Туземное право на город. Корпоративная городская политика

Анна Желнина, Анисья Хохлова, Елена Тыканова, Олег Паченков (эксперты проекта «Лаборатория городских исследований» (ГорЛабор), Центр независимых социологических исследований (ЦНСИ))

В последние несколько месяцев в связи с выборными дискуссиями неожиданно обострился еще один вопрос: кому принадлежит городское пространство и как это право реализовать на практике?

Сразу после парламентских выборов 4 декабря российские горожане вышли на улицы и площади, чтобы выразить свое несогласие и продемонстрировать единство. Эти попытки, однако, не всегда находили понимание: сотрудники правоохранительных органов задерживали протестующих, городские власти отказывались согласовывать заявки оппозиционеров, и т.п. В Петербурге, например, возник еще и вопрос о том, куда вообще можно пойти: больших и удобных площадей в центре города практически нет. Исключая Дворцовую площадь, сборища на всех остальных просторных площадках либо находятся в стороне от символически значимого «исторического центра», либо мешают движению пешеходов и автомобилей.

В свое время премьер В.В. Путин в свойственной ему популистской манере противопоставил митинги «несогласных» интересам «больных детей». Однако, этот беспроигрышный риторический ход ситуацию с локализацией протестов в городском пространстве на исправил. В феврале 2012-го В.В.Путин снова был вынужден обратиться к этой теме, и предложил «по примеру некоторых наших соседей в Европе найти место достойное, по типу Гайд-парка, и там всем, кто хочет, дать возможность высказываться по всем вопросам абсолютно открыто».

Вопрос о том, кто, где и как может высказываться, отнюдь не праздный. Общеизвестно, что в 31-й статье Конституции РФ закреплено право граждан на свободу собраний. Кроме того, открытые городские территории являются общедоступным, т.е. не принадлежащим какому-либо частному собственнику, ресурсом, которым могут пользоваться все желающие. Однако фактически у горожан есть лишь это эфемерное право «собираться» в том месте, где они посчитают нужным - но, по возможности молча - не митинговать, не высказывать свое мнение, не отстаивать свои права.

Оправдывая право на городское пространство, горожане и власти пользуются диаметрально противоположной аргументацией. Городские власти чаще всего обращаются к юридическим предписаниям, в то время как активные горожане упирают не на законность, но на легитимность собраний, подкрепляя свои претензии личными воспоминаниями, обращением к истории города, фольклором, легендами. Для жителей безусловным a priori является право на собрание и статус общественного пространства города как безусловно общедоступного для любого желающего там находиться и высказываться. Власти в ответ виртуозно пользуются техническими деталями, связанными с местом, временем и форматом происходящего, как поводом отменить мероприятие вовсе, превращая тем самым городское пространство из общедоступного в закрытое, контролируемое, запретное.

Дискуссия о праве на город (the right to the city) - одна из наиболее актуальных в современных городских исследованиях. Термин «право на город» предложил в середине ХХ века французский марксист Анри Лефевр, который понимал под этим словосочетанием не просто право горожан выходить на улицы или пользоваться многообразными возможностями городской жизни, но и их право «обживать» город, поддерживая комфортные для себя привычки и традиции, отстаивать свои представления о должном политическом, экономическом и инфраструктурном развитии города, заявлять о своих интересах и быть услышанными. Как пишет Дэвид Харви, «право на город - это гораздо больше, чем просто индивидуальная свобода доступа к городским ресурсам: это наше право менять самих себя, меняя город» (Harvey D. The Right to the City// New Left Review, 53, September - October 2008 .).

Участники митингов и шествий «За честные выборы», трансформируя городскую среду, преодолевая трудности и запреты, пытаются изменить себя (создать новое сообщество граждан) и город (сделать его более открытым для людей и высказываний). Трудно удержаться от соблазна провести параллель между российскими митингами и глобальным движением «Оккупируй (Уолл Стрит)!», хотя за сходством здесь кроется и масса различий - от повода для недовольства, до формы выражения и состава протестующих. Сходства и различия «Болотной площади» и «Оккупируй..!» безусловно достойны более глубокого анализа и обсуждения, к которому мы призываем участников дискуссии«.

Разумеется, политический протест - лишь одна из форм реализации права на город. Все общественные движения, оспаривающие захват территорий крупным бизнесом (протесты против строительства Охта-центра в Санкт-Петербурге) или выступающие против вырубки зеленых насаждений (движение в защиту Химкинского леса), одновременно являются попытками горожан обрести возможность контроля над своей средой обитания. Т.е. все они - попытки сделать одновременно нечто больше.

Возможно, поэтому предложение Путина создать «Гайд-парк по-русски» некоторые восприняли с опасением: как предложение создать особые «резервации» для реализации того права, которое в идеале должно быть доступно всем, всегда и везде, покуда уважаются права других горожан. Опыт развития крупных городов показывает: публичное место может «сработать» лишь в том случае, если оно конструируется «снизу» - по инициативе граждан и при их активном участии. Власти, в свою очередь, могут лишь среагировать на инициативу ее легальным закреплением, финансовой и информационной поддержкой.

Конечно, сторонники создания «гайд-парков» могут, вслед за премьером-президентом, напомнить о неудобствах, которые митингующие активисты доставляют многим горожанам. Но таковы правила игры в публичном пространстве большого города : здесь каждый должен быть готов уважать право других на самовыражение, что, в конечном счете, гарантирует такое же право и ему. Желающие жить в большом городе и пользоваться его преимуществами должны быть готовы и к определенному дискомфорту, связанному с общедоступностью городского пространства. Именно поэтому общественное пространство - где могут спонтанно встречаться незнакомые и очень разные люди - представляют собой суть большого города и характерного для него образа жизни.

И Лефевр, и Харви отмечают, что внимание к городским проблемам и вопросы, касающиеся обустройства городской среды могут стать тем «клеем», который мобилизует и соберет воедино разрозненных горожан. Собравшись в сообщества, горожане смогут добиться более справедливого соотношения сил в политической и экономической жизни. Кроме того, очевидно, что именно городские общественные движения, фокусирующиеся на вопросах качества жилья, транспортной инфрастуктуры и т.п. в последнее время активизируются и представляют шанс для развития гражданского общества.

Возможно, не «высокая» политическая арена, а конкретное и локальное городское пространство смогут стать основой для реальной и эффективной консолидации тех, кто не удовлетворен ситуацией в стране. Может быть, вместо тщетных попыток делегировать свои интересы политикам, способным их представить, горожане займутся изменением ситуации «здесь и сейчас» - непосредственно вокруг себя, в своих кварталах, районах, городах. Право собираться вместе, обсуждать то, что волнует, формулировать общественное мнение и реализовывать то, о чем согласились - непременное условие изменений, а городское пространство - сцена, на которой эти события развернутся. Осталось определиться со стратегией. Нужны ли нам для реализации своего права на город отведенные властями «гайд-парки» или следует «оккупировать городские пространства»?

