу другой пример: величайшим стратегическим делом Мольтке, несомненно, следует признать его вступление в Богемию двумя разделенными армиями при опасности, что на одну из них могут обрушиться главные силы австрийцев, прежде чем придет на место вторая. Хотя вступление блестяще удалось, самомнение военных критиков отнюдь не преклонилось перед успехом; они постоянно старались доказать, что только небывалая удача или небывалая оплошность противника доставила Мольтке победу, и фельдмаршал сам, наконец, взялся за перо (1867 г.), чтоб защититься от этих нападок.
Sann в своих "Untersuchungen zu Scipios Ferdzug in Afrika", стр. 24 вполне справедливо отводит те основания, по которым Фейт заставляет Сципиона отправиться в Нараггару. Но столь же мало убедительны и его собственные доводы, которыми он оправдывает позицию Сципиона под Замой; Занн полагает, что Сципион рассчитывал таким образом прикрыть наступление Масиниссы. Это было бы грубейшей ошибкой. Откуда шел Масинисса?
Конечно, с запада. Зачем же было Сципиону, прикрывая союзников, подвергать свое собственное войско опасности нападения со стороны превосходных сил Ганнибала, когда он попросту мог бы указать нумидийцам, чтобы они шли на соединение с римлянами по одной из упомянутых в источниках более северных дорог.
Подвожу итог прениям. Если сражение имело место при Нараггаре, то приход Сципиона в эту местность имеет только одно объяснение: под давлением необходимости римлянин делает героический выбор и, видя в отваге единственный путь к спасению и победе, уходит от Ганнибала в глубь страны, до самой Нараггары, чтобы здесь соединиться с Масиниссой. Объяснение Фейта, что Сципион отправился сюда по доброй воле, нельзя признать удовлетворительным. Если сражение произошло при Заме, то непонятно, зачем Ганнибал его принял. Он ждал от Вермины еще один сильный отряд конницы, который действительно присоединился к нему через несколько недель после сражения. То, что он все-таки принял сражение при Нараггаре, зная уже о соединении Сципиона с Масиниссой, представится вполне естественным, если мы учтем, как далеко он зашел, преследуя противника, и в какое неблагоприятное стратегическое положение поставил Сципиона; если бы оба войска сошлись в окрестностях Замы, то Ганнибал очень мало потерял
бы и очень много выиграл бы, оттянув решительное сражение еще на несколько недель и получив тем временем столь нужные ему конные подкрепления от Вермины. Итак Фейт прав, когда отводит Заму как место, где произошло сражение; но он не прав, принимая для Нараггары неудовлетворительное объяснение (поход в глубь страны с целью опустошения местности).
Фейт заблуждается, полагая (стр. 658), что маневр, которым Сципион удлинил свой фронт за счет второй (или третьей) линии, явился, по моему мнению, неожиданностью для карфагенян. Я ведь сам говорю, что Сципион выработал эшелонную тактику еще в Испании и применил ее в сражениях на "Великих равнинах". Ганнибал, разумеется, это знал и, следовательно, был подготовлен к подобным приемам со стороны Сципиона. Тем не менее Ганнибал рассчитывал на победу и был до некоторой степени прав, так как имел перевес в пехоте; и даже по свидетельству самих римлян, Ганнибал благодаря этому перевесу неминуемо одержал бы победу, если бы не вернулась вовремя римско-нумидийская кавалерия и не напала бы на карфагенян с тыла.
Одним из самых существенных результатов моих изысканий в области военного дела у древних явилось утверждение, что римляне выработали эшелонную тактику только во время Второй Пунической войны под командованием Сципиона. Первый, кто согласился со мною в то время, когда Моммзен упорно отвергал это, был Фрелих. На мой труд он откликнулся статьей: "Die Bedeutung des zweiten punischen Krieges für die Entwicklung des römischen Heerwesens", 1884 г. Кромайер и Фейт также стали теперь на мою точку зрения. "Сципионово эшелонирование римского боевого порядка в глубину на три самостоятельные линии и его блестящие фланговые эволюции, ставшие возможными только благодаря этому нововведению, - вот что вырвало победу из рук его великого противника", - пишет Кромайер . Это совершенно справедливо, но стоит в противоречии с кромайеровским представлением, будто римляне искони владели искусством маневрирования самыми малыми тактическими единицами - манипулами.
Для всех, кто владел таким искусством, фланговые движения, как их провел Сципион при Нараггаре, не только не представляли ничего особенного, но были проще простого; мало того, можно даже сказать, что для них сципионовский строй явился бы не прогрессом, а шагом назад, не усовершенствованием тактики, а напротив - переходом к более грубым формам. Даже Кромайер и Фейт не могли не увидеть, что между беспомощной неподвижностью римской тактики при Каннах и нараггарским маневрированием должно было иметь место какое-то существенное преобразование, и что здесь надо искать одно из великих дел Сципиона. Но желая в то же время сохранить представление о необычайной тонкости воображаемой древнеримской Quincunx-Taktik (тактики шахматного порядка), они впадают в неразрешимое внутреннее противоречие.
Когда я впервые (в "Histor. Zeitschr.", Bd. 51, 1883) опубликовал свое открытие (как я позволю себе это назвать), то главное возражение, которое я и сам себе ставил, заключалось в том, что Полибий не только ничего не сообщает о каких-либо реформах в римской пехотной тактике во время Второй Пунической войны, но даже явно ничего о них не знает.
В настоящее время вопрос настолько выяснен, что это возражение уже никем не выдвигается; даже Кромайер в этом решающем моменте примыкает теперь к моей теории. Но я хочу обратить внимание еще на одну вещь: такой человек, как Полибий, пребывает в темноте относительно такого важного события, как военная реформа Сципиона! Кто правильно взвесит этот факт, тот не преминет сделать отсюда дальнейшее методологическое следствие, - что мы должны чрезвычайно скептически относиться ко всем деталям, ко всем оборотам речи у древних писателей, когда они касаются вопросов тактики. Как мало могут знать порою современники о самых фундаментальных реформах тактики, - даже писатели-специалисты по военному делу, - читатель может судить, если прочтет IV том настоящего труда (стр. 466), где приведены рассуждения очень компетентного человека - Гойера (Ноует) - о постановке дела во французских революционных войсках. Здесь можно также указать и на то, что через 100 лет после Фридриха Великого в прусском генеральном штабе уже ничего не знали о его стратегии (ср. т. IV, стр. 438).

