В чем смысл романа преступление и наказание. Анализ романа Преступление и наказание - Ф.М


Анализ романа Ф.М. Достоевского "Преступление и наказание"

В 1865 году Ф.М.Достоевский начинает работу над романом «Преступление и наказание» и заканчивает свой труд в 1866 году. В центре произведения - преступление, «идейное» убийство.

За полгода до убийства главный герой романа Родион Раскольников, «молодой человек, исключенный из студен­тов университета, ...живущий в крайней бедности», напи­сал статью, где высказал свой принцип разделения людей. Главная мысль его статьи заключается «в том, что люди по закону природы разделяются вообще на два разряда: на низших (обыкновенных)... и собственно на людей, то есть имеющих дар или талант сказать в среде своей новое слово».

Но эта теория «двух разрядов» сама по себе уже есть преступление. Теория решает только один вопрос - кому жить, а кому умереть. Раскольников задумал убить и обо­брать старуху-процентщицу Алену Ивановну. Герой романа мечтает на ее деньги сотворить тысячи добрых дел, в первую очередь спасти от позора и нищеты горячо люби­мых мать и сестру. Но это не единственная причина преступления: Раскольников, находящийся в плену «тео­рии» о двух разрядах людей, стремится проверить, к какому из них принадлежит сам. Отнеся себя к «высшему разряду», Раскольников не может понять, что уже это возвышение над другими идет врозь с его желанием и стремлением делать добро, изменить жизнь человечества. Он взялся не за свое дело. «Переступая», он насилует себя. А когда он совершает искренние и добрые поступки, которые радуют мать, сестру и Соню, он поступает свободно и раскованно. Раздвоенность, противоречивость Раскольникова вызвана тем, что в душе его происходит борьба мотивов за преступ­ление и против него. Эта борьба, раздвоенность чувствуется в нем постоянно - и в сознании, и в подсознании, во сне и наяву. Даже сны у него разные. Первый сон - предосте­режение от убийства, но не нашлось у Раскольникова сил отказаться от своих намерений. Второй сон - повторение преступления, он убивает человека.

Внутренняя борьба двух характеров героя проявляется и в его поступках. Это ярко показано в эпизоде встречи Раскольникова с девушкой на улице и городовым. Здесь как будто два разных человека. Один совершает доброе дело - спасает девочку, другой - совершает преступление, отрекаясь от нее. При спасении девочки им движет состра­дание, добро, благожелательность, при отречении от нее - отчаяние, злоба, неверие.

По своей теории Раскольников должен быть вместе с теми, кого он ненавидит, но он не может быть вместе со своими врагами. И он должен презирать и отступиться от тех, кого он любит. Для него все было бы проще, если бы он никого не любил и если бы его не любили. Тогда ему было бы все ясно. Есть теория, есть абстрактные люди, они «обыкновенные». Он - «избранный» и поэтому может делать с ними все что захочет. Он пока не думает ни о родных, ни о близких, ему важно сказать свое «новое слово» и сделать первый шаг. И тогда абстрактные «обык­новенные» люди превращаются в мать, сестру, любимую, Лизавету, Миколку.

Раскольников несколько раз говорил о том, что он «убил для себя». Но для того, чтобы спокойно «убить для себя», нужно и быть одному, а быть одному - это значит быть без совести. «О, если бы я был один!» - для Расколь­никова это мечта отделаться от совести, и это еще одно доказательство того, что преступление «по совести» невоз­можно. Преступление возможно только без совести. И Раскольникова спасают любящие его люди - мать, сестра, Соня.

Раскольникова и Соню Мармеладову судьба свела в критический момент их жизни. Раскольников совершил преступление, а Соня недавно получила желтый билет. Их души еще не стали черствыми, не отупели, они еще обна­жены для боли - и своей, и чужой. Раскольников хорошо понимает значение этого совпадения, и поэтому он выбрал Соню для себя. Но ему первое время было тяжело с ней. Он надеялся, что Соня его поддержит, что она и ношу его возьмет на себя и во всем согласится с ним. А она - вдруг не согласилась. «Тихая, слабенькая» Соня разбивает хитро­умные теории Раскольникова элементарной логикой жизни. Кроткая Соня, живущая по евангельским запове­дям, помогает Раскольникову стать на путь покаяния, отказаться от «теории», воссоединиться с людьми и жиз­нью.

На каторге Раскольникова стали одолевать муки со­мнения. Он даже заболел. Его гордость была уязвлена. Именно на каторге он видит сон, который потом и заставит его страдать, потому что в этом сне, в этом бреду он как бы увидел со стороны свою теорию. Казалось бы, совер­шенное преступление должно было бы сблизить Расколь­никова с каторжными. Но в действительности все вышло по-другому. Между ними была пропасть, и «казалось, он и они были разных наций... Его даже стали под конец нена­видеть - почему? Он не знал этого. Презирали его, смея­лись над ним, смеялись над его преступлением те, которые были гораздо его преступнее». Это произошло потому, что каторжный народ интуитивно почувствовал, что Раскольников и на каторге относит себя к «высшему разряду», а их и Соню (которую они полюбили) - к «низшему».

Все изменилось с того момента, когда Раскольников понял, что только «бесконечной любовью искупит он те­перь все страдания». Раскольников почувствовал, что те­перь все изменилось, все должно быть по-другому. Ему казалось, что даже бывшие враги его - каторжане - смотрели на него теперь иначе. «Он даже сам заговаривал с ними, и ему отвечали ласково».

Дорогой ценой заплатил Раскольников за свои оши­бочные убеждения. Свою теорию он проверил на себе. Физически он убил другого, а духовно - себя. Но под влиянием любви и прощения он убедился в ложности своего пути. Только любовь близких людей спасла его, и благодаря этому он смог заново «переродиться» и начать новую жизнь.

Трагедия Родиона Раскольникова разворачивается на фоне безысходных страданий «униженных и оскорблен­ных», населяющих большой город, Петербург. Отношение автора романа к своим героям проявляется и в сочувствен­ном описании быта бедняков (семей Мармеладовых и Раскольниковых), и в резком осуждении крупных и более мелких хищников (Алены Ивановны, вдовы Реслих, Коха, Лужина и др.), и в острой постановке тем алкоголизма и проституции.

Целью Достоевского было проследить «психологичес­кий процесс преступления», поэтому здесь ярко обозначи­лось своеобразие психологизма писателя. Он считает, что психологический рисунок зависит не от внешних воздей­ствий среды, а от внутреннего состояния души.

«Преступление и наказание» открывает новый, выс­ший этап творчества Достоевского. Здесь он впервые вы­ступает как создатель принципиально нового романа в мировой литературе, который был назван полифоническим (многоголосым).

В основе драматического конфликта романов Ф.М.До­стоевского - борьба одержимых идеями людей. Это и столкновение характеров, воплощающих разные идейные принципы, это и борьба теории с жизнью в душе каждого одержимого человека. Изображение общественной ломки, связанной с развитием буржуазных отношений, Достоевский соединяет с исследованием политических взглядов и философских теорий, которые влияют на это развитие. Поэтому роман «Преступление и наказание» называют социально-философским, психологическим и идеологи­ческим произведением.