Комментарии:

Александр Филиппов (Руководитель Центра фундаментальной социологии НИУ-ВШЭ, главный редактор журнала «Социологическое обозрение») :

Рассуждения о «праве на город» - интересный текст, разве что написанный чересчур быстро. Придираясь к мелочам, можно было бы заметить, что «эфемерное право» собираться «по возможности молча» - формулировка слишком туманная, что a priori бывает лишь безусловным и что «личные воспоминания и легенды» могут выигрывать у юридических предписаний в легитимности, но всегда проиграют в легальности. Однако придираться к мелочам я не буду, потому что существо дела схвачено здесь, в общем, верно, а следовательно, и дискуссия, если она состоится, должна касаться вещей более принципиальных. Дело не только в политической актуальности, хотя актуальность эта - не на неделю и не на месяц. Кажется, мы вступили в новую эпоху, и если ответом на социальное бурление не станут полицейские меры, столь же решительные, сколь и эффективные, это бурление будет заметным феноменом в пространстве больших городов России еще очень и очень долго. Но, повторю, дело не только в этом. \ Анализируя конфликт между горожанами, намеренными собираться в публичных местах, и городскими властями, авторы обращаются к понятию права. У горожан, говорят они, отсылая читателя к авторитетным мнениям Анри Лефевра и Дэвида Харви, есть право на город , то есть на исторически и символически центральные публичные места, а не аналоги Гайд-парка, представляющиеся скорее резервацией публичности, чем решением вопроса по существу. Однако сама идея таких резерваций не совсем пустая: жизнь города сложна, и политические манифестации - не единственное занятие его жителей. Право на город, если оно вообще существует, есть не только у манифестантов.

Очевидно, что проблемы - даже при самой доброй воле всех сторон, а уж тем более при ее дефиците или полном отсутствии, - могут решаться лишь в ходе самого политического процесса, а не за письменным столом теоретика. Посмотрим все же на некоторые теоретические аспекты этих проблем.

Нынешние разговоры о «праве на город» связаны, так или иначе, с борьбой против «глобального капитализма». Это не делает их менее актуальными для нас, однако смысл слов «право на город» надо понимать сообразно общей логике рассуждения и конкретным обстоятельствами ее применения. Зафиксируем вкратце некоторые принципиальные моменты, не выходя за пределы тех аргументов Лефевра и Харви, которым решили довериться авторы.

1. Городское пространство является результатом производства и воспроизводства, оно манифестирует экономические и властные отношения - и как свидетельство того, какими эти отношения были в прошлые эпохи, и как проявление отношений нынешних.

2. Города, утверждает Харви, - это области пространственно-временного закрепления капитала (spatio-temporal fix). Здесь действуют две логики: логика накопления капитала и логика политически-властная. Понимать это надо так, что «региональность кристаллизуется сообразно своей собственной логике из молекулярного процесса накопления капитала в пространстве и времени», а государство пытается «воздействовать на эту динамику своей политикой и мероприятиями» (Harvey D. The New Imperialism. Oxford: Oxdord University Press, 2003. P. 105). Когда логика накопления капитала того требует, появляются новые или радикально преобразуются старые города, а поскольку здесь не обойтись без социальных издержек, требуется политическое вмешательство.

3. Значит ли это, что город для его жителей - это всегда только место грубого и неоправданного насилия со стороны властей? Отнюдь нет, производство пространства - дело сложное и многомерное. Грубо говоря, пространство города, которое не только воспринимается органами чувств или представляется в ментальных конструкция, но и буквально проживается («lived space») - это не просто вместилище каких-то домов и улиц, имеющих актуальное значение и славную историю. Это еще и результат того, что когда-то где-то должно было быть размещено производство, рынки, банки, инфраструктура поставок, места проживания работников и владельцев и многое другое. Но это еще и места борьбы за власть, обустроенные так, чтобы демонстрировать (и обеспечивать в дальнейшем) превосходство властвующих над подвластными, напоминать о победах, являть богатство и мощь.

4. Таким образом, горожане живут в городе, который в определенной, меняющейся степени образован их собственными усилиями, но одновременно есть результат действия чуждых, внешних им сил. Сама «урбанность», говорил Лефевр, носит противоречивый характер. С одной стороны , современные города позволяют приглушить классовую борьбу, распыляя (распределяя в пространстве города, не позволяя концентрироваться) «опасные элементы», города также внушают жителям видимость «объективности», правильности своего устройства (транспортная система и прочие удобства). С другой же стороны , города оказываются местами действий, не ограниченных пространствами фабрик и офисов, пространство города - это пространство борьбы и само есть ставка в борьбе (см.: Lefebvre H. Production of Space. Cambridge: Polity, 1991. P. 386 f.).

5. Борьба за «право на город», говорит Харви, связана с тем, что процесс урбанизации принимает все время новые формы, и города преобразуется с очередным поворотом потоков капитала так, что не только возникают новые пространственно-временные закрепления, но и новые проблемы, слом привычных форм жизни, обнищание и т.п. Поэтому борьба за право на город - это борьба за публичный контроль над процессами, которые, как правило, идут у нас за спиной, носят безличный и всемирный характер.

Мы видим здесь достаточно типичный поворот левой мысли, основные аргументы в борьбе с неолиберализмом, специфическим образом преломленные в социальной географии через проблематику городского пространства. Насколько пригодны эти аргументы в нашей ситуации? В целом не было бы ничего неожиданного в том, чтобы сходным образом рассуждали и у нас все те, кто борется за демократию и против глобального капитализма, хотя, как правило, эти два рода борьбы у нас гораздо реже связаны между собою, чем на Западе. Если там речь идет о локальной борьбе против всемирных процессов, то у нас - о, некоторым образом, всемирной борьбе против локальных процессов, в которой общечеловеческие ценности и мировая общественность, по идее, находятся по одну сторону, а местная власть, городская и государственная, - по другую.

Тем не менее, это не значит, что марксистская социальная география не релевантна для тех, кто борется за право на город, за публичные места для общественности. Сам принцип анализа вполне может быть взят на вооружение - это почтенная традиция, представленная хорошими именами и школами, работающий механизм аргументации. Видимо, ученым здесь надо начинать именно с общего анализа того, как, кем и в рамках какой логики производится у нас городское пространство. Нужно связать локальные процессы с государственными и мировыми. Нужно общие принципы превратить в конкретный исследовательский результат и показать альтернативу. Все, что власти называют объективным и нерушимым должно быть разоблачено как произведенное и поддающееся преобразованиям (с этим аргументом плохо сочетается аргумент об исторической сакральности публичных мест, но тут уж придется выбирать).

Все это может иметь научное и политическое значение. Что же касается собственно движений, востребующих в наших условиях право на город, они будут развиваться своим чередом, не дожидаясь научных результатов. Когда и как политика и наука пересекутся, покажет будущее.

Михаил Блинкин (Научный руководитель НИИ транспорта и дорожного хозяйства):

Сугубо городской тип общественной активности, рассмотрению которого посвящена статья, удивительным образом сочетается здесь с признаками деревенской лавки, в которой, как известно, \ все вместе: «деготь, керосин, сельди, капуста, ситец, баранки, гвозди...».

Начну с того, что город (burg) как таковой - это населенное место, которое является буржуазным, так сказать, по определению. Социалистический (или же авторитарно управляемый) город это не более, чем мрачный оксюморон.

Право горожан свободно собираться на площадях без разрешения (или, тем более, без приказа) начальства куда более значимый \ признак города, нежели все позднейшие цивилизационные достижения в сфере застройки, планировки и коммунального хозяйства. Нормальный, полноправный и полно ответственный горожанин сочетает в себе три сущности: собственника, налогоплательщика, избирателя. Массовые мероприятия, проходившие под лозунгом «За честные выборы» на сугубо добровольной и вполне спонтанной основе в декабре 2011 и весной 2012 гг., собрали по преимуществу именно такую, вполне буржуазную публику. В этом смысле они были истинно городскими событиями.

Массовые мероприятия, организованные в тот же период на «добровольно-принудительной» и/или «покупной» основе, полностью укладывались в практику социалистических и/или авторитарно управляемых городов-оксюморонов и, следовательно, являлись по своей сути событиями сугубо антибуржуазными и антигородскими.