В речах перед сенатом о предполагавшейся экспедиции, которые Ливий вкладывает в уста старого Кв. Фабия Максима и самого Сципиона, этот мотив не дан под правильным углом зрения. Если бы Сципион говорил прямо, ему пришлось бы слишком ярко подчеркнуть трудности всего предприятия, между тем как речь его, естественно, была направлена к тому, чтобы выставить замысел наступления как нечто совершенно безопасное.
Можно принять, что Ганнибал вернулся в Африку осенью 203 г. и что сражение при Нараггаре приходится на август 202 г. (Леман, стр. 555).
Доказано Конрадом Неманом.
"Berliner Dissert." 1914 г.
"Rome Kampf urn die Weltherrschaft", стр. 61

До сих пор продолжаются научные дискуссии о том, слышал ли Сципион «внутренние голоса» и действительно ли на него нисходили божественные откровения. Но доказательство любой из точек зрения ничего не поменяет в истории его побед. А вот итог жизненного пути Сципиона обескураживает. Изнурённый боевыми походами, он покинул Рим и удалился в своё поместье, где скончался два года спустя. Как же начиналась история великого полководца?

Спас жизнь своему отцу

Военная карьера Публия Корнелия Сципиона началась в 17 лет с битвы при Тицине в 218 году до нашей эры. Он возглавлял кавалерийский отряд и успешно противостоял союзной Карфагену нумидийской коннице.

Именно в этот момент Сципион спас жизнь своему отцу - консулу, возглавлявшему римское войско. Тот принародно признал сына своим спасителем, что сулило юноше необычайные почести. Но Публий отказался принять от отца высшую награду римского воина - дубовый венок.

В 19 лет принял командование всей римской армией

Двумя годами позже Сципион в чине военного трибуна Второго легиона участвовал в битве при Каннах. Она стала катастрофой для римлян. В разгар сражения, когда оно окончательно переломилось в пользу Ганнибала, остатки римских армий бежали с поля боя в два своих лагеря. В большем из них находился Публий.