Федор Михайлович Достоевский – один из самых известных русских писателей. Когда он был на каторге в Сибири, он часто думал о Боге, о жизни, о судьбах людей; там он встретил тех, кто считал себя выше других, и именно там у него родилась идея написания романа «Преступление и наказание».

Главный герой — Родион Раскольников

Главный герой произведения – бедный студент Родион Раскольников. Он придумывает теорию о том, что люди подразделяются на две категории: «тварей дрожащих» и «право имеющих». Вторые в его взглядах предстают сильными личностями, вершителями истории, которые могут распоряжаться чужими жизнями ради высоких целей и достижения каких-либо идеалов. Первые же не способны ни на что и должны полностью подчиняться тем, кто «имеет право». Однако эта теория возникла в голове молодого человека лишь по стечению обстоятельств: на это повлияли проблемы с деньгами, уже давно испытываемые им, и его гордость; отдельную роль сыграла и атмосфера той части города, где живет главный герой. В ней все пропитано духом мрачной безысходности; серые и желтые пыльные здания давят на людей, повсюду встречаются нищие, пьяницы и падшие женщины. На самом деле в характере Родиона Раскольникова больше благородных, хороших черт: он способен на сострадание и на любовь к ближним. Это подтверждается во многих сценах романа: например, Раскольников отдал свои деньги для похорон едва знакомого ему Мармеладова, спасал детей при пожаре. Особенно ярко способность героя к проявлению сочувствия и жалости проявляется во время описания его сна с эпизодом из детства, когда Родиону было невыносимо больно видеть забитую камнями лошадь.

Внутренний конфликт

Однако под влиянием собственных убеждений и трудного финансового положения такой человек решается на убийство старухи-процентщицы, планируя использовать ее деньги для помощи талантливым, но бедным молодым людям. Но случается так, что во время совершения преступления молодому человеку приходится убить и свидетельницу – ни в чем не повинную сестру старухи. Из-за этого его дальнейшая жизнь превращается в кошмар: Раскольников боится разоблачения и живет в постоянном напряжении, обманывая близких ему людей. Он не может воспользоваться деньгами и вещами старой процентщицы и старается как можно лучше их спрятать. Молодой человек испытывает муки совести, хоть и пытается скрыть это от себя самого. Однако в конце произведения, благодаря терпению, любви и искренней вере Сони Мармеладовой, Раскольников смог по-настоящему раскаяться в содеянном и начать новую жизнь, отвергнув свою жестокую теорию. Принятие ложных и абсурдных идей неминуемо ведет к трагедии; во время признания в содеянном Соне Родион и сам понял это, сказав, что убил не старушку, а себя самого.

Идеи и смысл романа «Преступление и наказание»

В романе ярко иллюстрируется, насколько тяжело становится тем, кто переступает через нормы морали и нравственности. На примере Раскольникова видно, что путем насилия и смерти нельзя достичь ничего. Даже самые добрые и высокие намерения не могут окупить цену человеческой жизни, которую никто не вправе отнимать по своему желанию. Человек, который все же делает это, наказывает сам себя, и это наказание в виде душевных страданий и отдаленности от близких намного страшнее и тяжелее, чем заключение или каторга. Именно это осознал Родион Раскольников после совершения убийства: он ощутил себя полностью отрезанным от всего мира, и до момента признания вся его жизнь наполнилась переживаниями и страхом. Писатель тщательным образом описывает все страдания такого существования, что несомненно вызывает у читателя жалость к главному герою. Роман отражает взгляды самого Федора Михайловича Достоевского, считающего, что насилие не может привести к счастью и добру; только через гуманные и светлые поступки люди могут делать этот мир лучше.

«Преступление и наказание» Достоевского (см. на нашем сайте его краткое содержание) – трагедия в пяти актах с прологом и эпилогом .

Пролог (первая часть) посвящен подготовке и совершению преступления. Герой окружен загадочностью. Бедный студент Раскольников боится своей квартирной хозяйки, находится в болезненном состоянии, «похожем на ипохондрию». Идет он заложить ростовщице серебряные часы , а говорит о каком-то «деле». «На какое дело хочу покуситься и в то же время каких пустяков боюсь!.. Разве я способен на это?». Слово «убийство» не произносится. «О Боже! – восклицает Раскольников, выйдя от ростовщицы, – как все это отвратительно!.. И неужели такой ужас мог придти мне в голову!.. Главное, грязно, пакостно, гадко, гадко!». «Безобразная мечта», которую он целый месяц вынашивал в своем углу, возбуждает в нем судорожное отвращение. Так, на первых же страницах романа герой представлен нам в состоянии напряженной борьбы. Он не верит в свою способность исполнить «дело». Идея его – чисто-теоретическая: «Выучился болтать, лежа целыми сутками в углу и думая... Так, ради фантазии, сам себя тешу, игрушки». Мечтатель презирает свою практическую беспомощность, романтик эстетически не принимает «мерзости» убийства. Это раздвоение – начало самопознания героя. В трактирной сцене с Мармеладовым звучат два мотива – безысходности человеческого горя и бесплодности жертвы (Соня). Письмо матери ставит героя перед неотложным решением. Родная сестра его собирается пожертвовать собой, продавшись презренному дельцу Лужину. Она вступает на путь Сони. «Сонечка, Сонечка Мармеладова, вечная Сонечка, пока мир стоит!», – восклицает Раскольников. И эта жертва ради него. Может ли он ее принять? А если он ее не примет, – что его ждет? Нищета, голод, гибель?

Преступление и наказание. Художественный фильм 1969 г. 1 серия

«Или отказаться от жизни совсем, – говорит он, – послушно принять судьбу, как она есть, раз навсегда, и задушить в себе все, отказавшись от всякого права действовать, жить и любить?». Дилемма поставлена в самой острой форме. Христианская мораль проповедует смирение и жертву, но Раскольников потерял веру, он безбожный гуманист, старая правда для него стала ложью. Он убежден, что смирение и жертва приводят к гибели. Что ж, принимать эту гибель? Разве человек не имеет права на жизнь? Нарушить старый моральный закон – безнравственно, а разве погубить себя – нравственно? «Давным-давно зародилась в нем вся эта теперешняя тоска, созрела и концентрировалась, приняла форму ужасного, дикого и фантастического вопроса ».

Письмо матери – поворотный пункт в судьбе героя. До сих пор он лежал и решал отвлеченные вопросы, теперь сама жизнь требует немедленного действия. Мечтатель застигнут врасплох : месяц он тешился своей «фантастической идеей»; «теперь она явилась вдруг не мечтой, а в каком-то новом, грозном и совсем незнакомом еще виде, и он вдруг сам сознал это... Ему стукнуло в голову и потемнело в глазах». Новый этап сознания достигнут: идея начинает реализоваться. Однако, переродиться сразу всем существом герой не может. Разум принимает новую «идею», но «натура» живет еще в старом нравственном порядке. Абстрактная мечта постепенно овладевает сознанием. «Натура» отчаянно борется с ней, ужасается, старается не верить, притворяется, что не знает. Чтобы ослабить ее сопротивление, автор вводит мотив болезни; патологическое состояние героя постоянно подчеркивается: после убийства он четыре дня лежит в нервной горячке, и болезнь его продолжается до конца романа. Так Раскольников примером доказывает справедливость своей теории. Разве в статье «О преступлении» он не утверждал, что «акт исполнения преступления сопровождается всегда болезнью?». Только болезнь может сломить «натуру» разочаровавшегося романтика, победить отвращение эстета перед «пакостностью» убийства.