У движения «За честные выборы» нет ничего общего с движением «Occupy Wall Street (and around the world)». Массовку последнего составляли и составляют фрирайдеры (free riders), по-русски говоря, халявщики. В этом смысле у движения «Occupy ...» гораздо больше общего с московскими «демонстрациями трудящихся». Зарубежные любители халявы сознательно (или же по недомыслию) разрушают основы давно сложившегося и четко институализированного нормального (то есть буржуазно-демократического) городского бытия. У себя на родине мы эти основы все еще не сформировали; участники наших свободных митингов стараются по мере сил процесс их формирования ускорить, участники массовых мероприятий, организованных «по зову партии, по велению сердца», его тормозят.

Еще одно смешение такого же рода связано с поразительной симпатией авторов к старым и новым левым идеологам марксистского (около марксистского, антимарксистского, etc.) толка. Экспериментальный факт заключается в том, что на этом коньке добраться до города, «открытого для людей и высказываний», увы, решительно невозможно. Вся эта розоватая фразеология при минимальном приближении к практике оборачивается факельными шествиям или (в мягком варианте) милицейскими эстафетами по Садовому кольцу. \ И, разумеется, пресечением всяческой спонтанной активности горожан.

Теперь о «правилах игры в публичном пространстве большого города». Такие правила в просвещенном мире, в самом деле, существуют. Только вот, изучать их надо, обращаясь к первоисточникам, которыми являются вовсе не труды Лефевра и Харви, но конкретные городские bylaw, в том числе руководства по организации городского хозяйства, пешеходной среды и дорожного движения. Некоторое время назад, я коротко рассказал о сути дела в своей заметке .

Нет нужды пересказывать ее содержание. Напомню только типичный пример требований, предъявляемых к организаторам массовых мероприятий на Трафальгарской площади в Лондоне. Здесь громкость звука не должна превышать 75 децибел, а используемые частоты не должны мешать проведению службы в близлежащей церкви Святого Мартина в полях. Не более того...

Кстати сказать, организаторам мероприятий предоставляется доступ к 13-амперной розетке, находящейся в основании колонны Нельсона.

Александра Игнатович (Европейский гуманитарный университет, Вильнюс)

Если взять за отправную точку в осмыслении вопроса о пространственном измерении политических событий последних месяцев в Москве и Санкт-Петербурге утверждение Анри Лефевра о том, что (социальное) пространство является (социальным) продуктом, а любой тип производства конструирует соответствующий тип пространства, то может оказаться, что выступления оппозиции не столько производят пространство для выражения гражданской позиции, сколько воспроизводят уже существующий, \ гегемонный тип производства общественного пространства.

10 марта в Москве, на Новом Арбате, прошел очередной митинг оппозиционных сил «За честные выборы. «Санкционированность» митинга, необходимость получения не только согласия городских властей на подобного рода активности горожан, но и переговоров относительно непосредственно места проведения гражданской акции и количества участников, очевидным образом маркируют механизмы включения протестных выступлений в доминантную властную структуру. Устанавливая правила пользования общественным пространством, власти тем самым «обезвреживают» любые действия горожан, направленные, в том числе, и на пересмотр распределения ресурсов производства городского пространства. Нарушители данных правил наказываются, само наказание (лишение свободы либо же штраф), с одной стороны, определяет границы легального пользования городским пространством, а с другой - маргинализирует определенные стратегии освоения городского пространства горожанами. Так из дел и приговоров С. Удальцова, А. Навального и Э. Лимонова следует, что противозаконны не только массовые шествия и акции горожан без получения разрешения городских властей, но и организация встреч (т.е. производство «места встречи» в терминологии Дорин Мейси) с целью обсуждения различных позиций горожан. Таким образом, устанавливая пространственные границы, власть включает протестные по отношению к ней самой выступления горожан в доминантную структуру.

Данная структура представляет собой вертикальный тип отношений и пространство, производимое ею, соответственно, является иерархическим. Однако в данном случае иерархия образуется не только в отношениях власть-горожане, иерархически упорядочено и пространство митинга, т.е. отношения самих горожан, выражающих свою гражданскую позицию. Лучшей иллюстрацией данного утверждения является, на мой взгляд, один из фотоснимков с акции 10 марта. Данный снимок и подпись к нему - «персонал соседнего ресторана внимательно наблюдает за происходящим» - ставят вопрос о том, кто владеет достаточными ресурсами, чтобы с одной стороны выражать свою гражданскую позицию, а с другой - трансформировать городское пространство. И этот вопрос также открывает новый аспект дискуссии о том, кому принадлежит пространство города и каковы стратегии освоения и, соответственно, производства пространства мигрантами, не-гражданами, постоянно проживающими в данных городах, маргинальными индивидами, либо же теми, чья позиция в равной степени альтернативна как властям, так и организаторам (но отнюдь не всем собравшимся) митингов и акций оппозиции. Кроме того, важно отметить, что и сами участники митингов не представляют однородной социальной группы - типы их отношений также структурированы иерархически в зависимости от обладания ресурсами к производству пространства, к высказыванию. Так, очевидно, что непосредственные организаторы акций, являясь в определенной степени представителями определенных групп, тем не менее обладают большими ресурсами, чем собравшиеся на митинг горожане. Интересно, что ресурсом для производства высказывания и репрезентации стала креативность - именно создатели разнообразных плакатов, костюмов и слоганов на равных с политическими и гражданскими деятелями стали репрезентировать протестное движение в российских городах.

Однако, если вспомнить об отказе со стороны организаторов в участии в митинге представителям «Партии любви» (лидер которой избрал также довольно креативный метод организации городской акции), то окажется, что границы, которые образуются в следствиее пересечения разнообразных мест (сконструированное властями, митингующими и теми, кто был не допущен в данное место либо же лишен ресурсов для участия в его производстве), в свою очередь конституируются и поддерживаются социальными отношениями власти и/или исключения. Таким образом, с одной стороны пространство производится вертикальными отношениями власти-горожане, но также и не менее вертикальными отношениями горожане-горожане. В следствие данного производства образуются социально-пространственные формы нормативности и исключенности: участие в санкционированной («рафинированной») акции легально, в то время, как отклонение от предписанной властью (в данном случае теми, кто в конкретной ситуации обладает властным ресурсами - в случае с «Партией любви» это представители организаторов митинга) стратегии действия маргинализирует индивидов, исключая их из общественного пространства (в том числе и путем лишения свободы).

Однако из этого не следует, что стратегией, подрывающей доминантный тип производства пространства, является проведение несанкционированных митингов и открытая конфронтация с городскими властями. В данном случае также неизбежно производство иерархически структурированного пространства, т.к. большая часть участников акций всегда обладают меньшими ресурсами к производству структуры властных отношений, чем к воспроизводству уже существующей.

На мой взгляд, сам вопрос о возможностях трансформации городского пространства и его «освоения» горожанами может лежать в плоскости размышлений о производстве мест периферийных, подвижных, границы которых были бы прозрачны и обозначали бы не закрытость данных мест, однако существование соседних по отношению к ним. Возможности возвращения городского пространства горожанам видятся мне в отказе от стратегий, воспроизводящих иерархический и вертикальный тип производства пространства, среди которых и борьба с данным типом производства, и борьба с целью замещения одной иерархической структуры другой. Данные возможности, на мой взгляд, можно найти в плоскости образования локальных сообществ, которые бы понимались как подвижная сеть социальных отношений, необязательно закрепленных территориально, но определяющихся социальными отношениями и символическими значениями. Места, образующиеся данными сообществами, предполагают тип пространственного производства, для которого характерны личные контакты между участниками данного сообщества и представителями альтернативных ему. При этом именно развитие горизонтальных связей внутри данных сообществ и, следовательно, пространства, производимого данным типом отношений, является залогом пересмотра вопроса о том, кому же принадлежит городское пространство.