Оказавшийся самым молодым из четырёх уцелевших военных трибунов, он с военным трибуном Аппием Клавдием Пульхром принял командование всей римской армией.

Народ избрал Сципиона полководцем

После разгрома при Каннах Сципион на несколько лет оставил военное служение. В это время его отец и дядя - Публий и Гней Сципионы - находились в Испании. Они препятствовали карфагенянам оказать помощь Ганнибалу в Иберии.

213 год до нашей эры. Нумидийский царевич Масинисса и брат Ганнибала, Гасдрубал Баркид, объединили силы и разбили римских военачальников. Публий и Гней пали в боях, а Иберия была утрачена для Рима.

После того как молодой Сципион получил известие об этом, на народном собрании в Риме он выступил с речью в память об отце и дяде и поклялся отомстить за них. Словно в порыве божественного вдохновения, он пообещал овладеть не только Иберией, но и Африкой, и Карфагеном.

На возражения сенаторов против его кандидатуры Сципион предложил уступить империю более умудрённому военачальнику. Желающих принять такое предложение не нашлось. Некоторые историки усматривают в этом жесте присущий Публию такт, другие - нескрываемую надменность.

Как бы там ни было, весной 209 года до нашей эры римская армия под командованием Сципиона общей численностью не более 25 тысяч пехотинцев и кавалерии высадилась на побережье Испании. Конница римлян была перевооружена и вымуштрована Сципионом и обладала к началу войны хорошо развитыми навыками манёвра.

Взял Новый Карфаген благодаря чуду природы

Сципион повёл свою армию к городу Новый Карфаген, который, по сути, был ключом ко всей Иберии. В нём хранилось всё золото и запасы карфагенян. К тому же этот город с морским портом был ключевой точкой при переправе в Африку. Наконец, там находились заложники иберских племён со всей Испании.

При этом Новый Карфаген охранялся малочисленным гарнизоном, а все крупные соединения карфагенян располагались на удалении от него. Это тактическое легкомыслие пунийцев объяснялось расположением города на полуострове, окружённом с трёх сторон водой, а с суши - скалистой грядой.

У Сципиона не было времени, чтобы организовать осаду этой крепости. И он решился на штурм. Приступ начался на рассвете и был неудачным для римлян - они оказались неспособны добраться даже до вершин стен Нового Карфагена.

Но, по преданию, в полдень произошло необычное событие. Вода отхлынула, и дно залива, который омывал город с юго-запада, обнажилось. Воодушевлённые воины Сципиона ринулись на неохраняемый участок стены и отперли городские ворота изнутри.

Без выкупа освободил испанских заложников

Так Сципион завладел основной рудной зоной Юго-Восточной Испании. Богатейшие серебряные рудники занимали площадь, равную 400 стадиям (примерно 77 километров) в окружности, и приносили римлянам доход в 25 тысяч драхм (около центнера серебра) в день.

Тит Ливий говорит, что Сципион после захвата Нового Карфагена вернул гражданам всё их имущество, сохранившееся после грабежа. Также известно великодушие полководца в отношении испанских заложников. Им была гарантирована свобода без выкупа, а пленённых женщин из знатных семей он обеспечил надёжной охраной.

«Великодушие Сципиона». Художник Николя Пуссен. 2-я треть XVII века

Особенное впечатление произвело возвращение Сципионом преподнесённой ему девушки её отцу и жениху - с богатыми подарками. Этим дипломатическим ходом Сципион, по словам Никколо Макиавелли, завоевал Испанию больше, чем оружием.

В военном отношении эта победа переломила ход всей кампании в пользу Рима.

Отпустил из плена союзника Ганнибала

Следующую победу Сципион одержал над войсками Гасдрубала. Видя, как на сторону Рима переходят могущественные испанские вожди, Гасдрубал решил предпринять наступление в Пиренеях. Так он хотел вернуть стратегическую инициативу.