Наконец, «натура» дает генеральный бой «безобразной мечте». В сне о лошади сосредоточено все сострадание Раскольникова, вся его боль и ужас перед мировым злом. Миколка бьет клячу по глазам оглоблей, приканчивает ее ломом. Герой видит себя ребенком. «Он плачет. Сердце в нем поднимается, слезы текут... С криком пробивается он сквозь толпу к Савраске, обхватывает ее мертвую окровавленную морду и целует ее, целует ее в глаза, в губы». Мистический ужас перед злодеянием охватывает его. Впервые он видит убийство не как алгебраический знак, а как пролитую кровь, и отшатывается. И он будет убивать, как Миколка... потечет кровь, липкая, теплая кровь. Раскольников отрекается от своего замысла... «Господи! Ведь я, все же равно, не решусь. Господи, покажи мне путь мой, а я отрекаюсь от этой проклятой мечты моей». Сон о детстве воскрешает детскую веру, и безбожник обращается к Господу. Он рос в религиозной семье: «Вспомни, милый, – пишет ему мать, – как еще в детстве твоем, при жизни твоего отца, ты лепетал молитвы свои у меня на коленях, и как мы все тогда были счастливы». «Натура» выбрасывает из себя яд – мысль о преступлении. Раскольников радуется освобождению: «Свобода! Свобода! Он свободен теперь от этих чар, от этого колдовства, обаяния, от наваждения». Но победа добра не прочна. Идея уже проникла в подсознание и, после последней вспышки бунта, становится движущей силой, роком. Герой не управляет своей жизнью – он влеком; таинственные случаи неуклонно ведут убийцу к жертве. Случайно попадает он на Сенную и случайно узнает , что завтра в семь часов старуха будет одна. «Первоначальное изумление его сменилось ужасом. Ни о чем он не рассуждал и совершенно не мог рассуждать, но всем существом своим вдруг почувствовал, что нет у него более ни свободы рассудка, ни воли».

В день убийства он действует механически: «Как будто его кто-то вел за руку и потянул за собой неотразимо, слепо, с неестественной силой, без возражений. Точно он попал клочком одежды в колесо машины, и его начало в нее втягивать». Воля к убийству предает человека во власть темной необходимости: он лишается свободы и действует, как сомнамбула; все происходит нечаянно и случайно: топор он берет не на кухне, как предполагал, а в дворницкой, случайно убивает Лизавету, забывает запереть дверь, не умеет ограбить. «Он, как в бреду... Он плохо помнил себя. Он не спал, но был в забытьи». Убийством заканчивается пролог. Ни герой, ни мы еще не знаем подлинной причины преступления.

Первый акт трагедии (вторая часть) изображает непосредственное действие преступления на душу преступника. Раскольников переживает страшное духовное потрясение. У него начинается нервная горячка, он близок к помешательству, хочет покончить с собой. «Что, неужели уж начинается, неужели это уже казнь наступает?». Пытается молиться и сам над собой смеется. Смех сменяется отчаянием. Его вызывают в контору из-за неоплаченного долга хозяйке; он думает, что преступление его открылось, и собирается стать на колени и во всем признаться. В конторе нервы его не выдерживают, он падает в обморок. Это – роковой момент в его судьбе: убийца привлекает к себе внимание письмоводителя Заметова, и тот рассказывает о странном студенте следователю Порфирию Петровичу. С обморока Раскольникова начинается контр-действие против него, закрепляется первая нить сети, которою окружает его следователь. Выдает преступника «натура». В буре чувств и ощущений, нахлынувших на убийцу, одно начинает преобладать. «Мрачное ощущение мучительного, бесконечного уединения и отчуждения вдруг сознательно сказалось вдуше его». Он ждал казни от угрызений совести – ее не было. Но было другое: мистическое сознание разрыва с человеческой семьей. Убийца нарушил нечто большее, чем нравственный закон: самую основу духовного мира. Закопав под камень украденные вещи, он вдруг задает себе вопрос: «Если действительно все это дело сделано было сознательно, а не по-дурацки, если у тебя была действительно определенная и твердая цель, то почему не посмотрел, сколько денег?». Гуманист-мечтатель потерпел крушение; в деле он проявил полную беспомощность; забоялся, наделал промахов, растерялся. Если действительно он убил, чтобы ограбить, то почему его не интересует награбленное? Или дело было сделано «по-дурацки», или гуманная мотивация служила только предлогом. Этот перелом сознания подчеркивается трехдневным беспамятством. Когда герой приходит в себя , старый человек, чувствительный «друг человечества» в нем уже умер. Раскольников знает свое беспредельное одиночество. Он, «как будто ножницами отрезал себя от всех и всего». Люди для него невыносимы. «Оставьте, оставьте меня все», в исступлении вскричал Раскольников. «Да оставите ли вы меня, наконец, мучители? Я вас не боюсь! Прочь от меня! Я один хочу быть, один, один, один». Так рождается новое сознание – сильной личности, демонически-гордой и одинокой. Кончен страх, малодушие, болезнь; в герое пробуждается страшная энергия, он чувствует, что его подозревают, что за ним следят, и с упоением бросается в борьбу. Встретив Заметова в трактире , бросает ему дерзкий вызов: «...А что, если это я старуху и Лизавету убил?». У него «дикое истерическое ощущение, в котором, между тем, была часть нестерпимого наслаждения». Он идет в дом старухи, входит в ее квартиру, пробует колокольчик, спрашивает про кровь: уходя, сообщает дворнику свое имя и адрес. Новый могучий дух, загоревшийся в нем, покоряет себе тело: сопротивление «натуры» сломлено. Бесстрашный боец с презрением вспоминает о страхах и привидениях . «Есть жизнь! – восклицает он. – Не умерла еще моя жизнь вместе со старою старушкой! Царство ей небесное, и довольно, матушка, пора на покой! Царство рассудка и света теперь! и... воли и силы... И посмотрим теперь! Померяемся теперь!», – прибавил он заносчиво, как бы обращаясь к какой-то темной силе и вызывая ее. Трагический герой бросает вызов року. Новый сильный человек одарен «звериной хитростью», неслыханной дерзостью, волей к жизни и дьявольской гордостью.

Второй акт (третья часть ) – борьба сильного человека. Автор усиливает наше новое впечатление косвенными характеристиками. Разумихин говорит о своем товарище: «Я Родиона знаю: угрюм, мрачен, надменен и горд... Иногда... холоден и бесчувственен до бесчеловечия; право, точно в нем два противоположные характера поочередно сменяются... Ужасно высоко себя ценит, и не без некоторого права на то... Никого не любит и никогда не полюбит». Пульхерия Александровна рассказывает о фантастическом плане сына жениться на чахоточной дочери квартирной хозяйки. «Вы думаете, – прибавляет она, – его бы остановили тогда мои слезы, мои просьбы, моя болезнь, моя смерть, может быть, с тоски, наша нищета? Преспокойно бы перешагнул через все препятствия». Так открывается «второй характер» Раскольникова, прямо противоположный первому. Значит, он обманывал себя, говоря, что идет на грех ради счастья матери; ведь он «преспокойно перешагнул бы» через ее смерть из-за простого каприза.