Фотография: РИА-Новости

Весь январь жители Троицка обсуждали, должна ли в городе появиться мегашкола, искали недостатки существующего проекта и предлагали свои варианты.

На публичные слушания, завершающиеся на днях, был вынесен готовый проект, который не может претерпеть значительных изменений. В то же время основная идея современного градостроительства заключается в том, что обыватели имеют право участвовать в проектировании пространства, которое их окружает.

Как появилась идея о том, что горожане могут сами принимать решения? Нужно ли это самим жителям, и для чего? Как они могут использовать это право, чтобы добиться наиболее эффективных результатов?

«Кто твой город» сделал подборку пяти книг, которые стоит прочесть, чтобы понять идею «права на город».

М.: Новое издательство, 2015

Джейн Джекобс. Смерть и жизнь больших американских городов.

Это классика. Книга была издана в 1961-м, и именно с неё началась современная урбанистика. Американская писательница и активистка Джейн Джекобс впервые поставила вопрос, что важнее: изящность дизайна или комфорт жителей? В своей книге она вдоль и поперёк критикует устройство американских мегаполисов 50-х с их сверх-рациональной планировкой и красивыми, но совершенно непригодными для жизни задумками.

Джекобс предлагает идти от частного к общему. В начале понять, что нужно конкретному горожанину, и только потом, отталкиваясь от опыта этого самого горожанина, начинать планировать городскую среду. Неважно, что дизайнер знает, где красивее проложить дорожку. Важно, что по ней будет ходить конкретный человек. Поэтому и строить её следует там, где он ходит чаще всего.

Сейчас многие идеи Джекобс кажутся настолько очевидными, что сложно представить, как когда-то о них не думали вовсе. Идеи о том, что у людей разный уровень дохода и разные интересы, они отличаются своими запросами и потребностями. И о том, что в разных районах одного и того же города живут совершенно разные сообщества. Эти различия необходимо учитывать при проектировании городской среды.

Практики общественного участия в формировании среды больших и малых городов. Вологда: Проектная группа 8, 2015.

Генри Санофф. Соучаствующее проектирование.

Книга вышла в 2010-м и описывает множество современных кейсов по всему миру, в которых жителям удавалось повлиять на политику городских властей. Профессор, мировой идеолог сочувствующего проектирования Генри Санофф рассматривает участие граждан в принятии решений как важнейший принцип работы демократии. Власть граждан, по ему мнению, не должна ограничиваться голосованием на выборах.

Три раздела книги посвящены проектированию малых городов, городских кварталов и общественных учреждений. Но, пожалуй, самым важным является четвёртый раздел -приложение. Оно содержит детальные инструкции по воплощению описанных историй в реальной жизни: планы проведения дизайн-игр и воркшопов, советы по использованию исследовательского инструментария и повышению эффективности проектов. Прямо сейчас, во время жарких дебатов про строительство школы, секреты Генри Саноффа пригодились бы многим троичанам.

Заказать на OZONе.

СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2013

Мишель Де Серто. Изобретение повседневности.

Переиздание текста 1980 года. Французский философ и антрополог Де Серто, вслед за Лефевром, пишет о том, как важно, чтобы житель грамотно использовал городское пространство. Учёный считает, что именно через захват пространства власть реализует свои стратегии. Государство ставит заборы, прокладывает маршруты, выделяет большие территории под свои нужды. Так оно навязывает гражданам свою повестку, демонстрирует, что важно, а что нет.

Жители могут и должны бороться с захватом пространства, отвечая властям тем же. Их задача - присвоить себе городскую территорию. Сделать это можно самыми разными способами: рисуя на асфальте, протаптывая новые пешие маршруты во время прогулки или сажая грядки прямо во дворах.

Мы живем в эпоху, когда идеи прав человека заняли центральное место как в политическом, так и в этическом поле. Огромные усилия тратятся на доказательство их значимости для созидания лучшего мира. Но большая часть используемых концепций не представляют собой серьезного вызова доминирующей либеральной и неолиберальной рыночной логике или господствующим моделям легитимности и государственного вмешательства.

Способствовали ли грандиозные темпы и масштабы урбанизации последних ста лет росту благополучия человечества? Город, по словам городского социолога Роберта Парка, - это “наиболее успешная попытка человека преобразовать мир, в котором он живет, в нечто, более отвечающее его душевному миру. Но, если город - это мир, созданный человеком, это тот мир, на жизнь в котором он отныне обречен. Таким образом, не вполне напрямую и без особо четкого представления о том, что он творит, создавая город, человек преобразовывал себя”.

Дэвид Харви - Социальная справедливость и город

Серия STUDIA URBANICA

Перевод с английского Е. Ю. Герасимовой

Москва: Новое литературное обозрение, 2018. - 440 с.

ISBN 978-5-4448-0771-2

Дэвид Харви - Социальная справедливость и город – Содержание

Введение

Часть I Либеральные формулировки

Глава 1. Социальные процессы и пространственная форма

(1) Концептуальные проблемы городского планирования

• Географическое воображение vs социологическое воображение
• К философии социального пространства
• Некоторые методологические проблемы в зоне взаимодействия дисциплин
  • 1. Индивидуация
  • 2. Смешение
  • 3. Статистический анализ
• Стратегия работы в зоне взаимодействия дисциплин

Глава 2. Социальные проблемы и пространственная форма

(2) Перераспределение реального дохода в городской системе

• Распределение дохода и социальные цели городской системы
• Некоторые характеристики, управляющие распределением дохода
  • 1. Скорость изменений и регулирование дохода в городской системе
  • 2. Цена доступности и издержки близости в городской системе
  • 3. Внешние эффекты
• Перераспределительные эффекты изменения расположения мест занятости и жилья
• Перераспределение и изменение стоимости прав собственности
• Доступность и стоимость ресурсов
• Политический процесс и перераспределение реального дохода
• Социальные ценности и культурная динамика городской системы
• Пространственная организация и политические, социальные и экономические процессы
  • 1. Обеспечение и контроль над смешанными общественными благами в городской системе
  • 2. Региональная и территориальная организация в городской системе
• Заключительный комментарий

Глава 3. Социальная справедливость и пространственные системы

• “Справедливое распределение”
• Территориальная дистрибутивная справедливость
  • 1. Потребность
  • 2. Вклад в общее благо
  • 3. Заслуги
• Как достичь справедливого распределения
• Справедливое распределение справедливым способом: территориальная социальная справедливость

Часть II Социалистические формулировки

Глава 4. Революционная и контрреволюционная теории в географии и проблема формирования гетто

• Еще о революционных и контрреволюционных теориях

Глава 5. Потребительная стоимость, меновая стоимость и теория городского землепользования

• Потребительная и меновая стоимость земли и ее благоустройства
• Теория городского землепользования
• Микроэкономическая теория городского землепользования
• Рента и распределение городской земли под разные типы пользования
• Заключение

Глава 6. Урбанизм и город: интерпретативное эссе

• Способы производства и способы экономической интеграции
• Способы производства
• Способы экономической интеграции
  • 1. Реципрокность
  • 2. Интеграция через перераспределение
  • 3. Рыночный обмен
• Города и прибавочный продукт
• Прибавочный продукт и истоки урбанизма
• Прибавочная стоимость и концепция прибавочного продукта
• Прибавочный труд, прибавочная стоимость и природа урбанизма
• Урбанизм и пространственное обращение прибавочной стоимости
• Выводы
• Способы экономической интеграции и пространственная экономика урбанизма
• Различия внутри способа экономической интеграции
• Обращение прибавочного продукта и сбалансированное влияние способов экономической интеграции в городской пространственной экономике
  • 1. Модели географической циркуляции прибавочной стоимости
  • 2. Города средневековой Европы
  • 3. Процесс рыночного обмена и метрополисный урбанизм в современном капиталистическом мире
  • 4. Перераспределение и реципрокность - силы, противодействующие рыночному обмену в современном метрополисе