Чтобы не позволить брату Ганнибала прорваться в Италию, римляне нагнали пунийцев у города Бекула округа Касталон в верхнем течении реки Бетис. В этом сражении силы Гасдрубала, занимавшие тактически выгодную позицию, были атакованы легковооружёнными воинами Сципиона с фронта, а главными - с флангов. Армия Гасдрубала была разбита, хотя часть её с ним во главе всё же успела ускользнуть на север к Пиренеям. Туда заранее отправили деньги и слонов.

Эта победа, как и взятие Нового Карфагена, ознаменовалась дальновидным дипломатическим жестом Сципиона. Он отпустил из плена со щедрыми дарами и охраной Массиву, племянника царевича Масиниссы, командующего нумидийской конницей и союзника Ганнибала.

«Сципион Африканский освобождает Массиву». Художник Джованни Баттиста Тьеполо. 1719–1721 годы

Теперь римлянам в Испании противостояли объединённые силы второго брата Ганнибала, Магона, и Гасдрубала, сына Гисгона. Эта армия вдвое превосходила римскую по численности, но была неоднородной по составу и по уровню дисциплины. Хотя не самые надёжные союзники составляли и половину армии Сципиона.

Победил более сильного соперника благодаря тактике

Битва 206 года до нашей эры на юге, у города Илипа завязалась после атаки конницы Магона и Масиниссы на римскую колонну, разбивающую лагерь.

Этот набег был смят, и конфликт пехотных сил не давал преимущества ни одной из сторон. Одинаково построенные (фронтально римляне и африканцы, флангово - испанские союзники) армии день за днём выходили друг против друга и возвращались на исходные позиции с закатом солнца.

В лагере Сципиона ощущался дефицит продовольствия. Решив переломить это противостояние, полководец прибегнул к военной хитрости, поменяв местами в построении войск ненадёжных испанцев и закалённые в боях легионы. Начавшееся сражение обернулось для карфагенян их «Каннами». Вся армия Гасдрубала обратилась в бегство.

План-схема битвы при Илипе (206 год до н.э.)

Битва при Илипе, как считает английский военный историк Г. Б. Лиддел Гарт, стала классическим примером генерального сражения, искусно выигранного более слабым противником у более сильного. Она положила начало успешному изгнанию карфагенян из Испании. В последующие месяцы весь полуостров был очищен от пунийцев. По словам Сципиона, если ранее они воевали против Рима, то отныне наступало время похода римлян на карфагенян.

Рискуя жизнью, лично отправился на переговоры к ливийскому князю

Полководцу необходимо было довести до конца многоходовую дипломатическую комбинацию в отношении союзных Карфагену ливийских племён. Двое из их вождей - Сифакс и Масинисса - выделялись своими знатностью и могуществом. Масинисса был благодарен Сципиону за освобождение его племянника и заявил о своём желании служить Сципиону и римскому народу. Дело в том, что Гасдрубал отныне был более благосклонен к сопернику Масиниссы, Сифаксу.

Перед отбытием из Испании Сципион встретился с Масиниссой. Тот выразил надежду на перенос войны в Африку и обещал Риму свою помощь. Сципион был весьма доволен. «Он сразу угадал в Масиниссе высокую и храбрую душу, а кроме того, нумидийцы составляли главное ядро вражеской конницы» , - писал об этом договоре Тит Ливий.

К Сифаксу Публий отправил своего близкого друга и соратника Лелия с богатыми дарами для переговоров. Ливийский князь обескуражил эмиссара Сципиона настойчивым желанием говорить с ним лично. Это приглашение для Сципиона оборачивалось риском для жизни. Но он позаботился о надёжном контроле над испанскими территориями и бесстрашно отправился с Лелием к Сифаксу на двух судах.

Сципион Африканский. Бюст. Чёрный базальт. I век до н.э. Галерея Уффици, Флоренция, Италия

У берегов Африки он столкнулся со всем флотом Гасдрубала, который также стремился к ливийскому князю для переговоров. Оба вождя стали почётными гостями на приёме у Сифакса.

Сципион вернулся в Новый Карфаген и почтил там память отца и дяди, дав великолепные погребальные игры для всех народов Испании. И даже они носили политический контекст: в поединках на играх знатные испанцы решали владельческие споры. Таким образом, игры стали символическим свидетельством владычества Рима в Испании.