Герой угадывает, что Порфирий его подозревает, и бросает ему вызов. Он не может вынести бездействия и неизвестности. Ему не терпится «померяться силами». При первом свидании со следователем, он излагает свою идею о «необыкновенных людях». «Необыкновенный человек имеет право... т. е. не официальное право, а сам имеет право разрешить своей совести перешагнуть... через иные препятствия». Разумихин схватывает страшную сущность этой теории: «Оригинально в этих идеях то, – говорит он, – что все-таки кровь по совести разрешаешь. Ведь это разрешение крови по совести... это, это, по-моему, страшнее, чем бы официальное разрешение кровь проливать, законное». Страшно, что теория Раскольникова не просто отрицает христианскую мораль, а ставит на ее место другую, антихристианскую. «Сильный человек» – не бессовестный: у него своя совесть, разрешающая кровь. Гордый демон печален в одиноком величии. «Истинно великие люди, мне кажется, – говорит Раскольников, – должны ощущать на свете великую грусть». Вся трагедия человекобожества выражена в этих немногих словах.

И вдруг срыв: после первого поединка – полное самоуничижение героя; к нему приходит мещанин и «тихим, но ясным и отчетливым голосом» говорит: «убивец». Кто этот человек и что он видел? Значит, есть улики? Значит, он и убить-то не сумел? «И как смел я, зная себя, предчувствуя себя , брать топор и кровавиться...». Нет, он не сильный человек. «Я переступить поскорее хотел... я не человека убил, я принцип убил! Принцип-то я и убил, а переступить-то не переступил, на той стороне остался».... Сомнение в себе и неверие в свои силы доказывают его постыдную слабость. Нет, он не Наполеон, а «эстетическая вошь», «еще сквернее и гаже, чем убитая вошь. «О, пошлость! О, подлость! О, как я понимаю «пророка» с саблей, на коне: велит Аллах и повинуйся «дрожащая тварь»! Кризис завершается страшным сном . Раскольников ударяет старуху топором по темени, а она наклоняет голову и «заливается тихим, неслышным смехом». Жертва смеется над убийцей: она жива. Он ударяет вновь и вновь; она смеется сильнее. Ее нельзя убить: она – бессмертна . Еще так недавно Раскольников насмешливо прощался с ней навсегда: «Довольно, матушка, пора и на покой!», и вот все люди вокруг него, как мертвецы, а мертвая – жива. От живых он себя отрезал, «как будто ножницами», а с ней ему не расстаться: навеки соединены... кровью.

Третий акт трагедии (четвертая часть ) доводит борьбу Раскольникова до кульминационной точки. Герой видимо торжествует, но победа его – скрытое поражение. Он просыпается от страшного сна: перед ним стоит Свидригайлов , оскорбитель его сестры. Раскольников трагически расколот: в нем – «два противоположных характера». «Сильный человек» судорожно борется в нем с гуманистом, мучительно освобождается от «принципов» и «идеалов». Свидригайлов – тот же Раскольников, но уже окончательно «исправленный» от всяких предрассудков. Он воплощает одну из возможностей судьбы героя. Между ними – метафизическое сходство. «Между нами есть какая-то точка общая, говорит Свидригайлов... – Мы одного поля ягоды ». Они идут по одному пути, но Свидригайлов свободнее и смелее Раскольникова и доходит до конца. Студент «переступил», «по совести разрешил кровь», а все-таки продолжает держаться за «гуманность», «справедливость», «высокое и прекрасное».

Преступление и наказание. Художественный фильм 1969 г. 2 серия

Свидригайлов говорит Раскольникову, что вечность мерещится ему вроде деревенской бани: «Закоптелая, и по всем углам пауки». Тот с отвращением спрашивает: «И неужели, неужели вам ничего не представляется утешительнее и справедливее этого?». Свидригайлов издевается: ему ли, убийце, говорить о справедливости! Ему ли проповедовать нравственность! Какое лицемерие! Почему он не хочет передать Дуне десять тысяч от ее оскорбителя? Ведь «цель оправдывает средства»! Раскольников отменил старую мораль, а все еще цепляется за красоту, благородство и прочий гуманистический хлам. Свидригайлов последовательнее: добро и зло – относительны, все позволено – все безразлично. Остается только мировая скука и пошлость. И ему скучно: он развлекался, как мог: был шулером, сидел в тюрьме, продал себя за 30 тысяч своей покойной жене. Может быть, полетит на воздушном шаре или отправится в экспедицию на Северный полюс. Ему являются привидения, клочки других миров, но какие пошлые! Скука Свидригайлова не психологическая, а метафизическая. Крайности сходятся, добро и зло неразличимы, – дурная бесконечность, безразличие и бессмыслица. Свидригайлов не злодей: он великодушно отпускает Дуню, раздает деньги, помогает Мармеладовым. Он испытывает свою свободу во зле и не находит ей предела. Страсть к Дуне на время занимает его. Он стреляется со скуки. Сверхчеловеку нечего делать среди людей. Его сила не находит себе точки приложения и истребляет сама себя.

Свидригайлов – сладострастник: на его совести страшные преступления: убийство жены, самоубийство слуги Филиппа и четырнадцатилетней, оскорбленной им, девочки. Он любит грязный разврат, но совесть его спокойна, и у него «свежий цвет лица». Он поставлен рядом с Раскольниковым, как его темный двойник; он порожден кошмаром героя, выходит из его сна. Герой спрашивает Разумихина: «Ты его точно видел – ясно видел? Гм... то-то. А то знаешь, мне подумалось... мне все кажется, что это, может быть, и фантазия...». Так же и Иван Карамазов после кошмара спрашивает Алешу , видел ли он его посетителя. Свидригайлов – «чёрт» Раскольникова.

Встреча с двойником – новый этап сознания героя. Поверив в свое поражение («Не Наполеон , а вошь»), он начинает терять чувство реальности; живет в бреду, не различает сна от яви (явление Свидригайлова). Действие стремительно движется к развязке.

Сцене со Свидригайловым противопоставляется сцена с Соней, злому ангелу – добрый, «бане с пауками» – воскресение Лазаря. Свидригайлов показал Раскольникову, что демонический путь ведет к скуке небытия. Соня указывает на другой путь, открывает образ Того, кто сказал: «Я есмь путь». Только чудо может спасти убийцу, и Соня страстно молит о чуде. Так же, как беседа со Свидригайловым, диалог с Соней взлетает в метафизическую высь. На аргументы героя о бессмысленности жертвы, бесполезности сострадания и неизбежности гибели Соня отвечает верой в чудо . «Бог, Бог такого ужаса не допустит». – «Да, может, и Бога-то совсем нет», с каким-то даже злорадством ответил Раскольников». Вдруг он просит Соню прочесть ему в Евангелии «про Лазаря». Соня читает. Она верит, что «и он, он – ослепленный и неверующий, он тоже сейчас услышит, он тоже уверует, да, да сейчас же, теперь же». Чтение кончено. Раскольников получил ответ на свой молчаливый вопрос: «Что она, уж не чуда ли ждет? И наверно, так. Разве это не признак помешательства?». Чудо не произошло. Убийца не уверовал, а только убедился, что Соня – сумасшедшая: верит в воскресение четырехдневного мертвеца!