Часть III Синтез

Глава 7. Выводы и размышления

• О методах и теориях
  • 1. Онтология
  • 2. Эпистемология
• О природе урбанизма

Право на город (2008)

Библиография

Дэвид Харви - Социальная справедливость и город - Введение

Чтобы объяснить читателю особенности необычной на первый взгляд структуры этой книги, стоит осветить некоторые биографические детали того, как я пришел к ее написанию. После погружения в изучение методологических проблем географии, результаты которого были опубликованы в книге “Объяснение в географии”, я обратился к исследованию философских вопросов, намеренно отодвинутых на задний план в упомянутой книге. В частности, мне казалось важным и необходимым исследовать, как идеи из социальной и моральной философии (идеи, обычно выступающие самостоятельными областями исследования, отделенными от философии науки, которая в то время меня занимала) могут быть связаны с географическими исследованиями и такими областями интеллектуального труда, тесно связанными с географией, как планирование и регионоведение. Мне казалось, что подходящей исходной точкой, например, может быть предположение, что принципы социальной справедливости имеют прямое отношение к применению пространственных и географических принципов в городском и региональном планировании. Поскольку я едва ли мог найти какую-либо научную литературу по этой теме, мне представлялось, что нужно сформулировать на этот счет хоть какие-то соображения, даже если они могли оказаться не вполне адекватными. Продвигаясь к этой главной цели, я очень быстро понял, что ее невозможно достичь, оставаясь на абстрактном уровне. Поэтому я поместил свои поиски в контекст, в который я мог достаточно быстро окунуться и который при этом был бы достаточно широким, чтобы при необходимости предложить реальные примеры в качестве опоры для размышлений. Поскольку я тогда как раз только что перебрался в Балтимор, мне показалось уместным сделать этот город, наряду с другими знакомыми мне городами, площадкой для исследования вопросов, возникающих при проецировании социальных и моральнофилософских соображений на традиционную матрицу географического исследования. Отсюда и возникло увлечение городским планированием, городскими системами и, в конце концов, урбанизмом в целом.

Взаимодействие между изучением “идей ради идей” и результатами исследования материальных условий жизни и опыта привело к эволюции моего общего понимания урбанизма и городских проблем, а также моих взглядов на такие далекие друг от друга темы, как природа пространства, природа теории и, безусловно, природа знания и научного исследования в целом. Главы, представленные в этой книге, были написаны в разные периоды моего продвижения по этой эволюционной дороге и поэтому представляют собой историю формирования точки зрения. Я не считаю эту историю характерной исключительно для меня (хотя, вероятно, кое-что в ней может быть проинтерпретировано именно так). Это та история, которую, кажется, должен прожить каждый, кто ищет адекватный и эффективный способ объединить перспективы социальной и моральной философии, с одной стороны, и проблемы материальной среды, возникающие в городских центрах западного мира, - с другой.

Эволюция, разворачивающаяся от главы к главе, естественным образом порождает противоречия и расхождения между изложенными в них идеями. Общий подход в части II существенно отличается (и я надеюсь, в лучшую сторону) от подхода, используемого в части I. Аналогично и последующие главы обретают больше смысла, если мы понимаем, как пришли к выражаемой в них точке зрения, поэтому важно отследить процесс поиска, происходивший на протяжении подготовки представленных здесь эссе. Также важно отметить, что материал части I не отбрасывается, а включается в часть II, где благодаря другому исследовательскому подходу ему придается новый смысл.

К публикации на русском языке готовится труд французского философа, социолога, создателя концепции «право на город» Анри Лефевра «Производство пространства». Почему эта книга сложна, но обязательна для понимания урбанистики как науки и города как явления, рассказал Станислав Львовский.

Фото: Verhoeff, Bert / Anefo, en.wikipedia.org

Книга Анри Лефевра «Производство пространства» впервые была опубликована в 1974 году, и за прошедшие с тех пор сорок с небольшим лет она породила бесчисленное множество других текстов: от развивающих идеи Лефевра, как например, работы Дэвида Харви , Эдварда Соджа , Долорес Хэйден и даже Фредрика Джеймесона ; или прямо оспаривающих их, вроде Мануэля Кастельса и Тима Анвина ; до книг и статей, пытающихся прояснить или перетолковать «Производство пространства» всеми возможными и невозможными способами. Вряд ли большим преувеличением будет сказать, что «Производство пространства» лежит в фундаменте современной урбанистики. Выход этой работы на русском языке — настоящее событие. Среди многочисленных пробелов в отечественном гуманитарном книгоиздании отсутствие перевода opus magnum Лефевра был одним из наиболее вопиющих.

Лефевр ставит пред собой задачу разработать такую теорию пространства, которая позволила бы нам пройти между Сциллой и Харибдой — двух одинаково несостоятельных представлений о нем. Пространство можно, с одной стороны, рассматривать «как таковое», то есть как совокупность естественно данных (объективно существующих) материальных объектов. С другой — пространство может быть понято исключительно как совокупность идей и представлений о нем, выраженных в репрезентациях, в основном дискурсивных. В первом случае пространство оказывается не более чем «контейнером», внутри которого происходят социальные процессы. Во втором — исключительно культурным/социальным конструктом, не имеющим свойств кроме тех, что мы ему присваиваем.

Вместо этого Лефевр предлагает считать пространство одной из «конкретных абстракций», таких как «деньги» или «товар» у Маркса. «(Социальное) пространство есть (социальный) продукт, — говорит Лефевр. — На первый взгляд, это утверждение близко к тавтологии, то есть к очевидности. Однако, прежде чем его принять, его стоит изучить подробнее, рассмотреть его импликации и следствия. Мало кто согласится с тем, что при современном способе производства и в „действующем обществе“, каково оно есть, пространство обрело своего рода собственную реальность, наряду с (и в рамках того же всемирного процесса) товаром, деньгами, капиталом, только иначе.<...> Пространство служит орудием как мысли, так и действия, является одновременно как средством производства, так и средством контроля, а значит, господства и власти — но при этом не вполне подвластно тем, кто его использует».

Уже по этому отрывку ясно, что «Производство пространства» вовсе не обещает читателю простой жизни. Действительно, это сложная, во многих местах темная книга, подразумевающая знакомство, по крайней мере, с базовыми трудами европейской философии (и уж точно с Марксом) и написанная языком, весьма далеким от простоты или ясности. Тому есть причины. Когда мы говорим о пространстве, точнее — о нашем понимании пространства, как можно проще, мы теряем множество важных нюансов. Проблема заключается в том, что не существует базовой теории, позволяющей описать отношения между социальными и пространственными структурами. Говоря словами Билла Хиллиера , «отсутствие какой бы то ни было общей модели соотнесения пространственных структур и общественных формаций <...> происходит из того, как концептуализируется проблема (что, в свою очередь, связано с тем, как социальные теоретики видят общество), — а именно с тем, что рассматриваются отношения между материальной реальностью физического пространства, лишенной социального измерения, — и абстрактной реальностью социальных отношений и институций, лишенной измерения пространственного». Далее Хиллиер указывает, что «социальное может соотноситься с пространством по некоторому закону, только если общество заключает в себе свое собственное пространственное измерение, и точно так же пространственное может соотноситься с обществом по некоторым законам, только если форма его определяется присущими ему социальными отношениями». Иными словами, у нас нет грамматики и даже словаря, позволяющих переводить с пространственного языка на язык социальный.