Судьба всего военного предприятия едва не оказалась на краю гибели, когда после игр Сципион тяжело заболел, и по Иберии прошёл слух о его смерти.

Продолжение следует

Литература:

1. Бобровникова Т. А. Сципион Африканский. М., 2009.
2. Денисон Дж. История конницы. В 2-х кн. Кн.1. М., 2001.
3. Махлаюк А. В. Римские войны. Под знаком Марса. М., 2010.
4. Голдсуорти А. Во имя Рима. Люди, которые создали империю. М., 2006.
5. Тит Ливий. Война с Ганнибалом. М., 1993.
6. Циркин Ю. Б. Карфаген и его культура. М., 1986.
7. Liddell Hart H. B. A greater than Napoleon. Scipio Africanus. N.Y., 1971. P. 62. В переводе: Лиддер Гарт Г. Б. Сципион Африканский. Победитель Ганнибала. М., 2003.
8. Machiavelli N. The art of war. Radford, 2008. P. 122. В переводе: Макиавелли Н. О военном искусстве // Искусство войны. Антология военной мысли. М., 2009.

Участие в войнах: Вторая Пуническая война. Сирийская война.
Участие в сражениях: Взятие Нового Карфагена. Битва при Бекуле. При Илипе. При Баградисе. При Заме. При Магнезии

(Publius Cornelius Scipio Africanus) Римский полководец, победитель Ганнибала, консул

В начале 2-й Пунической войны Сципион участвовал в нескольких неудачных для римлян сражениях, в том числе и в битве при Каннах в 216 г. до н. э. После поражения римлян при Каннах Сципион сформировал из уцелевших воинов легион.

Спустя четыре года после гибели в Испании Публия и Гнея Сципионов вопреки ожиданиям консулов и народа никто из именитых граждан не выдвинул своей кандидатуры на должность проконсула Испании, хотя день выборов был уже назначен. И когда в назначенный день граждане Рима явились на Марсово поле, то и тут никто не вызвался быть проконсулом, кроме молодого Публия Сципиона , которому в это время было двадцать четыре года.

В конце 210г. до н.э. сверху-комплектованный легион во главе с Публием Сципионом был направлен в Испанию. Помощником Публия был назначен претор Марк Силан , а командующим флотом Сципион определил легата Гнея Лэлия. Весной 209 г. до н. э. Сципион в результате успешно проведенной операции овладел Новым Карфагеном. Здесь было захвачено 18 военных кораблей, 63 транспортных запаса, казна с 600 талантами, хлебные запасы, 10 тысяч свободных мужчин и заложников от союзников Карфагена — иберов.

Граждане Нового Карфагена были отпущены на свободу. Сципион предоставил городу право сохранить свое самоуправление. Молодые мужчины и здоровые рабы были отправлены гребцами на корабли и на верфи Нового Карфагена с обещанием предоставления свободы после окончания войны.

Заложники от испанских племен, находившиеся в Новом Карфагене, были отправлены на родину. Все эти меры позволили Сципиону достигнуть политической цели — на сторону Рима перешли многие испанцы, что позволило Сципиону пополнить свою армию.

Весной 208 г. до н. э. Сципион двинулся в Андалузию, где разгромил Гасдрубала Барку при Бекуле. В сражении пунийцы потеряли убитыми 10 тысяч человек и пленными 12 тысяч. Остатки армии Гасдрубала двинулись в Италию на соединение с армией Ганнибала .

В связи с этим Сципиону пришлось выделить в Италию часть своих войск (8 тысяч галлов и иберов, 2 тысячи пехоты и тысячу всадников).

Весной 206 г. до н. э. Карфаген начал новое наступление против Сципиона в Испании. Однако в сражении при Бекуле-Илиле армия пунийцев — около 70 тысяч человек — была разбита, и Сципион занял последний город на территории Испании — Гадес.

Здесь произошла встреча полководца с нумидийским царем Масиниссой, который обещал Сципиону свою поддержку в случае высадки его войск на территории Африки. Сципион выехал в Ливию для встречи с лидийским царем Сифаксом и также добился его поддержки на период будущей кампании.