Он называет Соню «великой грешницей», она такая же проклятая, как и он. «Ты загубила жизнь... свою (это все равно)».

В этих страшных трех словах в скобках (это все равно) – бесовская ложь и злоба. Положить душу свою за други свои все равно, что загубить душу ближнего! Соня в ужасе спрашивает: «Что же, что же делать?». – «Что делать? – отвечает демон. – Сломать что надо раз навсегда, да и только; и страдание взять на себя. Что? Не понимаешь? После поймешь. Свободу и власть, а главное, власть! Над всею дрожащею тварью и над всем муравейником»! Чтение Евангелия вызывает взрыв дьявольской гордыни. Воскресению противопоставляется разрушение («сломать что надо»), смирению – властолюбие, лику Богочеловека – образ человекобога.

Второй поединок с Порфирием Петровичем начинается с гордого вызова преступника. Он требует «допроса по форме». Следователь подробно анализирует его поведение после убийства, перечисляет его промахи и доказывает, что «он психологически не убежит». Ненависть допрашиваемого растет с каждой минутой. Наконец, он не выдерживает. «Лжешь ты все, – завопил Раскольников, – лжешь, полишинель проклятый... Ты лжешь и дразнишь меня, чтоб я себя выдал!». И вдруг неожиданная перипетия. Порфирий хотел изобличить убийцу показанием мещанина, но вместо того красильщик Миколка признается в убийстве старухи. Раскольников издевается над уликами следователя, над его «психологией о двух концах». «Теперь мы! еще поборемся!», восклицает он гордо.

Четвертый акт (пятая часть ) – замедление действия перед катастрофой. Большая часть его заполнена драматической массовой сценой поминок по Мармеладове. Во втором свидании с Соней изображается последняя стадия самосознания сильного человека. «Хлам» гуманной мотивации преступления с презрением отбрасывается. «Вздор! Я просто убил! для себя убил, для себя одного »,заявляет Раскольников. Он делал опыт, решал загадку своей личности. «Мне надо было узнать, и поскорее узнать, вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли переступить или не смогу? Тварь ли я дрожащая или право имею?». К человеческому «стаду» он питает величайшее презрение. «Дрожащая тварь» должна повиноваться железному жезлу. Сильный человек восстает на порядок мира... «Мне вдруг ясно, как солнце, представилось, что как же это ни единый до сих пор не посмел и не смеет, проходя мимо всей этой нелепости, взять просто напросто все за хвост и стряхнуть к чёрту. Я... Я захотел осмелиться и убил». Раскольников продолжает бунт человека из подполья («а не столкнуть ли нам все это благоразумие... к чёрту») и прокладывает дорогу деспотизму Великого Инквизитора . Мораль силы приводит к философии насилия. Сверхчеловек раскрывается, как князь мира сего – антихрист. Раскольников презрительно резюмирует: «Я хотел Наполеоном сделаться, оттого и убил». Ошибку свою он признает: кто сомневается в своем праве на власть, тот этого права неимеет, значит, он тоже «вошь», как и все. «Разве я старушонку убил? Я себя убил». Соня говорит: «Вас Бог поразил – дьяволу предал». Убийца охотно принимает такое объяснение: «Я ведь и сам знаю, что меня чёрт тащил... А старушонку эту чёрт убил, а не я». О, теперь ему безразлично, кто виноват в его поражении – чёрт или Бог. Раз он – «вошь», почему не признать, что кто-то над ним посмеялся? Соня велит ему поцеловать землю, донести на себя, «страданье принять и искупить им себя». Ни в какое страданье и искупление он не верит. Сонина любовь вызывает в нем «едкую ненависть». Он донесет на себя, потому что он «трус и подлец», но никогда не смирится и не покается. Снова вспыхивает в нем гордость: «Может, я еще человек, а не вошь, и поторопился себя осудить. Я еще поборюсь».

От своей теории силы ивласти он не отказывается. «Соня поняла, что этот мрачный катехизис стал его верой и законом».

Пятый акт (шестая часть ) – катастрофа. Автор параллельно изображает гибель двух «сильных людей», Раскольникова и Свидригайлова. Убийца предчувствует свой конец: он находится в полубредовом состоянии, скитается без цели по улицам, сидит в трактире, спит где-то в кустах... «Он начал задыхаться без выхода, в тесноте». Приход Порфирия Петровича разрешает это напряжение. Следователь анализирует весь «психологический процесс преступления» и дает ему историческое определение. «Тут дело фантастическое, мрачное, дело современное, нашего времени случай-с, когда помутилось сердце человеческое, когда цитируется фраза, что «кровь освежает»... Тут книжные мечты-с, тут теоретически раздраженное сердце». Задыхаясь, Раскольников спрашивает: «Так... кто же... убил?». «Порфирий Петрович даже отшатнулся на спинку стула, точно уж так неожиданно и он был изумлен вопросом». «Как, кто убил? – проговорил он, точно не веря ушам своим: – Да вы убили, Родион Романович! Вы и убили-с».

После поражения «сильной личности», следует разоблачение ее. Порфирия Петровича сменяет Свидригайлов. Первый доказал теоретическую ошибку Раскольникова («книжная мечта»), второй вскрывает его нравственное лицемерие. «Нет, я про то, говорит он, что вы вот все охаете, да охаете. Шиллер-то в вас ощущается поминутно. Если же убеждены, что у дверей нельзя подслушивать, а старушонок можно лущить чем попало, в свое удовольствие, так уезжайте куда-нибудь поскорее в Америку! Понимаю, какие у вас вопросы» в ходу: нравственные что ли? Вопросы гражданина и человека? А вы их побоку; зачем они вам теперь-то? Хе! Хе! Потому что вы еще гражданин и человек? А коли так, так и соваться не надо было: нечего не за свое дело браться».

Двойник-Свидригайлов издевается над Раскольниковым так же, как двойник-чёрт потешается над Иваном Карамазовым . Оба они – воплощенное сомнение в себе сильного человека. Герою остается или застрелиться, или учинить явку. На самоубийство у него не хватает решимости, и он доносит на себя. Это не раскаяние, а малодушие: наказание для него – «ненужный стыд» и «бессмысленное страдание». Он презрительно думает: «Каким же это процессом может так произойти, что я наконец... смирюсь, убеждением смирюсь?».