В «Производстве пространства» Лефевр не предлагает ни такой грамматики, ни такого словаря. Их не существовало в 1974 году, не существует и в 2015-м. Он предлагает подход к проблеме, который оказывается во многих (совсем не во всех) случаях ресурсным. Он полагает, что, изучая пространство, мы должны научиться видеть его в трех планах одновременно. Речь идет о так называемой «триаде Лефевра».

Первый план — репрезентации пространства. То, как пространство понимается и интерпретируется профессионалами, чья работа с ним связана: архитекторами, урбанистами, географами, инженерами и политиками. Это они контролируют дешифровку соответствующих практик, в результате чего репрезентации пространства оказываются репрезентациями идеологий. По Лефевру репрезентации пространства определяются производственными отношениями и тем порядком, который они формируют.

Второй план — пространства репрезентации, или «проживаемое пространство». Он образуется недискурсивным, повседневным опытом проживания пространства. Примерно это имеют в виду современные урбанисты, когда говорят о месте (place) в противоположность пространству (space). «Родина», или «малая родина», или «дом, где я вырос» как раз об этом. Здесь воображаемое неотделимо от реального, и именно здесь мы видим отношения власти. Но вместе с тем здесь же возникает возможность появления «других пространств», пригодных для сопротивления повседневному порядку.

Наконец, третий план — это собственно практики производства материальной формы социального, например, open space в офисе, публичное пространство в городе или самострой на окраинах. Практики производства пространства связывают репрезентации пространства и пространства репрезентации.

Эта модель позволяет уйти от дихотомического подхода к теории пространства, который критикует процитированный выше Хиллиер. «Производство пространства» предлагает нам модель, альтернативную противоположениям природного и социального/культурного. И поскольку лефевровская теория пространства является частью широко понимаемой критической теории , особенно важным здесь оказывается то, что отношения между составными частями его триады не являются раз навсегда заданными или вообще стабильными. Напротив, они подвижны, могут меняться и быть изменены. Именно отсюда возникает представление о «праве на город» , в значительной степени определяющее политическую повестку урбанистики последних лет.

«Производство пространства» — вовсе не «общая теория всего». Напротив, невозможно не заметить, что, находясь, как уже было сказано, внутри парадигмы критической теории, которая заметно смещена от рефлексии к непосредственному политическому действию, в терминах понимания книга эта предлагает только один из возможных подходов. Несомненная заслуга Анри Лефевра, однако, состоит в том, что он, если не первым осознал, то уж точно одним из первых (не то, чтобы я хотел здесь принизить заслуги Зиммеля, Шмитта и многих других) всерьез задумался о базовых проблемах, лежащих в самой основе наших попыток понять и описать пространство. Не холмы, реки, здания, деревни, тротуары и автобаны, а пространство как таковое, определяющее нас в той же степени, в какой мы определяем его.

И это действительно важно, может быть, даже важнее всего остального. Потому что мы существа пространства. И даже о времени мы, как заметил однажды Анри Бергсон , говорим словами пространства: прошлое, остающееся позади; ожидающее нас впереди неизвестное будущее.

Процесс гуманизации городов и бизнеса развивался почти однинаково. После ряда событий (например, революция студентов «Красный май» во Франции 1968 года) и движений (скажем, хиппи, профсоюзы, зеленые) к концу XX века в Европе и Северной Америке сложилась новая система административных и корпоративных ценностей, опирающаяся в основном на концепцию устойчивого развития. Возникли феномены «социального государства», «права на город», «корпоративной социальной ответственности».

В социальном государстве, соблюдение принципов которого включено в конституции десятка стран, в том числе Российской Федерации, достижение общественных благ названо приоритетом государственного управления и местного самоуправления, а способ достижения – перераспределением части доходов богатых бедным. На этом принципе стали строиться как местные социальные, так и корпоративные социальные политики, предполагающие, помимо перераспределя­емых государством доходов от налогообложения, софинансирование некоторых программ из части прибыли организаций.

Город больше не может игнорировать бизнес, а бизнес – город. Наряду с горожанами ответственный бизнес имеет безусловное право на город присутствия. Так же и все чаще к городским гражданам – горожанам применяется понятие «ответственный горожанин», подразумевающее, что помимо добровольно взваленной на себя ответственности он должен иметь больше прав, чем безответственные городские жители

Под давлением местной общественности, которая также претендует на все большее участие в местном управлении, и по ряду других причин доля внебюджетных программ финансирования социальных практик на территориях постепенно растет. Анри Лефевр под впечатлением от студенческих волнений в Париже тогда же, в 1968 году, сформулировал потребность в радикальном увеличении прав горожан на управление городским пространством. Продолжатель этой линии рассуждений Дэвид Харви уточнил, что «право на город – это гораздо больше, чем просто индивидуальная свобода доступа к городским ресурсам: это наше право менять самих себя, меняя город». В интервью журналу Spiegel в 2013 году Харви привел примеры возвращения гражданами прав на город: «Много чего вращается вокруг такого понятия, как “городское общее” (urban commons). И тот факт, что центральные площади городов являются общественными, – это важный фактор в утверждении права на город, что и продемонстрировали участники движения “Оккупай” в Нью-Йорке и Лондоне, когда они захватили приватизированные парки. В этом контексте мне нравится историческая модель Парижской коммуны – тогда люди, проживавшие на городских окраинах, возвращались в центр города и тем самым возвращали себе право на город, из которого их ранее изгнали».

Концепция «право на город» до недавнего времени предполагала лишь расширение прав горожан, но в последнее десятилетие являет все больше примеров претензий на это право со стороны бизнеса. Скажем, часть российских компаний в своих социально ориентированных практиках не ограничиваются помощью власти в улучшении социальной политики, но ставят перед собой задачи по созданию условий для социально-экономического развития территорий присутствия. Так, в Социальном кодексе компании «Лукойл» провозглашена ответственность за развитие монопроизводственных населенных пунктов, предусмат­риваются меры в области охраны природы, развития образования, науки, культуры, спорта и сохранения национально-культурной самобытности населения, проживающего в районе деятельности компании. «Норильский никель» совместно с местной администрацией разработал стандарты стоимости образовательных и медицинских услуг для Норильска с учетом специфики территории и стратегии поддержки бюджетной инфраструктуры города. Эти стандарты повысили эффективность использования средств городского бюджета. «Объединенная металлургическая компания» заключила соглашение с администрацией Нижегородской области о том, что налоговые отчисления ОМК, превышающие запланированные в консолидированном бюджете области, будут направляться в местный бюджет Выксунского района и расходоваться целевым образом на решение социальных проблем.

Анри Лефевр

Анри Лефевр (16.06.1901–29.06.1991) – французский социолог и философ, теоретик нео­марксизма. Автор концепции «право на город».

В 1920 году окончил Сорбонну. В 1924-м стал сооснователем философского кружка (фр. Philosophies), ищущего «философскую революцию», который имел связи с сюрреалистами и склонялся в сторону Французской коммунистической партии (фр. PCF). В 1928 году Лефевр вступил в PCF. В 1930–1940 годах – профессор философии, после немецкой оккупации Франции – в рядах Сопротивления. В 1944–1949 годах – директор радиостанции Radiodiffusion Française в Тулузе. В 1958 году Лефевра исключают из PCF, откуда он уходит в ситуационизм. В 1963-м его исключают из Ситуационистского интернационала.

С 1961 года преподавал социологию в университете Страсбурга, с 1965 года в новом университете в Нантере. Среди студентов слыл одним из наиболее уважаемых преподавателей и вольно или невольно повлиял на восстание студентов «Красный май» в 1968 году.

Приведенные примеры есть не что иное, как претензия на участие в территориальных политиках.