После этого он вернулся в Рим, но вместо ожидаемого триумфа предстал перед сенатом с отчетом о военных действиях в Испании. Несмотря на противодействия, ему были предоставлены права консула, но самое главное ему удалось добиться выполнения своего плана — перенесения войны в Африку. Он понимал, что как только его легионы высадятся там, Ганнибала неминуемо отзовут из Италии.

Сенат не разрешил Сципиону набирать армию в Италии и не предоставил ему помощь из государственных средств. Сципион мог набрать в свое войско лишь добровольцев и обходиться своими средствами и займами у частных лиц. Однако многие племена, оказывавшие ранее поддержку Ганнибалу, прежде всего этруски и сабелы, теперь стали оказывать безвозмездную помощь Сципиону.

Базой для экспедиции в Африку стала Сицилия, где находились два легиона, оставленных здесь за поражение при Канне. Здесь же у Сципиона имелось около 300 всадников, которые не изъявляли желания идти в Африку. Полководец предложил им своеобразный обмен — передачу коней и вооружение его отряду из добровольцев, закаленных в предыдущих боях. Таким образом, Сципионом без особых расходов было сформировано достаточно боеспособное соединение.

После этого Сципион вернулся на юг Италии, где овладел последним стратегическим рубежом Ганнибала — Локрами. Здесь им был оставлен гарнизон, и Сципион вновь вернулся на Сицилию, где он завершил последние приготовления для высадки в Африке.

Весной 204 г. до н. э. Сципион с войском из 30 тысяч отплыл к берегам Африки. Высадившись вблизи Утики, его войска разбили лагерь и начали осаду города. С помощью конницы Масиниссы Сципион опустошил карфагенские поля. Однако несмотря на шестинедельную осаду овладеть городом ему не удалось. Сифакс не сдержал своего слова и остался на стороне Карфагена. Скоро к городу подошла армия Гасдрубала (сына Гисгона) , соединившегося с Сифаксом.

Сципиону пришлось снять осаду Утики и укрепиться на небольшом полуострове. Весной 205 г. до н. э. войскам Сципиона удалось одним ударом покончить с военными лагерями как Гасдрубала, так и Сифакса и начать новую осаду Утики.

Принимая во внимание обороноспособность Карфагена, а также возможность возвращения Ганнибала из Италии, Сципион не пошел сразу на штурм Карфагена, а лишь организовал его блокаду, лишив возможности снабжения и помощи со стороны союзников.

К этому времени Гасдрубал и Сифакс с собранным войском из 30 тысяч человек двинулись на Сципиона. Оставив у Утики небольшой отряд, Сципион вышел навстречу противнику и совместно с Масиниссой разгромил его на Великих равнинах .

Карфагенский сенат принял решение вызвать Ганнибала из Италии и заключить мир с Римом. Он даже прислал в римский лагерь своих уполномоченных. И хотя Сципион сказал, что пришел одержать победу,а не заключать договоры, он выразил готовность заключить договор на собственных условиях. Сенат принял условия мира и выслал в Рим своих уполномоченных с приказом подписать мир. Однако в Риме переговоры затянулись, и в 202 г. до н. э. у Лептиса высадился Ганнибал.

Оставив небольшой отряд для охраны своего лагеря, Сципион пошел в сторону от Ганнибала через долину реки Баград. Этот путь вывел Сципиона в самый центр снабжения Карфагена и его внутренних областей и одновременно сблизил с нумидийскими подкреплениями Масиниссы.

Узнав, что своими действиями Сципион поставил под угрозу жизненно важную область, карфагенский сенат потребовал от Ганнибала дать римлянам сражение. Вместо того чтобы идти на север к Карфагену, Ганнибал двинулся на запад навстречу Сципиону , который в это время соединился с Масиниссой и вновь продолжил свое отступление. Пунийское войско было завлечено в район, в котором ощущался острый недостаток воды. Обе армии остановились у селения Нарагарры, где между обоими полководцами состоялось личное свидание и переговоры. Однако встреча не привела к результатам.

На следующий день началось сражение при Заме-Нарагарре . Сципион расположил легионы в три линии с достаточным расстоянием между ними для прохода слонов, которые неминуемо попали бы под перекрестный обстрел дротиками. На флангах находилась конница под командованием Лэлия и Масиниссы.