Раскольников приходит к Соне за крестом, озлобленный и мрачный: «Это значит символ того, что крест беру на себя, хе-хе». Кощунственный смех и ненависть к Соне, посылающей его на позорную гибель... Помня слова ее: «поклонись народу», он падает на колени на улице, но сказать: «я убил» так и не может. Входит в полицейскую контору и возвращается; видит во дворе Соню, снова идет в контору и, наконец, заявляет: «Это я убил тогда старуху-чиновницу и сестру ее Лизавету топором и ограбил».

* * *

Трагедия Раскольникова завершается эпилогом . Преступник уже полтора года на каторге. Соня пошла за ним в Сибирь, но он «мучит ее своим презрительным и грубым обращением». Изменился ли он? Нет, он тот же, одинокий, угрюмый, гордый. «Он строго судил себя и ожесточенная совесть его не нашла никакой особенно ужасной вины в его прошедшем, кроме разве простого промаху, который со всяким мог случиться... Он не раскаивался в своем преступлении ».

«Ну, чем мой поступок кажется им так безобразен? – говорил он себе. Тем, что он – злодеяние? Что значит слово злодеяние? Совесть моя спокойна ».В словах «совесть моя спокойна» открывается вдруг последняя правда о Раскольникове. Он хотел испытать свою силу и узнал, что она безгранична, хотел «переступить» и переступил, хотел доказать, что моральный закон для него не писан, что он стоит по ту сторону добра и зла, и вот – совесть его спокойна. Погиб он не только оттого, что его «замучило разъединение с людьми», о нет, он любит свое гордое одиночество, и не только оттого, что «нервы не выдержали», «натура сдала». У него сил хватило бы. Недаром Порфирий считает его «бесстрашным бойцом», а Свидригайлов говорит ему: «Вы и сами порядочный циник. Матерьял, по крайней мере, заключаете в себе огромный. Сознавать много можете, много, ну, да вы и делать-то много можете ».И не оттого он погиб, что поймал его Порфирий своей «психологией о двух концах». Не страшен ему и Порфирий. Только на каторге понял он причину своей гибели. «Он стыдился именно того, что он, Раскольников, погиб так слепо, безнадежно, глухо и глупо, по какому-то приговору слепой судьбы ».Эта черта завершает его величественный образ. У сильного человека нет достойных противников, один у него враг – судьба. Раскольников погиб, как трагический герой в борьбе со слепым Роком.

«Преступление и наказание» воскрешает в форме современного романа искусство античной трагедии . История Раскольникова – новое воплощение мифа о восстании Прометея и о гибели трагического героя в борьбе с Роком. Но у Достоевского, великого христианского писателя, метафизический смысл мифа бездонно углублен. Последний суд над «сильным человеком» автор вручает русскому народу. Каторжники возненавидели Раскольникова. Однажды они «все разом напали на него с остервенением: «Ты безбожник! Ты в Бога не веруешь! – кричали ему. Убить тебя надо!».

Народный суд выражает религиозную идею романа. У Раскольникова «помутилось сердце», он перестал верить в Бога. Для Достоевского безбожие неизбежно оборачивается человекобожием. Если нет Бога, я сам бог. «Сильный человек» возжаждал освобождения от Бога – и достиг его; свобода его оказалась беспредельной. Но в беспредельности ждала его гибель: свобода от Бога раскрылась, как чистый демонизм; отречение от Христа, как рабство Року. Проследив пути безбожной свободы, автор подводит нас к религиозной основе своего мировоззрения: нет другой свободы, кроме свободы во Христе; неверующий во Христа подвластен Року.

Почувствовав это, Раскольников на каторге, после болезни, бросается к ногам Сони... и любит. «В их больных и бледных лицах уже сияла заря обновленного будущего, полного воскресения в новую жизнь. Их воскресила любовь». «Тут начинается новая история», – говорит Достоевский. Роман кончается предсказанием «обновления» героя.