Корпоративная ответственность за территории присутствия

Причиной тому – эволюция корпоративной социальной ответственности (КСО) и концепция устойчивого развития. По мере признания бизнесом (или понуждения бизнеса к признанию) ценностей устойчивого развития и принципов корпоративной социальной ответственности последний постепенно втягивается в развитие территорий присутствия. Примерно тем же темпом и местное самоуправление поступается приматом права на централизованное управление территорией, хозяйством и финансами в пользу прямого соучастия местных сообществ и бизнесов.

Эта взаимность не столь прозаична и благостна. Бизнес и власть по определению не готовы поступаться своими интересами, первый – доходами, вторая – полномочиями.

Бизнес и в развитых-то странах не особенно рад встревать в несвойственные и «непрофильные» виды деятельности, сопровождаемые нежелательными издержками, а в развивающихся странах, например БРИКС, тем более стремится, наоборот, обосабливаться от местных проблем и прихотей так называемых стейкхолдеров. Поэтому-то с начала ХХI века, когда КСО стала нормой (или, точнее, добровольно-принудительным условием) для публичных компаний, большинство социально и экологически ориентированных мероприятий бизнеса на территориях присутствия оставались по сути маркетинговыми, PR- и GR-акциями. Да и по сей день, если чуть копнуть, такая политика компаний превалирует. К социально ответственным акциям компании прибегают нехотя, руководствуясь больше мотивами профилактики конфликтов и необходимостью заполнения нефинансовой отчетности. Имидж ответственной компании стал приносить экономические выгоды совсем недавно и далеко не везде. На развитых рынках флер ответственности отсекает неблагонамеренных конкурентов, и контрагентам проще, во избежание недоразумений, контрактоваться с компанией, проповедующей КСО, чем с неопределившейся. В развивающихся странах в подавляющем большинстве случаев контрагентам, государствам и мэриям все равно, лишь бы бизнес развивался, инвестиции приходили и налоговые поступления росли. Хотя, как говорится в русской пословице, «коготок увяз – всей птичке пропасть». В том смысле, что, опять же следуя поговорке «лиха беда – начало», бизнес втягивается в социальные отношения, увеличивая бюджеты КСО везде, будь то в развитых или в развивающихся странах. Также расширяется и сфера применения, и спектр методов и практик КСО.

Дэвид Харви

Дэвид Харви (род. 7 декабря 1935 года) – англо-американский географ, представитель школы пространственного анализа, один из основателей «радикальной географии».

В начале 1990-х был самым цитируемым географом в мире. Начинал как историк-географ, со временем увлекся математическими методами в географии и стал автором одной из наиболее известных книг школы пространственного анализа «Объяснение в географии» (Explanation in Geography, 1969).

С начала 1970-х годов резко сменил направление деятельности, начал изучать проблемы социальной справедливости. Будучи марксистом, делает акцент на экономической составляющей неравенства.

В 1969-м перебрался в США и поселился в Балтиморе, совмещая изучение городских гетто с преподаванием в местном университете. Далее читал лекции во многих университетах мира. В настоящее время профессор в Университете Нью-Йорка.

Сложно подсчитать, но даже в России, где число предприятий, придерживающихся стандартов КСО, исчисляется лишь несколькими сотнями, объем «социальных инвестиций» только по официальным программам КСО, вероятно, уже перевалил за 100 млрд рублей в год. И это без учета неналоговых отчислений других, «безответственных» предприятий на нужды территорий. То есть социальные траты бизнеса всех размеров на развитие территорий России, не считая коммерческих инвестиций, превышают масштаб многих государственных программ (например, бюджет Фонда поддержки моногородов, коих в России 319, составляет чуть более 30 млрд рублей). Эти огромные деньги расходуются все более аккуратно. Ужесточаются правила оформления проектов, ведутся сложные согласования. Экономика социальных инвестиций из незначимой статьи затрат превращается для многих участников КСО в осознанный предмет де­ятельности со своим структурированным бюджетом, штатом сотрудников, мотиваци­ями и схемами (в том числе теневыми), тендерами, контрагентами, отчетностью и оценкой эффектов. Есть, правда, одно «но». Территория присутствия чаще всего не рассматривается предприятием-благодетелем как ресурсная мощность в совокупности, как целостная сфера потенциальной доходности на мультипликативных, косвенных эффектах от социальных инвестиций, а не только от прямой продажи производимых бизнесом товаров и услуг.

Другая сторона отношений – муниципалитет не жаждет «пускать козла в огород», потому что не считает бизнес компетентным в управлении местным хозяйством, с одной стороны, а с другой – считает неправомочным, потому что это право не предусмотрено ни конституцией страны, ни законодательством о формировании и полномочиях местных органов самоуправления. Бизнес обязан платить налоги, арендную плату, заработную плату, «делиться», наконец, на местные «бедности», но не соуправлять, не определять местные судьбы.

Urban governance

Чтобы далее не путаться в понятиях, следует оговорить статус территорий присутствия бизнеса. В городах с 2010 года уже живет более половины населения Земли, и, по прогнозам, к 2050 году будут жить не менее 70% (в России уже 74%). Эти оценки не учитывают возможность людей жить в городских условиях независимо от места пребывания благодаря информационным, строительным технологиям и росту мобильности. По этой причине само понятие «территория присутствия» можно, и вполне уместно хотя бы для данной статьи, сузить до понятия города присутствия. Хотя бы потому, что социальное государство и ответственный бизнес призваны увеличивать благосостояние жителей до городского, современного уровня. Таким образом, ответственные политики корпораций можно условно или безусловно (тут уж кому как) локализовать в городах, агломерациях и городских ареалах, воспринимая их как генераторы новых и разных ресурсов развития бизнеса через развитие города.

Лозунг «Выгодно бизнесу – выгодно городу – выгодно горожанам!» должен стать руководством к действию всех не только заинтересованных, но и ответственных за город сторон. В частности, «корпоративный гражданин» далеко не всегда обязан нести бремя исполнения и ответственности за реализацию конкретной социальной инициативы. Да, он финансирует тот или иной проект, но его реализацию логично возлагать на местную некоммерческую организацию, подотчетную уже всем выгодоприобретателям, как финансирующей стороне, так и мэрии и сообществам

Теперь вернемся к правомочиям бизнеса в глазах местных властей. Такими же формальными ограничениями в правомочиях зажаты и горожане. Они разве что имеют право голосовать, ходить на общественные слушания и в крайнем случае выражать свой протест на общественных акциях вплоть до референдумов. Но прямая демократия совсем плохо прививается в развивающихся странах, да и в развитых-то не особенно работает. Вместо нее современные города наполнены сложными конфигурациями отношений, реализующими «право на город» горожан не столько де-юре, сколько де-факто. То есть современная мэрия уже зажата в тисках стольких гражданских условностей, что не способна действовать линейно и вертикально без учета противоречивых интересов разных сообществ, все в меньшей степени официально политических (роль партий на местах заметно снижается везде). Эти самые сообщества, все реже регистрируемые официально, уже способны влиять на городское развитие непосредственно, то есть в обход официальной выборной (представительской) системы. Современная урбанистика готова приводить примеры таких влияний десятками тысяч.

Например, городской «партизанинг» занимает фактически без спроса в мэрии пустующие городские территории под временную (пока) деятельность, и мэрии многих городов проглатывают эти горькие пилюли без всплесков репрессий. Флешмобы обходятся без регистрации, как и иные общественные события. Сбора подписей часто достаточно, чтобы принудить муниципии к принятию соответствующих решений.

Возник термин urban governance (вольный перевод с английского – «городское со-управление»), ставящий городское управление (urban government) в один ряд с гражданским сообществом и лоббистскими институциями бизнесов. Таким образом, право на город для горожан и их сообществ реализуется и усиливается фактически, постепенно меняя сами традиции демократии, усложняя городские перемены, подстраивая их под все большее число позиций заинтересованных сторон.