Слоны, испуганные криками, трубами и дротиками, бросились бежать на своих воинов. Конница окружила войска Ганнибала с флангов и вышла им в тыл. Пунийцы во главе с Ганнибалом бежали с поля битвы. В сражении при Заме пунийцы потеряли от 10 до 20 тысяч человек. Потери римлян равнялись 1,5 тысячи убитыми и ранеными.

Сципион отослал в Рим на кораблях 10 талантов золота, 1500 талантов серебра, изделия из слоновой кости и наиболее видных из пленных.

Понимая, что взять Карфаген невозможно без длительной осады, Сципион согласился на заключение мира. Он сам продиктовал Карфагену его условия, по которым Карфаген оставался свободным, но его владения сохранялись лишь на территории Африки. Масиниссе возвращались все захваченные у него земли и имущество. Карфаген передавал Риму свой военный флот, кроме 10 судов, транспортные суда и всех боевых слонов. Главным же условием мира было запрещение Карфагену воевать без согласия Рима. Рим также получал от Карфагена контрибуцию в размере 10 тысяч талантов, выплачиваемую в течение 50 лет.

По возвращении в Рим Сципион отпраздновал пышный триумф и получил почетное прозвище Африканский .

Победы Сципиона во 2-й Пунической войне принесли ему широкую популярность в римском обществе.

С 199 по 184 г. до н.э. Сципион Африканский находился на должности принцепса сената и оказывал огромное влияние на всю политическую жизнь Рима. Во внешней политике Сципион и его сторонники выступали за создание из завоеванных областей ряда зависимых от Рима государств при оставлении им некоторой самостоятельности. Свидетельством этой линии стали мирные договоры: с Карфагеном после 2-й Пунической войны, с Филиппом Македонским после 2-й Македонской войны и с царем Сирии Антиохом III . На севере Италии и на побережье Адриатического моря были созданы новые колонии.

Во внутренней политике группировка Сципиона выступала за широкое наделение землей малоимущих граждан, в первую очередь ветеранов, а также облегчение военной службы римским солдатам.

Когда вспыхнула война между Римом и сирийским царем Антиохом III, одной из эскадр которого командовал Ганнибал, нашедший убежище в Сирии, было принято решение поставить во главе экспедиционных войск младшего брата Публия Сципиона — Луция . Самого Публия Сципиона Африканского сделали легатом при его брате. Однако реальным командующим был сам Публий. Он практически руководил боевыми действиями, в его руках находились финансы.

В 189 г. до н. э. в сражении при Магнезии Антиоху III было нанесено окончательное поражение. По заключенному миру Сирия лишилась своих владений в Европе и Малой Азии и права вести наступательные войны с западными государствами. На Антиоха III возлагалась обязанность выдать Ганнибала.

Спустя несколько лет группировка во главе с Марком Порцием Катоном обвинила вернувшихся в Рим Луция и Публия Сципионов в государственной неблагонадежности, заключавшейся в том, что они добились от Антиоха III мира путем подкупа. От Сципионов сенат потребовал отчета о финансовых делах. На суде Публию удалось отстоять честь своей фамилии, однако он был вынужден покинуть Рим и удалиться в свою усадьбу в Литорне, где и умер в 183 г. до н. э.