Роман в шести частях с эпилогом

Часть первая

I

В начале июля, в чрезвычайно жаркое время, под вечер, один молодой человек вышел из своей каморки, которую нанимал от жильцов в С — м переулке, на улицу и медленно, как бы в нерешимости, отправился к К — ну мосту. Он благополучно избегнул встречи с своею хозяйкой на лестнице. Каморка его приходилась под самою кровлей высокого пятиэтажного дома и походила более на шкаф, чем на квартиру. Квартирная же хозяйка его, у которой он нанимал эту каморку с обедом и прислугой, помещалась одною лестницей ниже, в отдельной квартире, и каждый раз, при выходе на улицу, ему непременно надо было проходить мимо хозяйкиной кухни, почти всегда настежь отворенной на лестницу. И каждый раз молодой человек, проходя мимо, чувствовал какое-то болезненное и трусливое ощущение, которого стыдился и от которого морщился. Он был должен кругом хозяйке и боялся с нею встретиться. Не то чтоб он был так труслив и забит, совсем даже напротив; но с некоторого времени он был в раздражительном и напряженном состоянии, похожем на ипохондрию. Он до того углубился в себя и уединился от всех, что боялся даже всякой встречи, не только встречи с хозяйкой. Он был задавлен бедностью; но даже стесненное положение перестало в последнее время тяготить его. Насущными делами своими он совсем перестал и не хотел заниматься. Никакой хозяйки, в сущности, он не боялся, что бы та ни замышляла против него. Но останавливаться на лестнице, слушать всякий вздор про всю эту обыденную дребедень, до которой ему нет никакого дела, все эти приставания о платеже, угрозы, жалобы, и при этом самому изворачиваться, извиняться, лгать, — нет уж, лучше проскользнуть как-нибудь кошкой по лестнице и улизнуть, чтобы никто не видал. Впрочем, на этот раз страх встречи с своею кредиторшей даже его самого поразил по выходе на улицу. «На какое дело хочу покуситься и в то же время каких пустяков боюсь! — подумал он с странною улыбкой. — Гм... да... всё в руках человека, и всё-то он мимо носу проносит, единственно от одной трусости... это уж аксиома... Любопытно, чего люди больше всего боятся? Нового шага, нового собственного слова они всего больше боятся... А впрочем, я слишком много болтаю. Оттого и ничего не делаю, что болтаю. Пожалуй, впрочем, и так: оттого болтаю, что ничего не делаю. Это я в этот последний месяц выучился болтать, лежа по целым суткам в углу и думая... о царе Горохе. Ну зачем я теперь иду? Разве я способен на это ? Разве это серьезно? Совсем не серьезно. Так, ради фантазии сам себя тешу; игрушки! Да, пожалуй что и игрушки!» На улице жара стояла страшная, к тому же духота, толкотня, всюду известка, леса, кирпич, пыль и та особенная летняя вонь, столь известная каждому петербуржцу, не имеющему возможности нанять дачу, — всё это разом неприятно потрясло и без того уже расстроенные нервы юноши. Нестерпимая же вонь из распивочных, которых в этой части города особенное множество, и пьяные, поминутно попадавшиеся, несмотря на буднее время, довершили отвратительный и грустный колорит картины. Чувство глубочайшего омерзения мелькнуло на миг в тонких чертах молодого человека. Кстати, он был замечательно хорош собою, с прекрасными темными глазами, темно-рус, ростом выше среднего, тонок и строен. Но скоро он впал как бы в глубокую задумчивость, даже, вернее сказать, как бы в какое-то забытье, и пошел, уже не замечая окружающего, да и не желая его замечать. Изредка только бормотал он что-то про себя, от своей привычки к монологам, в которой он сейчас сам себе признался. В эту же минуту он и сам сознавал, что мысли его порою мешаются и что он очень слаб: второй день как уж он почти совсем ничего не ел. Он был до того худо одет, что иной, даже и привычный человек, посовестился бы днем выходить в таких лохмотьях на улицу. Впрочем, квартал был таков, что костюмом здесь было трудно кого-нибудь удивить. Близость Сенной, обилие известных заведений и, по преимуществу, цеховое и ремесленное население, скученное в этих серединных петербургских улицах и переулках, пестрили иногда общую панораму такими субъектами, что странно было бы и удивляться при встрече с иною фигурой. Но столько злобного презрения уже накопилось в душе молодого человека, что, несмотря на всю свою, иногда очень молодую, щекотливость, он менее всего совестился своих лохмотьев на улице. Другое дело при встрече с иными знакомыми или с прежними товарищами, с которыми вообще он не любил встречаться... А между тем, когда один пьяный, которого неизвестно почему и куда провозили в это время по улице в огромной телеге, запряженной огромною ломовою лошадью, крикнул ему вдруг, проезжая: «Эй ты, немецкий шляпник!» — и заорал во всё горло, указывая на него рукой, — молодой человек вдруг остановился и судорожно схватился за свою шляпу. Шляпа эта была высокая, круглая, циммермановская, но вся уже изношенная, совсем рыжая, вся в дырах и пятнах, без полей и самым безобразнейшим углом заломившаяся на сторону. Но не стыд, а совсем другое чувство, похожее даже на испуг, охватило его. «Я так и знал! — бормотал он в смущении, — я так и думал! Это уж всего сквернее! Вот эдакая какая-нибудь глупость, какая-нибудь пошлейшая мелочь, весь замысел может испортить! Да, слишком приметная шляпа... Смешная, потому и приметная... К моим лохмотьям непременно нужна фуражка, хотя бы старый блин какой-нибудь, а не этот урод. Никто таких не носит, за версту заметят, запомнят... главное, потом запомнят, ан и улика. Тут нужно быть как можно неприметнее... Мелочи, мелочи главное!.. Вот эти-то мелочи и губят всегда и всё...» Идти ему было немного; он даже знал, сколько шагов от ворот его дома: ровно семьсот тридцать. Как-то раз он их сосчитал, когда уж очень размечтался. В то время он и сам еще не верил этим мечтам своим и только раздражал себя их безобразною, но соблазнительною дерзостью. Теперь же, месяц спустя, он уже начинал смотреть иначе и, несмотря на все поддразнивающие монологи о собственном бессилии и нерешимости, «безобразную» мечту как-то даже поневоле привык считать уже предприятием, хотя всё еще сам себе не верил. Он даже шел теперь делать пробу своему предприятию, и с каждым шагом волнение его возрастало всё сильнее и сильнее. С замиранием сердца и нервною дрожью подошел он к преогромнейшему дому, выходившему одною стеной на канаву, а другою в — ю улицу. Этот дом стоял весь в мелких квартирах и заселен был всякими промышленниками — портными, слесарями, кухарками, разными немцами, девицами, живущими от себя, мелким чиновничеством и проч. Входящие и выходящие так и шмыгали под обоими воротами и на обоих дворах дома. Тут служили три или четыре дворника. Молодой человек был очень доволен, не встретив ни которого из них, и неприметно проскользнул сейчас же из ворот направо на лестницу. Лестница была темная и узкая, «черная», но он всё уже это знал и изучил, и ему вся эта обстановка нравилась: в такой темноте даже и любопытный взгляд был неопасен. «Если о сю пору я так боюсь, что же было бы, если б и действительно как-нибудь случилось до самого дела дойти?..» — подумал он невольно, проходя в четвертый этаж. Здесь загородили ему дорогу отставные солдаты-носильщики, выносившие из одной квартиры мебель. Он уже прежде знал, что в этой квартире жил один семейный немец, чиновник: «Стало быть, этот немец теперь выезжает, и, стало быть, в четвертом этаже, по этой лестнице и на этой площадке, остается, на некоторое время, только одна старухина квартира занятая. Это хорошо... на всякой случай...» — подумал он опять и позвонил в старухину квартиру. Звонок брякнул слабо, как будто был сделан из жести, а не из меди. В подобных мелких квартирах таких домов почти всё такие звонки. Он уже забыл звон этого колокольчика, и теперь этот особенный звон как будто вдруг ему что-то напомнил и ясно представил... Он так и вздрогнул, слишком уже ослабели нервы на этот раз. Немного спустя дверь приотворилась на крошечную щелочку: жилица оглядывала из щели пришедшего с видимым недоверием, и только виднелись ее сверкавшие из темноты глазки. Но увидав на площадке много народу, она ободрилась и отворила совсем. Молодой человек переступил через порог в темную прихожую, разгороженную перегородкой, за которою была крошечная кухня. Старуха стояла перед ним молча и вопросительно на него глядела. Это была крошечная, сухая старушонка, лет шестидесяти, с вострыми и злыми глазками, с маленьким вострым носом и простоволосая. Белобрысые, мало