Корпоративная городская политика

Город больше не может игнорировать бизнес, а бизнес – город. Наряду с горожанами ответственный бизнес имеет безусловное право на город присутствия. Обращаем внимание на прилагательное «ответственный», подра­зумевающее не только официальных адептов КСО, но и любые компании, участвующие созидательно в городской жизни. Так же и все чаще к городским гражданам – горожанам применяется понятие «ответственный горожанин», подразумевающее, что помимо добровольно взваленной на себя ответственности он должен иметь больше прав, чем безот­ветственные городские жители. Однако устоявшийся в практиках КСО термин «корпоративное гражданство» почему-то интерпретируется лишь как форма обязательства в отношениях с заинтересованными сторонами, но не как дополнительный объем правомочий. Гражданское сознание почему-то должно возобладать в корпорации на местах и в странах ее деятельности, но взамен, кроме снисхождения и налоговых льгот, такой корпоративный гражданин не наделяется даже минимумом политических прав. И это притом что он, часто более, чем муниципалитет (муниципалитет и рад бы, да государство отнимает львиную долю налогов и само не прочь играться в социальные политики), привносит социальных благ в городскую среду и жизнь горожан.

Например, программа КСО в городах присутствия корпорации ФОСАГРО Кировске и Апатитах (Мурманская область, Россия) в 2015 году финансировалась в размере около 500 млн рублей, что составляет более 1/6 суммы бюджетов этих городов. Понятно, что доля социальных расходов в данных бюджетах значительно ниже объема социальных инвестиций этого градообразующего корпоративного гражданина.

К сожалению, за бизнесом до сих пор тянется шлейф вестернизированного американскими литературой и кино, да и не только американскими, цинизма, предшествовавшего утверждению КСО. К счастью, те времена прошли и страсти улеглись (справедливости ради следует уточнить, что и до появления КСО многие бизнесмены помогали местным сообществам и городскому развитию), и бизнес в большинстве случаев стал намного «человечнее». Но стереотипы и комплексы недоверия преодолеваются всегда болезненно и долго, и потому ожидать мгновенного признания местными властями прав ответственных предприятий на соучастие в управлении, формировании городских стратегий и правил общежития не стоит. Однако «корпоративное право на город» необходимо признать, и чем раньше, тем лучше, так как только после его признания и определения политических правомочий ответственного бизнеса количество ответственных корпораций, компаний и предпринимателей вырастет многократно. И не надо будет тогда бизнесу «покупать» депутатские места и коррумпировать местных чиновников, чтобы влиять на муниципальные решения. И быть в глазах обывателей злонамеренным стяжателем «городских благ».

Концепция «право на город» до недавнего времени предполагала лишь расширение прав горожан, но сейчас являет все больше примеров претензий на это право со стороны бизнеса. Часть российских компаний в своих социально ориентированных практиках не ограничиваются помощью власти в улучшении социальной политики, но ставят перед собой задачи по созданию условий для социально-экономического развития территорий присутствия

Центр городских исследований Московской школы управления «Сколково» ввел в политический и корпоративный оборот новое понятие «корпоративная городская политика»*, имеющее право на жизнь наряду с иными urban policies, характеризующими в современной урбанистике комплексные и межведомственные программы городского развития (то есть не подконтрольные линейным подразделениям мэрий и, как правило, соуправляемые с местными сообществами).

Ответственное предприятие (корпорация, имеющая предприятия и/или интересы на местах) может претендовать среди прочих гражданских прав на собственную и публичную точку зрения о городском будущем, определяющую как причины социальных инвестиций, так и условия их предоставления «городу». Это же право позволяет ответственному бизнесу соопределять совместно с местным самоуправлением и общественным мнением локальный инвестиционный климат, например, пускать или не пускать безответственный бизнес (характерный пример – дешевые ритейловые сети, убивающие малый торговый бизнес и из-за дешевизны не реализующие никаких программ КСО в городах присутствия).

Лозунг «Выгодно бизнесу – выгодно городу – выгодно горожанам!» должен стать буквальным руководством к действию всех не только заинтересованных, но и ответственных за город сторон. В частности, «корпоративный гражданин» далеко не всегда обязан нести бремя исполнения и ответственности за реализацию конкретной социальной инициативы. Да, он финансирует тот или иной проект, но его реализацию логично возлагать на местную некоммерческую организацию, подотчетную уже всем выгодоприобретателям – как финансирующей стороне, так и мэрии и сообществам.

Например, именно так сложилось эффективное партнерство градообразующих предприятий в городе Пикалеве (Ленинградская область, Россия), переживших корпоративный кризис и жесткий конфликт с жителями в 2009 году и опосредовавших КСО через фонд Олега Дерипаски «Вольное Дело».

То есть помимо публичной позиции о желаемом будущем города и потенциальных выгодах для предприятия в случае реализации такого сценария предприятию рационально формулировать публичные стандарты собственной КСО применительно к данному городу.

Такие публичные стандарты приняты корпорацией «Северсталь» в городе Череповце (Россия). Практики КСО «Северстали» также стали показательными для ответственных компаний России. Можно утверждать, что эта корпорация – пионер «корпоративной городской политики».

Признаков и проявлений еще не сформулированных и не декларируемых городских корпоративных политик много.

Наиболее показательным из известных нам примеров «корпоративной городской политики», созданной под руководством именитых международных консультантов от КСО, является политика металлургической корпорации ДТЭК (Украина) по интеграции международных подходов КСО в развивающуюся экономику территорий присутствия, сформированная в 2013 году. Ее цель – укрепление экономического потенциала территорий присутствия и развитие социального предпринимательства. Политика предусматривала создание агентства местного экономического развития и инвестиции в развитие социальных предприятий. Общая сумма финансирования ДТЭК социальных программ в 30 городах и поселках Украины – более 362 млн гривен.

Корпоративная политика ДТЭКа включала в себя:

• трехлетнюю стратегию социального партнерства ДТЭКа и муниципалитетов присутствия компании с утвержденными социальными проектами на 2013–2015 годы;
• декларацию социального партнерства, подписанную представителями 19 городов и четырех районных центров Украины;
• проведение конкурсов социальных проектов среди населения на условиях софинансирования их реализации;
• образовательные инициативы;
• реализацию стратегических проектов: помощь в формировании градостроительной документации, помощь в привлечении доноров для финансирования проектов, развитие социально значимой инфраструктуры, проведение энергоаудитов;
• обучение органов исполнительной власти навыкам работы с потенциальными инвесторами и донорами.

Усложнение логики

Предупреждаем на всякий случай, что из вышеприведенных аргументов и утверждений не следует делать вывод о том, что рост «корпоративного политического сознания» есть деятельность против местных и вышестоящих властей или политических устоев. К счастью и определенно нет, просто усложнение города неизбежно ведет к усложнению отношений, логики и механизмов принятия решений, в которых бизнес и власть, как бы того не хотели, вынуждены опираться друг на друга на основе прав, правомочий и ответственности перед жителями/гражданами/работниками и пространством. Таким образом, «корпоративное право на город» – такая же неизбежность, как и «личное право на город», – пробивает себе дорогу в местную политику. Его проявления могут быть разнообразными. Новые традиции соуправления городами в странах БРИКС сложатся еще не скоро, и чем раньше заинтересованные стороны начнут их складывать, тем лучше для всех.

Корпоративная городская политика как новый комплексный инструмент воздействия на города присутствия призвана послужить росту корпоративных правомочий в управлении городским развитием к совместной пользе бизнеса, горожан и местного самоуправления.