Биография

Сервал Зор

Re: -235
3 дата: 06.01.2020 / 13:51:22

Интересно, почему люди не пытаются представить, о чём пишут.
По поводу Замы. Вот как себе события представляете?
К моменту возвращения Ганнибала Сципион уже владел долиной реки Баград, подходил к Карфагену и контролировал "жизненно важные земли". О каком вторжении тогда речь? Театр абсурда, не так ли?
И Ганнибал согласно источникам наотрез отказывался выступать против Сципиона, понимая что шансов никаких нет. И даже послал "лесом" посланников правящего карфагенского совета. Мол, только полководец может решать, когда ему вступать в сражение.
Посланцы совета покивали головами, признавая правоту Ганнибала, после чего излишне независимому вояке перестали присылать деньги. Ганнибал в ответ демонстративно заставил присланных из Карфагена новобранцев пахать землю, намекая, что при случае проживёт и подножным кормом (заодно и показав насколько этих самых новобранцев ценит).
Однако, как бы Ганнибал не хорохорился, было ясно, что выступить всё же придётся. Он ждал только подходящего момента.
Сципион же, имея на руках все козыри, решил спровоцировать противника, "подставившись".
Сципион разделил свою армию на двое и разослал её на большие расстояния (даже повод был - погоня за сыном Сифакса Герминой, собравшим немалую армию).
Ганнибалу предоставился таким способом сказочный шанс в безнадёжной ситуации - сделать рывок, соединиться с союзниками и по возможности напасть на римские армии по частям.
И он рискнул, как рисковал все 17 лет войны против Рима.
Только его броска ждали.
Массинисса и Лелий, согласно инструкциям, бросили наиболее медлительные части, а сами с конницей и лёгкой пехотой прибыли на соединение со Сципионом к оговоренной точке Х.
Гермина так быстро сориентироваться не смог (да и с чего бы - царевичу не хватало ни опыта, ни таланта), оставив Ганнибала наедине с превосходящим по численности и качеству войском противника.
(Да, я читал Википедию и знаю, какие там прописаны цифры. Но я ещё знаю, что взяты они из Аппиана, а он единственный из римских историков (к слову самый поздний и самый патриотичный) утверждал, что пунов при Заме было больше. Остальные про цифры вообще стыдливо молчали, словно набрав в рот воды или отделывались в лучшем случае замечаниями вроде "два равных полководца с равными армиями").
Остальное было делом техники, хотя, по-ходу тут вышло не совсем гладко. Судя по тому, что Массинисса куда-то "пропал" на большую часть сражения, и что римляне вообще испытали какие-то сложности при попытке охвата их с фланга (вероятно с одного фланга, а не с двух, как официально считается). Почему с одного? Потому что пытаться произвести охват со стороны сражающейся конницы заведомо абсурдно, учитывая численное превосходство противника. Просчитать, что Массинисса и Лелий опрокинут в несколько раз уступающую им конницу проблем-то не составляло.
По-видимому, был фланговый бой конницы (отвлекающий), была такая же ложная атака новобранцами по центру (с целью связать, развлечь и задержать) и попытка обойти по другому флангу (с надеждой не победить, но вырваться с наиболее боеспособными частями из западни). С конницей трюк удался, атака в центре провалилась (новобранцы смешались под натиском римлян слишком быстро, частично перекрыв своим отступлением траекторию движения основного удара), а рывок ветеранов на фланге (в том числе сквозь отступающих новобранцев) был остановлен загодя приготовленным на случай неожиданности резервом.
Всё было разыграно как по нотам.
Можно возразить, что мои заключения выдумка. Но уж во всяком случае она логичнее остальных интерпретаций. В ином случае слишком много заведомых необъяснимых нелепостей:
1. С чего Ганнибал провёл полноценную атаку на римский строй, хотя прежде за 17 лет ни разу этого не делал по причине самоубийственности поступка.
2. Почему Ганнибал не провёл ложных атак, которые всегда им использовались как в удачных, так и в неудачных сражениях.
3. Почему после "атаки первой линии" на римские легионы, той некуда оказалось отступать (уж слишком большой косяк для мастера ложных атак и отступлений-завлечений, опять же 17 лет пути отхода предусматривал, а тут вдруг не предусмотрел очевидного).
4. И откуда, ради бога, у Ганнибала оказались десятки слонов? Никто вразумительно ответить не может. Должно быть с неба попадали. А ведь взяться им действительно неоткуда. В свой поход в Италию (к которому Ганнибал долго готовился) он набрал 37 слонов, а тут вдруг пять десятков взялось, при том что все "африканские запасы" этих зверей были уже растрачены на два предыдущих сражения на Великих Равнинах. Если отбросить версию, что Сципион, контролирующий центральные районы карфагенской державы, лично занимался отловом, остаётся вариант с покупкой. Но у кого? Птолемеи были союзниками Рима и на такую подставу (самих себя прежде всего) точно бы не пошли. Селевкиды могли, но не продавали. Иначе бы об этом точно бы прознали, тем более вероятный противник и тут повод такой для обвинений. Но не было их, обвинений-то. Значит, тоже минус.
Вероятно и слонов не было, во всяком случае точно не в указанных количествах.