поседевшие волосы ее были жирно смазаны маслом. На ее тонкой и длинной шее, похожей на куриную ногу, было наверчено какое-то фланелевое тряпье, а на плечах, несмотря на жару, болталась вся истрепанная и пожелтелая меховая кацавейка. Старушонка поминутно кашляла и кряхтела. Должно быть, молодой человек взглянул на нее каким-нибудь особенным взглядом, потому что и в ее глазах мелькнула вдруг опять прежняя недоверчивость. — Раскольников, студент, был у вас назад тому месяц, — поспешил пробормотать молодой человек с полупоклоном, вспомнив, что надо быть любезнее. — Помню, батюшка, очень хорошо помню, что вы были, — отчетливо проговорила старушка, по-прежнему не отводя своих вопрошающих глаз от его лица. — Так вот-с... и опять, по такому же дельцу... — продолжал Раскольников, немного смутившись и удивляясь недоверчивости старухи. «Может, впрочем, она и всегда такая, да я в тот раз не заметил», — подумал он с неприятным чувством. Старуха помолчала, как бы в раздумье, потом отступила в сторону и, указывая на дверь в комнату, произнесла, пропуская гостя вперед: — Пройдите, батюшка. Небольшая комната, в которую прошел молодой человек, с желтыми обоями, геранями и кисейными занавесками на окнах, была в эту минуту ярко освещена заходящим солнцем. «И тогда , стало быть, так же будет солнце светить!..» — как бы невзначай мелькнуло в уме Раскольникова, и быстрым взглядом окинул он всё в комнате, чтобы по возможности изучить и запомнить расположение. Но в комнате не было ничего особенного. Мебель, вся очень старая и из желтого дерева, состояла из дивана с огромною выгнутою деревянною спинкой, круглого стола овальной формы перед диваном, туалета с зеркальцем в простенке, стульев по стенам да двух-трех грошовых картинок в желтых рамках, изображавших немецких барышень с птицами в руках, — вот и вся мебель. В углу перед небольшим образом горела лампада. Всё было очень чисто: и мебель, и полы были оттерты под лоск; всё блестело. «Лизаветина работа», — подумал молодой человек. Ни пылинки нельзя было найти во всей квартире. «Это у злых и старых вдовиц бывает такая чистота», — продолжал про себя Раскольников и с любопытством покосился на ситцевую занавеску перед дверью во вторую, крошечную комнатку, где стояли старухины постель и комод и куда он еще ни разу не заглядывал. Вся квартира состояла из этих двух комнат. — Что угодно? — строго произнесла старушонка, войдя в комнату и по-прежнему становясь прямо перед ним, чтобы глядеть ему прямо в лицо. — Заклад принес, вот-с! — И он вынул из кармана старые плоские серебряные часы. На оборотной дощечке их был изображен глобус. Цепочка была стальная. — Да ведь и прежнему закладу срок. Еще третьего дня месяц как минул. — Я вам проценты еще за месяц внесу; потерпите. — А в том моя добрая воля, батюшка, терпеть или вещь вашу теперь же продать. — Много ль за часы-то, Алена Ивановна? — А с пустяками ходишь, батюшка, ничего, почитай, не стоит. За колечко вам прошлый раз два билетика внесла, а оно и купить-то его новое у ювелира за полтора рубля можно. — Рубля-то четыре дайте, я выкуплю, отцовские. Я скоро деньги получу. — Полтора рубля-с и процент вперед, коли хотите-с. — Полтора рубля! — вскрикнул молодой человек. — Ваша воля. — И старуха протянула ему обратно часы. Молодой человек взял их и до того рассердился, что хотел было уже уйти; но тотчас одумался, вспомнив, что идти больше некуда и что он еще и за другим пришел. — Давайте! — сказал он грубо. Старуха полезла в карман за ключами и пошла в другую комнату за занавески. Молодой человек, оставшись один среди комнаты, любопытно прислушивался и соображал. Слышно было, как она отперла комод. «Должно быть, верхний ящик, — соображал он. — Ключи она, стало быть, в правом кармане носит... Все на одной связке, в стальном кольце... И там один ключ есть всех больше, втрое, с зубчатою бородкой, конечно, не от комода... Стало быть, есть еще какая-нибудь шкатулка, али укладка... Вот это любопытно. У укладок всё такие ключи... А впрочем, как это подло всё...» Старуха воротилась. — Вот-с, батюшка: коли по гривне в месяц с рубля, так за полтора рубля причтется с вас пятнадцать копеек, за месяц вперед-с. Да за два прежних рубля с вас еще причитается по сему же счету вперед двадцать копеек. А всего, стало быть, тридцать пять. Приходится же вам теперь всего получить за часы ваши рубль пятнадцать копеек. Вот получите-с. — Как! так уж теперь рубль пятнадцать копеек! — Точно так-с. Молодой человек спорить не стал и взял деньги. Он смотрел на старуху и не спешил уходить, точно ему еще хотелось что-то сказать или сделать, но как будто он и сам не знал, что именно... — Я вам, Алена Ивановна, может быть, на днях, еще одну вещь принесу... серебряную... хорошую... папиросочницу одну... вот как от приятеля ворочу... — Он смутился и замолчал. — Ну тогда и будем говорить, батюшка. — Прощайте-с... А вы всё дома одни сидите, сестрицы-то нет? — спросил он как можно развязнее, выходя в переднюю. — А вам какое до нее, батюшка, дело? — Да ничего особенного. Я так спросил. Уж вы сейчас... Прощайте, Алена Ивановна! Раскольников вышел в решительном смущении. Смущение это всё более и более увеличивалось. Сходя по лестнице, он несколько раз даже останавливался, как будто чем-то внезапно пораженный. И наконец, уже на улице, он воскликнул: «О боже! как это всё отвратительно! И неужели, неужели я... нет, это вздор, это нелепость! — прибавил он решительно. — И неужели такой ужас мог прийти мне в голову? На какую грязь способно, однако, мое сердце! Главное: грязно, пакостно, гадко, гадко!.. И я, целый месяц...» Но он не мог выразить ни словами, ни восклицаниями своего волнения. Чувство бесконечного отвращения, начинавшее давить и мутить его сердце еще в то время, как он только шел к старухе, достигло теперь такого размера и так ярко выяснилось, что он не знал, куда деться от тоски своей. Он шел по тротуару как пьяный, не замечая прохожих и сталкиваясь с ними, и опомнился уже в следующей улице. Оглядевшись, он заметил, что стоит подле распивочной, в которую вход был с тротуара по лестнице вниз, в подвальный этаж. Из дверей, как раз в эту минуту, выходили двое пьяных и, друг друга поддерживая и ругая, взбирались на улицу. Долго не думая, Раскольников тотчас же спустился вниз. Никогда до сих пор не входил он в распивочные, но теперь голова его кружилась, и к тому же палящая жажда томила его. Ему захотелось выпить холодного пива, тем более что внезапную слабость свою он относил и к тому, что был голоден. Он уселся в темном и грязном углу, за липким столиком, спросил пива и с жадностию выпил первый стакан. Тотчас же всё отлегло, и мысли его прояснели. «Всё это вздор, — сказал он с надеждой, — и нечем тут было смущаться! Просто физическое расстройство! Один какой-нибудь стакан пива, кусок сухаря, — и вот, в один миг, крепнет ум, яснеет мысль, твердеют намерения! Тьфу, какое всё это ничтожество!..» Но, несмотря на этот презрительный плевок, он глядел уже весело, как будто внезапно освободясь от какого-то ужасного бремени, и дружелюбно окинул глазами присутствующих. Но даже и в эту минуту он отдаленно предчувствовал, что вся эта восприимчивость к лучшему была тоже болезненная.
Выбор редакции
СИТУАЦИЯ: Работник, занятый во вредных условиях труда, был направлен на обязательный периодический медицинский осмотр. Но в назначенное...

Федеральный закон № 402-ФЗ от 06.12.2011 в статье 9 предусматривает для коммерческих предприятий свободный выбор форм первичной...

Продолжительность рабочего времени медицинских работников строго контролируется Трудовым кодексом. Установлены определённые часы, на...

Сведений о семье в биографии политолога Сергея Михеева крайне мало. Зато карьерные достижения помогли снискать, как поклонников...
Президент Института Ближнего Востока Евгений Сатановский в ходе беседы с журналистами во время представления своей книги «Диалоги»,...
В истории Новосибирской области - история нашей страны. Все эпохи здесь… И радующие археологов древние поселения, и первые остроги, и...
ИСТОЧНИК: http://portalus.ru (c) Н.Л. ШЕХОВСКАЯ, (c) Более полувека назад, предвидя суть грядущих преобразований в России,...
30 января опубликован Приказ налоговой службы No ММВ-7-11/19@ от 17 января 2018 г. На основании этого с 10 февраля 2-НДФЛ 2018 заполняют...
В настоящее время страхователи обязаны сдавать в Пенсионный фонд следующую отчетность:Расчет по форме РСВ-1 – ежеквартальный расчет по...